Он так обращается ко мне потому что злится или это его обычное обращение к дочери?
Я молчу, мну платок.
– Полагаю, вам необходимо освежить ваше знание этикета. Ефан!
– Слушаю, мой господин, – секретарь влетает мгновенно.
Под дверью уши грел? У меня возникает острое желание вытянуть их до размеров слоновьих. Учитывая опыт с клешнями – справлюсь. К счастью, дурной порыв удаётся сдержать. Да и откуда мне знать, может, Ефан подслушивает, потому что ему герцог приказал.
– Леди Бернара нуждается в уроках этикета.
– Полагаю, к полудню учитель прибудет.
– Прекрасно.
Ефан склоняет голову и закрывает дверь, создавая нам с герцогом иллюзию уединения.
Я с некоторой настороженностью смотрю на отца Бернары. Уроки – это всё? Я могу идти? Возможно, в его представлении он меня сурово наказывает, а я в восторге. Этикет – это то, что мне сейчас необходимо больше всего, пожалуй. Без знания истории Флиппии я, например, обойдусь, а вот избегать общения с людьми своего круга не получится.
Чтобы не ляпнуть лишнего, я молчу. Злость поутихла, уж больно шикарный подарок мне сделал герцог сам того не подозревая.
Кстати, о Ларе.
Полагаю, о переполохе, который я вызвала, он узнал от неё, больше не от кого.
Получается, Лара на моей стороне? По крайней мере пока. И в словах она намекала, время от времени называя меня не просто госпожой, а подчёркивая «моя госпожа». Не отчитаться перед герцогом Лара не могла, потому что именно он хозяин. Откажется отчитываться, он её выгонит, а следом её мать. Лара поступила умнее: в отчёте она сделала акцент на переполохе, о котором позднее герцог всё равно бы узнал. Вероятно, она также рассказала про помощь Гедану.
– А теперь, леди, объясните мне, что за блажь ударила вам в голову останавливать экипаж и беседовать с даларским змеёнышем?
Самый скользкий момент. Я ведь не просто остановила экипаж рядом с экипажем Гедана, я пешком вдогонку побежала, а затем приказала своему экипажу подъехать. Лара представила ситуацию иначе, будто я случайно стала свидетельницей затруднений князя. Не в интересах Геда рассказывать правду, но кроме нас троих был четвёртый свидетель – кучер. Что если герцог расспросит его?
Я вспоминаю, как непринуждённо Гед остановил наши экипажи у моста. Возможно, я зря наговариваю, я ведь сама позволила Геду распоряжаться, и естественно, что кучер выполнил его приказ. Но меня посещает предположение, что кучер – шпион Геда в доме герцога, и отмахнуться от предположения не получается. Впрочем, делиться подозрениями с герцогом я точно не собираюсь, под присмотром Геда я чувствую себя увереннее. Раньше я была ему безразлична, а сейчас уже не чужая.
– Мне показалось очень странным, что экипаж, едва отъехавший от резиденции, стоит брошенным посреди дороги, и оказалось, что князю нужна помощь. Было бы неправильно её не оказать. Что бы сказали в свете?
Граф буквально багровеет.
– Леди, что за чушь я слышу?!
Голос герцога набирает силу, а у меня начинает сосать под ложечкой, причём, я отчётливо осознаю, что страх не мой, сработала та самая мышечная память тела.
– Чушь?
Герцог обрушивает на столешницу кулак. Я непроизвольно вздрагиваю и смотрю на него потрясённо. Я могу понять отстранённо-холодное отношение, обращение на вы и «леди» вместо дочка, но орать на собственную дочь?!
За предшественницу становится очень обидно. Вряд ли Бернара была тихоней по характеру. Скорее, герцог постарался.
– Леди ат Шуа опустилась до извоза даларского змеёныща, вот что скажут в свете!
Я по-прежнему уверена, что нет ничего зазорного в помощи наследнику независимого княжества, но, вспомнив, как Гед рассказывал о своих первых годах во Флиппии, оставляю своё мнение при себе, всё равно оно тут никому не нужно.
– Ох? – я часто-часто моргаю. На некоторых мужчин, говорят, действует. Я раньше не пробовала – проверю. Увы, если и действует, то не на герцога.
– Леди, дорожные происшествия не редкость, но вы даже не дали себе труда задуматься насколько странно, что оно случилось почти сразу после отъезда из резиденции.
– Но именно из-за странности я и распорядилась остановиться, – он меня вообще слушал?
– Дура! Неужели не ясно, что он приказал кучеру спрятаться, чтобы получить вашу помощь?
Оскорблять-то не надо. А ещё герцог.
Глуповато-растерянной уже и притворяться не надо. Если первую половину претензий я поняла, то вторую – нет.
– Но зачем князю добиваться моей помощи?
– Затем, чтобы вся столица обсуждала сближение змеёныша с домом ат Шуа!
Похоже, герцог ещё не знает, ни про подаренный Геду платок, ни про выстрел. Его удар-то не хватит? Может, осчастливить?
– Сожалею, – в очередной раз повторяю я.
– Да вы даже не раскаиваетесь! – герцог окончательно переходит на повышенный тон, практически, рычит.
Интересно, как я в его представлении должна раскаиваться? Расплакаться что ли?
Я на пробу всхлипываю:
– Мне правда жаль.
– Вот только избавьте меня от ваших притворных слёз, леди. Хуже только притворные обмороки вашей матушки. Какое разочарование, что вы слишком много от неё унаследовали, а теперь упорно не желаете брать пример с вдовствующей герцогини.
Он так хитро бабушку обозвал?
Пустить слезу по заказу у меня бы всё равно не получилось, так что, картинно промокнув глаза платком, я затихаю, чем, в общем-то, подтверждаю притворность всхлипов. Мне смертельно надоело притворяться тихоней. Сдерживаюсь, потому что бунтовать рано, успешный мятеж – это тщательно подготовленный мятеж.
– Леди, вы смеете не слушать?! Что же, в моём доме вы не задержитесь. Я принял решение устроить ваш брак. Вы станете супругой наследника графа ат Югниса, молодого лорда Тарушаля ат Югнис.
– Как прикажете, – безропотно соглашаюсь я.
Герцог чуть успокаивается, удовлетворённо откидывается на спинку своего троноподобного стула.
И в этот момент дом потрясает вопль.
Глава 20
Я вздрагиваю вполне натурально.
– Ефан! – рявкает герцог.
Дверь распахивается:
– Мой господин, я немедленно выясню, в чём дело.
За воплем следует грохот.
Герцог, нахмурившись, поднимается из-за стола. Не получивший отмашки Ефан, ждёт. Я, догадываясь о причинах шума, мысленно хмыкаю. Да, следовало убрать следы вчерашнего преступления, но не сложилось. Я отступаю в бок, уступая дорогу герцогу. Я не прочь остаться в кабинете одна, но Ефан слишком хороший секретарь, наедине с бумагами меня не оставляет. У меня лишь получается задать Розику насущный вопрос:
– Бернара владела магией?
– Нет, – следует чёткий ответ.
Вот и славно. Про то, что я в запечатанном храме резвилась, герцог знать не может, а следовательно маловероятно, что меня обвинят. Конечно, я не знаю возможностей местной магической полиции, если такая есть. Вдруг по отпечатку силы можно найти мага? Видно будет…
Я иду следом за герцогом, отстаю на пару шагов. Ефан замыкает.
Звуки приводят нас в гостиную, предваряющую коридор с жилыми покоями. До предела напуганные слуги жмутся по углам. Герцог величественно входит, я выглядываю из-за его плеча.
Картина маслом. Бутылки никто не убрал, и братик ворочается среди них на полу, жалобно стонет. А рядом, согнувшись, стонет женишок. По идее, его и от опьянения, и от похмелья я вылечила, то есть должен быть трезвым и чувствовать себя нормально.
Чуть в стороне валяется разбитая статуя, которую вчера я не заметила.
– Лорд.
Женишок вздрагивает, не разгибаясь, оборачивается. В глазах плещется ужас. Нарушая иерархию, я первой задаю вопрос:
– Лорд, вы не пострадали? Кто-нибудь, помогите лорду подняться.
Герцог бросает на меня предупреждающий полный недовольства взгляд, но при прислуге не спорит, да и я притворяюсь искренне обеспокоенной, к тому же проявляю заботу о будущем муже.
