Если честно, я не знала, как реагировать и чего ждет священнослужитель, а заодно и мой уже почти муж. Тишина становилась все более напряженной, больно била по натянутым до предела нервам. Казалось, что собравшиеся в храме затаили дыхание. Я явно чего-то не знала…
Мелькнула мысль, что Андрей скажет «нет» — и финита ля комедия. Он, как благородный мужчина, примет удар на себя. Удар — это императора, Вяземского и ого-го какую толпу…
Увы, надежда долго не прожила.
— Доброволен. — Андрей отпустил мои руки и сделал шаг к алтарю.
По толпе пробежались взволнованные шепотки, но что именно впечатлило гостей, я так и не поняла.
Куда больше занимал другой вопрос: что требуется от меня? Память Софьи, как назло, не спешила подсказывать… Должна ли я тоже брать курс на алтарь и, следуя примеру Воронцова, солгать?
— Я Андрей-Иоанн Воронцов. — тем временем продолжал князь, — добровольно явился в храм для заключения священного союза.
Мне бы так врать! Не краснея и не запинаясь.
Воронцов замолчал. Я же буквально всей кожей ощутила, что вот сейчас должна хоть что-то сказать.
Ла-а-адно… Повторить за князем дело нехитрое.
— Я Софья-Мария Вяземская, добровольно явилась в храм для заключения священного союза. — И шагнула ближе к уже, кажется, мужу.
Светлячки вокруг пришли в движение, засияли ярче, как будто подтверждая наши слова.
— Согласен ли ты, Андрей-Иоанн Воронцов, взять в жены Софью-Марию Вяземскую? — спросил жрец, видимо, чтобы ни у кого уже точно сомнений не осталось.
— Согласен, — прозвучало твердо и решительно.
И что за бес в него вселился…
— Окропи священный сосуд жизнью.
Что, простите?
Нет, все-таки хорошо, что именно Андрей подошел к алтарю первым. Я бы ни за что не догадалась, что священный сосуд — это та самая чаша, а жизнь — кровь.
Ритуальный клинок возник на алтаре словно из ниоткуда в тот самый момент, когда Воронцов положил на светлый мрамор ладонь.
Мгновение, и «жених», сжав в кулаке инкрустированную каменьями рукоять, полоснул по ладони лезвием. Кровь окропила лозу, заструилась ко дну чаши.
Я даже вздохнуть не успела, как перед Андреем возникло диковинное чудо-юдо: длинное, как у змея тело, короткие, словно сотканные из воздуха, крылья. Почудился запах моря, а платье и вовсе зашуршало под натиском не пойми откуда взявшегося в храме ветра.
Уж не хранитель ли Воронцова явился? Получается, ветер и море — это его стихии?
— Согласна ли ты, Софья-Мария Вяземская, стать женой Андрея-Иоанна Воронцова и войти в его род?
Прелесть какая! У его сиятельства, значит, спросили, изволит ли он в жены меня взять, а я, видите ли, согласной быть должна и в род, роняя тапки, бежать.
— Согласна, — вздохнула тяжко, всем своим видом показывая, как я всему этому делу «рада».
— Окропи священный сосуд жизнью.
Андрей, окончательно и бесповоротно смирившийся с неизбежным, уже протягивал мне ритуальный клинок.
Морщась от боли, которую еще не почувствовала, но уже успела представить, забрала у него оружие и провела острием по коже.
И тут меня накрыла паника.
Божечки! Это что же получается, сейчас себя явит чертяка?!
О том, что у меня вроде как есть магия, никто не знал, и пусть так и продолжается!
Мне домой надо, а не осчастливливать князя!
Но кровь уже тонкой струйкой стекала по стенке чаши, и повернуть время вспять я была не в состоянии. Однако совершенно точно не ожидала, что огоньки, кружившие вокруг нас, дружным роем кинутся ко мне, заключат в свой блестящий кокон, отрезая от любопытных взглядов.
Ни один из собравшихся в храме не увидел, как над чашей жарким костром полыхнул огонь, а погаснув, оставил после себя двухцветное семечко: наполовину черное, наполовину белое. Этакий инь ян на русский лад. Жаль, все быстро исчезло, даже толком полюбоваться не успела.
И, кстати, почему это не было Чета?
Светлячки вернулись в спираль, и я увидела обеспокоенное и обескураженное лицо князя. Понял ли что-нибудь, почувствовал ли? И что это было за семя в стиле Круэллы?
— Пусть свершится таинство! — громогласно объявил жрец, заставляя меня отвлечься от черно-белых ассоциаций.
Андрей приложил мою руку к чаше, на своем примере показывая, что я должна обхватить ее с другой стороны.
— Да свершится таинство, — прошептал он, посмотрев на меня нечитаемым взглядом.
Кажется, в тот момент он попрощался с последней надеждой продолжить род сильными колдунами…
— Да свершится таинство, — повторила за ним и зажмурилась.
От неожиданности, потому что чаша стала медленно нагреваться, при этом совершенно не обжигая.
— Не бойся, — тихо сказал уже точно муж. — Магия лечит раны.
Интересно, на что еще эта чудо-емкость способна? Мне бы домой ее…
— Ой! — сорвалось с губ удивленное, когда в чаше что-то мягко сверкнуло.
— Сердце — красный алмаз! — с готовностью прокомментировал жрец.
Проинформировав всех, что же обнаружилось в чаше, коснулся наших рук, заставляя отнять от нее пальцы, а затем извлек крупный темно-красного цвета камень.
— Да будет светлым ваш союз, — положив нам на ладони драгоценность, пожелал местный священник. — Берегите ваше сердце, оно подскажет, если с кем-то из вас случится беда, укажет путь, если расстанетесь и не сможете найти друг друга.
Мгновение, и сердцевина камня засияла, рассыпая по нашим ладоням алые лучи света. Хорошая такая точка для зрелищности и эпичности момента.
— Благословление Многоликого! — ахнула толпа.
А?
— Встречайте чету Воронцовых, чей союз благословлён Многоликим! — торжественно провозгласил жрец и велел: — Вносите ларец!
♡ Глава седьмая, в которой у меня случается дежавю с цесаревичем и кое-что интересное с Андреем
Как вскоре узнала, шкатулку для сердца вменялось выносить родителям новобрачных. С торжественной помпезностью князь и княгиня приняли из рук слуги резной ларец, дружно поднесли его к нам и забрали сердце.
«Папенька» выглядел вконец расчувствовавшимся. Еще немного, и начнет пускать скупые мужские слезы. От счастья и умиления. У Ольги взгляд был примерно такой же, как у Андрея: непроницаемый и нечитаемый.
Понять, как Воронцовы отреагировали на божественное благословение, было сложно.
Да что там… Я сама не знала, как на него реагировать! Если это обычное дело, тогда к чему все эти ахи и удивленные взгляды? Если же милости Многоликого удостаивалась редкая пара, тогда…
Тогда, Маша, встреча с песцом не за горами. Смирившийся Воронцов вполне может возжелать моральной компенсации за свои страдания. Или скорее телесной… Тут уж, как говорится, сам бог велел. Причем в прямом смысле этого слова. И как отваживать от супружеской постели князя я, если честно, не представляла.
— Поздравляем, поздравляем! — доносилось со всех сторон, когда мы шли к выходу из храма.
Некоторые улыбались и дарили нам вполне искренние овации, другие перешептывались и мерили меня оценивающими взглядами.
На лестнице храма нас щедро осыпали зернами риса, лепестками роз, пожеланиями долгой жизни и супружеского счастья.
От криков, аплодисментов, поздравлений шла кругом голова. Спасибо Андрею, крепко державшему меня за руку и уверенно увлекавшему за собой сквозь толпу к празднично украшенному экипажу.
Только оказавшись в карете, я позволила себе перевести дыхание.
Надеюсь, самое нервное позади.
— Осталось пережить свадебный пир, — сказал Воронцов, и я поняла, что озвучила свою мысль.
— Наше присутствие обязательное? — простонала, представляя, как на нас опять будут все пялиться, оценивать, шептаться.
— Есть другие варианты, чем еще мы можем заняться вместо появления в императорском дворце? — дернул бровью Андрей.
На ум приходил только один вариант, но он меня категорически не устраивал.
— Свадебный пир — звучит замечательно!
В Пламенный мы с благоверным ехали вдвоем. Сидели друг напротив друга и играли в гляделки.
