И словно срываю этим пелену тишины. Светило уже садится, окрашивая землю мягкими светлыми лучами. И эти лучи бьют в глаза противникам, мешая. Вот только их слишком много. Ткань летит на землю, а Поющая наливается силой в руке, рвется в бой. Тальг был прав — с таким клинком не нужно быть великим бойцом. Но стыдно им не стать.
— Девка, — ревет кто-то сзади, снизу.
— Развлечемся, — хохочет совсем ещё не старый оборотень с одним глазом.
Он кидается на меня первым, придя в себя после стремительной атаки.
Я, наверное, не смогла бы убить. Но тело не знало, как бить иначе, чем на поражение. Тело все помнило само. Знал, что делать, и клинок. Разум в этой схватке был лишним. И страх, и беспокойство, и желание скрыться и сбежать ушли. Осталось только упоение горячкой боя — когда не замечаешь своих ран, когда рвешь зубами врагов. Когда не щадишь, не запоминаешь, лишь скупо и холодно рассчитываешь каждый удар.
Спасибо, братец, за науку.
Наверное, я бы справилась. Даже один боец моего бывшего клана, пусть и не самый сильный, не чета этому сброду. Но долгое отсутствие тренировок, проклятье, перемены… все это слишком измотало. И подвело.
Кажется, поскользнулась я уже на земле, на чужой то ли грязи, то ли крови.
И тут же поплатилась полоснувшей по ребрам болью. Голову мотнуло назад, кто-то схватил за волосы, ставя на колени.
— Вот тварь, сколько зарубила! Дорого тебе это обойдется!
Но испугалась я впервые не того, кто шипел. А ледяных спокойных глаз убийцы, подошедшего спереди. Кажется, он так и вмешивался до этого мига в схватку. Не считал нужным?
Ему было наплевать на то, что гибли его люди. Серый, блеклый. Ничем не примечательный человек, каких сотни, тысячи. Если бы не эти глаза. В них не было души. Только голод. Вечный голод зверя. В его внешности и поведении не было ничего страшного. Но в груди все застыло от липкого ужаса.
Длинный острый коготь коснулся кожи на щеке. Мгновенная вспышка боли. Острый порез. Капля крови. Ноздри хищника раздулись, лицо ожило, он плавно двинулся вперед, ещё ближе.
— Я бы поиграл… — губы раздвинулись в жестокой усмешке.
Поющая тускло блеснула, когда на неё наступил чужой сапог. Наверное, меч меня и спас. Волна силы, вырвавшаяся из него, отшвырнула врага чуть в сторону. Я почти вырвалась сама, лягнув изо всех сил того, кто держал сзади, когда со стороны улицы раздался жуткий грохот. Земля дрогнула, камень пошел трещиной.
Они слетали сверху, с небес.
“Как карающие ангелы”, — снова чуждая мысль из прошлого.
Три анорра. Я, наконец, увидела их крылья. Кожистые, с когтями на перепонках, они отливали бликами магии каждого из анорров. Сердце дрогнуло, и вдруг забилось где-то в горле, когда прямо перед глазами промелькнули пепельно-белые волосы и раздался вдруг мерный ледяной голос. Он вымораживал до самых костей. Шиэрту стоял ко мне спиной, но даже так было почти физически больно от исходившей от него силы. Отчего-то я ясно чувствовала — он в ярости.
— Я бы, пожалуй, тоже поиграл. Оса, значит? Ничего, жало мы тебе выдернем. Плаха давно дожидается. И подвалы нашей службы — тоже.
Убийца, успевший выровняться, отпрянул. Похоже, он был удивлен, но не вымолвил ни слова. И атаковать не пытался — понимал, что бесполезно. Зато попробовал удрать.
Мелькнула ослепительная вспышка. Раздался судорожный придушенный вой.
— Не слушай. И не смотри, — кто-то легко подхватил меня и закрыл ладонью глаза, прижимая к горячему телу.
— Ранена?
— Да, но, похоже, ничего серьезного. Изумительная девушка, покрошила половину шайки, — откликнулся голос моего “носильщика”. К горлу подкатила тошнота. Я убивала.
Мысль была откровенно вялой, неохотной. Думать вообще не хотелось — только поскорее нырнуть в черные воды забытья.
— Как она? — в чужом голосе все ещё звякали льдинки.
— Миталь нэссу быстро в порядок приведет, — откликнулся тот, кто меня держал.
— Я спрашивал не это, — тень неудовольствия, и быстрое:
— Сейчас не очень хорошо. Похоже, чаровница до смерти испугалась, удивительно, как только смогла столько продержаться, да ещё и не получить сколько-нибудь серьезных ран.
Молчание. Шелест. Чей-то удивленный вскрик.
— Зато я, похоже, знаю, — голос ано Шиэрту спокоен и равнодушен, — живой клинок никогда не бросит свою хозяйку.
Поющая! Я дернулась, попыталась прийти в себя, даже глаза разлепила. И тут же столкнулась с чужим, затянутым серебристой пленкой. Казалось, он до самой души достал.
— Меч… — выдохнула.
— У меня. Вы станцевали с ним славный танец. Не ожидал, — темно-синий глаз был таким же холодным, хоть в нем и пульсировал зрачок.
Я и не поняла сначала, почему Шиэрту протягивает руки, передав кому-то клинок, бережно завернутый в ткань. Похоже, этому удивился и тот, кто держал меня на руках.
— По…
— Дай мне, — в голосе отчетливо слышалось нетерпение.
Что? Не что, а кого.
Мгновение — и вот я уже на руках у того, кто спас меня второй раз. И почему так стыдно? И нет сил ничего сказать — наваливается тяжесть, придавливая веки.
…Пришла в себя я от негромкого разговора. Голоса едва возможно было разобрать, особенно, второй. Первый, судя по всему, принадлежал ано Шиэрту.
— Я сказал — уйди, я занят, Иль!
— Кого ты притащил? — неразборчивый шепот. Шаги.
Ощущение мощной знакомой магии.
— Ого!
— Пошел вон. Немедленно! — слова, лишенные малейшей эмоции.
Но я откуда-то ощущала чужую ярость, согревающую жаром. Это неправильно, но от терпкого, горячего, как солнце, чужого чувства, отказаться невозможно. И я впитывала эти эмоции всем телом, мечтая найти силы разлепить глаза.
Когда мне это удалось, в комнате уже снова воцарилась тишина. Лежать мягко, уютно и невероятно удобно — я буквально тонула в одеяле и простынях.
Подушки подпирали голову, но из-за их пышности было почти ничего не видно.
Когда все-таки получилось немного приподняться, откуда-то слева донесся тихий выдох.
Повернула голову. Рядом с постелью стояло кресло. В нем, держа на коленях папку с бумагами, сидел знакомый анорр. Ано Шиэрту смотрел спокойно, только в глазах тлела тень — непонятная, тревожащая.
Комната была огромной, светлой и роскошной, но в ней не было неуютно. Хотелось нежиться в постели снова и снова, как в далеком детстве, но… Память немилосердно подкидывала картинки случившегося… когда? Вчера?
— Ано… — я закашлялась.
Мужчина чуть шевельнул рукой — и со столика у окна сорвался стакан, полный воды.
— Вас напоить — или справитесь, госпожа… М-мара? — издевался, как есть.
Пальцы так дрожали, что ответ стал очевиден. Мужчина приподнялся, отложил бумаги и перехватил стакан, подходя к постели. Сильные, теплые руки. Я помнила, как крепко они держали. В какой безопасности я тогда себя ощутила. Мгновение самообмана — такое сладкое.
Чужая ладонь поддержала затылок, пока я жадно глотала чуть теплую жидкость.
Стакан тут же исчез, а мне помогли устроиться поудобнее.
Мужчина смотрел внимательно, задумчиво, словно видел меня в первый раз.
В этот момент он не казался ни таким грозным, ни таким далеким, как на улице. Светлые штаны, рубашка с распущенной шнуровкой, расстегнутая жилетка. Волосы тоже были распущены — и чуть растрепанными прядями рассыпались по плечам. Солнце играло в них, рисуя причудливый нимб.
Ано Шиэрту помолчал — и присел на постель. Взял меня за руку, чуть коснувшись запястья. Щупал пульс? Нет. От его пальцев едва заметно потянуло магией — и рассыпались искорки цвета травы на лугу.
— Что ж, вам очень повезло. Несказанно, я бы даже заметил. Вы могли умереть по десятку разных причин, но смерть обошла вас стороной. Хорошо. Этой даме действительно не стоит к вам заглядывать.
Я внутренне передернулась. Память о прошлом не ушла до конца. Я помнила жизнь меня-Карины, помнила смерть — но больше это не мучило. Как кадры на старой фотопленке в семейной хронике.
