проходили, ее там тьма, хоть руками хватай. Хочешь?
— Хочу, — просто сказала я. Почему нет, навыки кухарки мне пригодятся везде, куда бы меня ни занесло. Пора исправлять то, чему я не смогла научиться в моей прошлой жизни.
Но меня подмывало задать Филату один вопрос, и я заталкивала обратно так и рвущиеся на язык слова. Мы пришли в камбуз, и конфетка моя рассосалась, но тошноты больше не было, я повеселела. Если бы не эта истеричная идиотка, я могла бы сказать, что я счастлива, потому что все познается в сравнении, черт побери. Кто бы мне напророчил неделю назад, что я буду нищая и бесправная, работать на самой черной работе и выживать, что у меня не будет ни денег, ни влияния, ни дома, ни друзей… Впрочем, поправила я себя, пожалуй, друзей у меня не было и в прошлой жизни. Я не обольщалась насчет Филата, Фильки и Ильи Ильича, но пока мы все на одной стороне, я в безопасности.
Мне хотелось так думать.
— Дядь Филат? — позвала я кока, который в этот момент уже был готов начать тыкать рыбу в Филькину физиономию: тот никак не мог понять, с чего начинать разделку, хотя, как я догадывалась, урок проходил не впервые. — А разве сжечь человека можно?
— Клятого можно, — кивнул Филат, не отвлекаясь от образовательного процесса. Филька печально принял скользкую тушку, плюхнул ее на стол и начал неуверенно потрошить. — Ты держи ее, держи крепче, и с брюха начинай! Куда икру в требуху кидаешь? Лядащо!
Но сердился Филат на мальчишку незло. Тем страннее была для меня его реакция на поступок моей соперницы: искренне любит Фильку, заботится о нем, да даже и обо мне, но совершенно не имеет моральных границ и легко способен ударить женщину. Что это — принцип свой-чужой, у людей простого сословия он проявляется настолько сильно, и в таком случае я под угрозой вдвойне за свой обман. Если Филат поймет, кто я такая — если, конечно, он уже не догадался и не принял это как должное — то за борт в цепях полечу я, а не мой муж.
— А что такое — клятая?
Я знала, что это такое, уже знала. Но я дотрагивалась до огня сама и в меня полчаса назад швырнули Святой Огонь, и что? Я не сгорела, как предрекала мне Наталья, я даже не пострадала ни в первый раз, ни теперь. Значит ли это, что вместе с телом Аглаи мне не досталось ее дара — или проклятья, как посмотреть, и если все обстоит именно так, хорошо это для меня или плохо?
— Да ничего, — поморщившись, ответил Филат. — Все одно создания Всевидящего. В пеленке рожденные по его воле таковы. Но люди клятых не любят.
Исчерпывающий ответ, согласилась я, потроша предложенную мне рыбу. По одобрительному взгляду Филата я видела, что выходит у меня пусть не слишком ловко, но лучше, чем у бедняги Фильки. Скорее всего, рыбина мне досталась не такая старая.
Люди не любят — и хоть ты тресни, а люди не любят по сотне причин. Да и я сама не сказать что пылаю к ним теплотой… Взаимная у нас с ними любовь, но я предпочитаю чувства на расстоянии.
— А что они могут, клятые? — Я делала вид, что мне любопытно по-детски. Наивная дочка-любимица, не знавшая зла… до определенного момента. Удается мне играть эту роль или все-таки нет? — Боцман рассказывал, что клятый на каторге многих спасает…
Филат был занят тем, что ловил по всему разделочному столу удравшую от Фильки рыбу, и мне не ответил.
— Он сказал, тот каторжный пять лет прожил, — продолжала я.
Если я и могу узнать что-то о себе, то только сейчас. Другого шанса у меня, возможно, не будет, но если Филат не настроен болтать на эту, наверняка неприятную для бывшего монаха тему, то мне придется ой как постараться.
— Кто может, кто нет, — Филат пригвоздил рыбину к столу и начал в который раз демонстрировать Фильке разделку. Я смекнула, что хитрый мальчишка прикидывается дурачком, но выдавать его не стала. У меня у самой рыба как в центрифуге побывала, одни ошметки, но я, в отличие от Фильки, старалась на совесть. — Им беленое золото надевают, чтобы силу держать, потому как иной клятый…
Филат вздохнул, вручил рыбу Фильке и, кажется, о ней напрочь забыл.
— …Разозлится, может пожар устроить. Не сам, глазищи-то такие не делай. Просто пламя свечи вспыхнет. Может, к примеру, вон, нож заставить полететь, но опять не по умыслу, а так. Может лошадь успокоить, а может — наоборот. Бывают клятые и спокойные, что с беленым золотом, что нет.
— Это зависит от характера? От натуры? — поправилась я.
Мне показалось, что суть я поняла. Если маг сам по себе нервный, то рядом с ним лучше не находиться, если спокойный, то его дар не во вред. А какой была Аглая? Про браслет беленого золота говорила Наталья, и остался этот браслет в доме графа фон Зейдлица, не достать его уже никак, но раз его с Аглаи сняли, значит, она опасной для окружающих не была? Значит, лучше было ей без браслета, чем с ним?
— От натуры? — переспросил Филат и, тяжко вздохнув, сам отрубил несчастной рыбе голову: Филька мог провозиться с одной тушкой до вечера. — А вестимо. Вот беленое золото их силу в узде и держит.
— А как они тогда могут… — Могут — что? Управлять магией? Не прозвучит ли это неприемлемо до такой степени, что я опомнюсь уже в ледяной воде? — Спасать кого-то или убивать чудовищ?
— Токены, — пожал плечами Филат. — В белый камень кровь клятого льется. Но я таких, пожалуй, и не встречал, — он задумался, припоминая, потом покачал головой. — Была такая старуха Зейдлиц, так она померла, почитай, лет двадцать назад, а сын у нее обычный. Вот старуха многое могла и умела, так вот я сейчас и подумал, а сама ли она померла или помог кто, я-то о ней слышал, еще как сам вон, как Филька, был.
Старуха фон Зейдлиц? Кто-то из моих предков, подумала я, из предков Аглаи. Токен, токен…
— А токен — это что, просто камень?
Не тот ли, который лежит у меня за пазухой?..
— Просто, да не просто. Что тебе-то,
