вам это время и даже экипаж предоставлю.
– Буду очень признателен, – согласился раэн. – Годы мои уже не те, чтобы на конях скакать.
– Вот и отлично.
Мужчины поняли друг друга. Оставалось еще, чтобы их решение поняла и приняла незнакомая эсса, но и в ней эс Малавия не сомневался. Женщины, конечно, бывают дурами, но тогда они ничего нового не придумают, так всю жизнь за мужем и просидят. Ровно.
Что ж.
Еще немного подождем.
3
Али сидел в кустах и тихонько хныкал.
Плакать он не мог, слезы закончились, просто скулил на одной ноте, как щенок. Безнадежно и устало.
Больно так…
Так больно…
Когда тебе всего девять лет, страшно осознавать, что жизнь-то уже закончилась. Вот взяла – и завершилась. Раз и навсегда. И ты скоро умрешь, наверное.
А только умереть иногда лучше, чем терпеть весь этот кошмар. Али точно знал: если еще раз он такое увидит, то сойдет с ума. И будет кричать, и кричать, и кричать, и его тоже швырнут на корм тварям. А так все начиналось…
Бывает в жизни и такое. Когда умирает родами мать, а любящий ее больше всего в мире отец принимает на руки сына. И не проклинает, не злится на существо, которое отняло жизнь у любимой. А наоборот, клянется любить мальчика за двоих. И за себя, и за нее. За ту, которая ушла, едва увидев малыша. Едва успев дать ему имя.
Так у Али и получилось.
И жил он себе спокойно с отцом все девять лет, как драгоценный камень в перстне. Ни в чем не нуждался. Отец, скромный приказчик, так и не взял вторую жену, не привел в дом наложниц, за ним и за сыном приглядывала его мать. Потом бабушку забрал к себе Сантор, и Али везде стал ходить с отцом. Быстро научился тому и этому, умел разговаривать с людьми, примечал качество товара, отец еще смеялся: мол, расти, будешь помощником, а там и приказчиком станешь. Глядишь, и сам лавочку заведешь, я-то не смогу, а ты справишься, малыш.
Лучшей судьбы, чем торговать шелками вместе с отцом, мальчик и не представлял. И в качестве шелка разбирался отменно.
Все хорошее кончилось в единый миг.
Отца зарезали на темной улице. Три раза ударили в грудь ножом, сорвали кошелек с дневной выручкой, и Али, не веря себе, в ужасе стоял над телом единственного близкого человека. Стоял и не мог поверить.
Отец умер?
Но как такое может быть?
Вот же он лежит – и не встанет? Не улыбнется? Не взъерошит сыну мягкие черные волосы?
Али смотрел – и не верил. Смотрел – и не мог понять горя.
Так и не смог его осознать тогда. И потом не смог, потому что вошел в комнату высокий черноволосый мужчина, посмотрел ледяными глазами:
– Племянник? Собирайся, идем…
Только потом Али узнал про дядю Касема и понял, почему ни бабушка, ни отец – никто не общался с ним.
Касем Тас был палачом.
Нет, не просто палачом, – мало ли их в Санторине? Такое же ремесло, как и другие, даже более уважаемое. Все же требует оно и серьезных знаний по медицине, и выдержанности, и много еще чего… хороший палач – на вес золота. Потому что работает спокойно и хладнокровно, добивается истины, помогает закону…
Касем же…
В том-то и беда, что ему нравилось его ремесло.
Хуже того, дядя оказался садистом, который попросту любил мучить людей. А таких и цех палачей не слишком-то уважал.
Да, принимали.
Да, обучали, давали место, но высоко таким не подняться. Никогда. Потому что палач – это специалист, а не обезумевшее от чужой крови и боли животное.
Хотя нужны и такие.
Вот понадобился же дядя его высочеству…
Для Али начался кошмар. Дядя честно поговорил с племянником, объяснил, что много ему дать не может, что научит своему ремеслу – и пусть мальчишка будет за то благодарен. Крепко благодарен.
А как тут – будешь?
Когда ненавидишь вот это все?
Когда не хочешь, не можешь причинять людям боль! Когда тошнит от вида крови, когда дурно делается от криков, когда снятся по ночам кошмары… снится, как родной дядя протаскивает через кулак влажный от крови жертвы кнут, а потом подносит ладонь к губам и проводит по ней языком, слизывая алые капли.
Как тут научишься?
Правда, Али пока к делу и не приставляли. Он пока учил, как называются палаческие инструменты, мыл все и чистил, ему даже подавать что-то не доверяли.
Да и не слишком-то хотелось. Наоборот – хотелось убежать и никогда не возвращаться.
Пока еще Али давил в себе отвращение, пока еще молчал… он видел рабов и рабынь в дядином доме. Измученные серые тени, боящиеся слово сказать, ресницами шевельнуть… одна оплошка – и с ним будет то же самое. Он знает, какую боль умеет причинять дядя Касем. Сам видел.
И он молчал.
Пока…
Последней каплей стали химеры.
Почему именно его дядя понадобился принцу Баязету? Али понял это очень быстро, ремесло приказчика – оно такое, сложное. Мигом научишься в людях разбираться, и повзрослеешь, когда срок придет, и все припомнишь…
Его высочеству нужен был именно такой садист. Даже не один. Их, таких как дядя Касем, отобрали десять штук, привезли к его высочеству и поставили задачу – мучить рабов, стараясь доставить им как можно больше боли. Не выдержит раб, умрет? А и не страшно.
Нового дадим. Рабов – много.
Дядя Касем был горд и счастлив. А Али…
Али нутром чуял, что это – не к добру. Вот как хотите, такие поручения ничем хорошим не заканчиваются. И зачем мучить людей на морском берегу?
И потом… в отдалении от берега, на ничем не примечательной полянке?
Зачем?
Ответ Али получил быстро. Да, дядя взял его с собой, потому что кто-то же должен помогать, подавать инструменты, да и приглядывать за ними тоже, и работе потихоньку учиться – удачный же случай! Показать мальчишке, на что способно человеческое тело…
Показал.
Али заскулил еще жалобнее, вспоминая боль и ужас рабов… ну почему, почему – так?!
Они ТОЖЕ ЛЮДИ!!!
Им тоже больно!
Они такие же, как он сам, как дядя, как покупатели в лавках, и физическая слабость – не повод их убивать так жестоко… но это бы Али еще перенес.
Химеры оказались последней каплей.
Принц повелел мучить рабов, пока его охрана не предупредит палачей, а потом отступать, их прикроют. Так и получилось, но Али уходил одним из последних. И
