А заодно и на тошноту, и на рвотные позывы.
— Так что, моя дорогая Софушка, все, что ни делается, — к лучшему, — продолжало давить на психику венценосное чудовище. — Хотя кое о чем я все-таки жалею. — Он подался ко мне и шепнул на ухо, заставив посильнее сжать в руках столовые приборы и начать рассматривать их как потенциальное оружие. — Что твой муж тогда нас так не вовремя прервал. Но… думаю, нам еще представится возможность познакомиться поближе, княгиня, — заявил он с ухмылкой, порочной и ядовитой, и мой каблук как-то сам собой нашел его туфлю и с удовольствием с ней познакомился.
Тесно, близко. Как положено.
Цесаревич охнул, я улыбнулась и заметила вполголоса:
— Эти каблуки такие острые, а я порой бываю такой неосторожной. — И наступила еще раз, продолжая улыбаться и смотреть невинными глазами на его будущее императорское величество.
Игорь продолжал багроветь, и, кажется, нецензурные выражения уже посещали его светлую голову. Это я, если что, про цвет волос, а не про ее содержимое.
Боюсь, содержимого там как раз и не было, иначе бы не нарывался так явно и так откровенно нагло. Он, конечно, принц, но и я не служанка, над которой без последствий можно насмехаться. Как-никак у меня теперь в мужьях сильный колдун, и вряд ли Воронцов будет закрывать глаза на хамское поведение наследника по отношению к женщине, которая носит его имя. Сомневаюсь, что Андрей готов делиться своей супругой даже с самим императором, не то, что с его сынком. А впрочем, если и готов, то я не согласна и в случае чего могу чем потяжелее огреть!
— Все в порядке? — подавшись ко мне, шепнул Андрей и так зыркнул на цесаревича, что тот предпочел прикинуться шлангом, мол, я тут просто ел и ничегошеньки не делал, и присесть на уши своей сестре Ирине.
— Все будет в порядке, когда рядом со мной не будет твоего приятеля.
Воронцов мгновенно помрачнел:
— Он мне не приятель, Софья, и после всего случившегося уже никогда им не будет.
В его голосе я различила нотки досады и невольно ощутила неприятный укол в сердце. Продолжает расстраиваться из-за венчания с пустышкой? Еще бы! Я бы на его место тоже досадовала и злилась.
Тут же напомнила себе, что свадьба ненастоящая, вернее, настоящая, но не моя, а лично мне на все это вообще должно быть плевать.
Заставила себя улыбнуться и проронила максимально безразлично:
— Как скажете, дорогой супруг.
Безразличие — вот что я должна к нему испытывать.
Взгляд Воронцова после моего ответа не перестал быть мрачным. Схватив бокал, он опрокинул в себя крепкое красное. Я тоже сделала пару глотков и подумала о том, что, возможно, он все-таки напьется и не будет подкатывать ко мне этой ночью.
Но, увы и ах, надеялась я зря.
После шумного, развеселого застолья, во время которого нам (аллилуйя!) так и не прокричали ни разу «горько» (должно быть, в высших кругах это было не принято или у них просто не существовало такой традиции), гостям было предложено переместиться в тронный зал, дабы полюбоваться первым танцем новобрачных.
Выйдя из-за стола, мы рука об руку прошествовали в тронную залу, освещенную множеством огней. Здесь отблески свечей раскрашивали хрусталь люстр, скользили по колоннам и затянутым шелками стенам. Мягко вплетались в вечерние сумерки, проникавшие во дворец сквозь большие, обрамленные лепниной окна.
На балкончике с ажурной балюстрадой терпеливо дожидались нашего появления музыканты.
Когда мы остановились в центре зала, а гости растеклись по его краю, Андрей поклонился, и я, следуя его примеру, опустилась в реверансе. Зазвучали первые аккорды нежной мелодии. Не сводя с меня взгляда, Воронцов протянул руку и мягко привлек меня к себе.
Удар сердца, другой, и мы закружили по залу. Софьино тело вальсировало отменно. Я точно знала, как двигаться, и напряжение, охватившее меня в первые мгновения танца, постепенно отступало. Я расслабилась. Почти. Совсем расслабиться не позволял мужчина рядом, от которого так головокружительно пахло морем и странствиями…
Глупую мысль прервал тихий голос Андрея:
— Я совершил непростительную ошибку.
— На мне женившись?
Князь улыбнулся и покачал головой:
— За весь день я ни разу не сказал вам, как вы прекрасны, Софья.
Ой!
Вот не надо мне это шептать. При этом скользить по спине ладонью и гипнотизировать своим колдовским взглядом. Ведь наверняка же не обошлось без магии!
Глядя в глаза этого мужчины, прозрачно-голубые, чистые, я чувствовала, что теряю связь с реальностью. На какое-то мгновение даже забыла, что за нами пристально следят десятки приглашенных. Фигуры вокруг размыло хмельной дымкой, затянувшей сознание.
С трудом, собрав мозги в кучку, удалось выронить:
— Помнится, что-то такое вы говорили мне в храме…
— Думаю, лишний раз сделать вам комплимент не преступно.
Зато преступно вот так меня обнимать. Так, словно я его… жена.
Опустила глаза, закусила губу, не зная, что со всем этим безобразием делать. С его комплиментами и моими эмоциями.
Невольно я начинала что-то испытывать к этому мужчине.
Мы настолько увлеклись танцем, что даже не сразу уловили момент, когда музыканты перестали играть. Отпускал меня Андрей с явной неохотой, словно хотел продолжить. А я… Мне, если честно, прекращать тоже было неохота, и вот это ощутимо сбивало с боевого настроя.
Новая мелодия, разлившаяся по залу, зазвучала более оживленно, и придворные разбились на поры для следующего танца. К Андрею подлетела Наташа и утащила его танцевать, а меня забрал «отец». Я потеряла из виду Воронцова, его захлестнула пестрая толпа, и следующие несколько минут выслушивала восторги Вяземского по поводу свершившейся свадьбы. Он был всем доволен, все ему нравилось, а уж о благословлении Многоликого говорил, как о наивысшей награде, полученной прямо из рук императора.
— Кто бы мог подумать, Софушка! — растроганно восклицал псевдоотец. — Кто бы мог подумать! Вы созданы друг для друга — я это сразу понял!
Ну-ну… Понял он… Интересно, не в тот ли момент, когда яростно укутывал меня своим мундиром, скрывая от чужих глаз мое полуобнаженное тело?
Очень хотелось наступить ему на ногу… Дважды… Получилось трижды, ну так нервничаю я, сильно… Как-никак скоро женщиной становиться, если от мужа не отобьюсь…
Несмотря на то, что двери были раскрыты настежь, очень скоро в зале стало душно. Не успела мелодия стихнуть, как я распрощалась с «родителем» и отправилась на поиски дамской комнаты. И тело, и душа требовали уединения. А разум жаждал пообщаться с Четом.
Надеюсь, хотя бы он объяснит мне, что произошло в храме и как нам быть дальше.
Поблуждав по пустынной анфиладе, но так и не обнаружив даже намека на туалет, решила хотя бы позвать чертяку. Опустившись на кушетку и убедившись, что в комнате, выполненной в бордовых и золотых тонах, я одна, тихонько спросила:
— Чет, ты здесь?
Тишина.
— Че-е-ет…
Мгновение, и огонь в камине, до этого терявшийся за слабо тлеющими углями, полыхнул ослепляюще ярко. В пламени мелькнула хитрая лисья морда, а буквально через секунду я почувствовала, как на мое плечо опустилась мягкая лохматая лапа.
Знала, что это хранитель, но все равно невольно вздрогнула и обернулась.
И тут же на него набросилась:
— Где тебя черти целый день носят?! Бросил меня одну!
Виньецкий напыжился и фыркнул:
— Ты же сказала не появляться, когда поблизости будет Воронцов. Вот я и не появлялся.
— И во время обряда тебя не было… В то время как хранитель князя был!
Чет заулыбался, а потом сказал мягким покровительственным тоном, словно разговаривал с маленьким ребенком:
— Душа моя залетная-перелетная, я же за тебя беспокоился. Вот и не появлялся, чтобы нас не раскрыли. Или ты уже успела передумать шифроваться от Воронцова? Ну тогда я хоть сейчас себя ему явлю. Вот пойду и яв…
— Сидеть!
Подорвавшийся было Чет был схвачен за шкирку и возвращен на кушетку, обтянутую узорчатым глазетом.
