— Главной преградой был факт, что всякое поднятое тело оставалось лишь умертвием, частично разложившимся трупом, с трудом воспринимающим простейшие команды, не живущее, а именно существующее. Оно не было тем, кем было при жизни, не сохраняло ни памяти, ни личности, думающей и чувствующей. Преграду эту как только ни пытались преодолеть… и всё впустую.
— Потому что личность умершего уже покидала этот бренный мир.
— Да. И вернуть её не удавалось. Пока около двух веков назад единственный сын герцога Форморского, одного из искателей бессмертия, не погиб, будучи зарезанным мужем любовницы. Отец неосмотрительного юноши был безутешен и, забросив поиски вечной жизни для себя, попытался вернуть сына. За годы своих изысканий герцог собрал немалую коллекцию артефактов и всяких редкостей, включая несколько предметов с привязанными к ним духами. Решив, что терять уже нечего, Формор использовал в ритуале воскрешения один из таких предметов, — Алессандро умолк и глянул вниз, словно желая оценить глубину рва у крепостной стены.
Чую, финал этой истории мне точно не понравится.
— И как, герцог вернул своего сына?
— Герцог вернул. Вернее даже, подарил духу новое тело. Мы пытались выяснить, как и что он сделал, если дух сумел не занять тело на короткий срок, но полноценно вселиться, да к тому же в тело мёртвое и потому считавшееся для призраков непригодным…
— Не выяснили?
— Нет. Возрождённый дух заставил Формора повторить ритуал для других духов, связанных с предметами из коллекции герцога, а после убил и его, и всех в замке, чьи тела не стали пристанищем для возрождённых.
— То есть Оливер… тот самый дух… который при жизни был сыном герцога? — с содроганием уточнила я.
— Нет, он был возрождён в одном из следующих ритуалов. Сам Оливер действительно жил и умер в те же времена, что и я, а новым телом для него стал молодой человек, служивший в поместье герцога. Возрождённые — наше плохое подобие, Халциона, — Алессандро наконец посмотрел на меня и я, признаться, слегка растерялась от отразившегося в его глазах выражения, мрачного, раздражённого и непреклонного. Можно подумать, всё произошедшее исключительно его вина и ему нести ответственность за возрождённых. — Как и мы, они не живы и не мертвы в полном смысле обоих этих выражений. Тела их восстановлены до необходимого уровня и функционируют схожим с нашими образом. Их ничто не берёт: ни сталь, ни магия, ни огонь, ни время. Подобно нам, они могут проникать на изнанку пространства, но, в отличие ото всех, Смерть над ними не властна. Над ними нет никого, они нельзя отнести ни к одному известному виду, они не люди, не призраки и не духи, даже не бестелесные сущности с изнанки. У них нет ни ограничений, ни целей, кроме тех, что они сами себе придумывают. Они почти всегда маячат где-то поблизости от жнецов, что-то вынюхивают и выискивают. Единственное, что хорошо — их всего несколько, к воспроизводству традиционными методами они не способны и в большинстве своём им хватает ума не слишком высовываться. Но если возрождённый подходит чересчур уж близко…
— Жди беды? — робко предположила я.
— Это неспроста.
— Думаешь, Оливеру нужен этот ваш бу… кристалл?
— Возможно… не знаю, — Алессандро отвернулся, и я внезапно сообразила, что впервые за недолгий срок нашего специфического сотрудничества он и впрямь не знал. Не врал, не замалчивал важную информацию, не увиливал, уходя от прямого чёткого ответа, а именно что не знал. — Поначалу возрождённые держались вместе, но вскоре среди них произошёл раскол. Нам неизвестно доподлинно, что явилось причиной разногласий, однако пути их разошлись. С той поры каждый возрождённый держится сам по себе. Они могут то подолгу находиться среди живых, то годами пропадать на изнанке, что существенно осложняет попытки их разыскать. Было время, когда нами рассматривался вопрос… их возможного уничтожения, но позднее было решено не вмешиваться.
— Почему?
— Не наша юрисдикция. Вольно или невольно, так или иначе, но возрождённых создал живой человек, а дела людские не касаются жнецов-собирателей.
А камни, выходит, касаются.
— Ты знаешь каждого возрождённого? — в очередной раз закинула я удочку.
— Нет, конечно. Троих… считая Мэнникса, — колкое недовольство в голосе ясно говорило, что Алессандро предпочёл бы никого из них никогда не знать, ни вообще, ни в частности. — Пока решалось, что с ними делать и надо ли что-то делать вовсе, мы собирали о них любую сколько-нибудь полезную информацию, и как о духах, и как о людях, какими они были при жизни. Вышло куда меньше, чем хотелось бы. Наиболее опасен дух в теле сына герцога, но и остальные оказались привязаны к магическим предметам отнюдь не по досадному недоразумению.
— А что стало с теми предметами? Или связь разорвалась во время вселения духа в чужое тело?
— Неизвестно. В поместье ничего похожего на них не нашли, живых свидетелей не осталось, а коллекцию герцог рьяно оберегал от посторонних глаз и описи не составил.
Хотела было спросить о свидетелях мёртвых, но вовремя прикусила язык. Если всё произошло около двух веков назад, то тогда некромантия по-прежнему была вне закона и некромантов на место преступления не вызывали. Собиратели, сопровождавшие погибших в герцогском поместье, в силу жнеческих особенностей прореагировать на обстоятельства их смерти никак не могли. То есть позже-то хватились, да только время к тому моменту упущено было безвозвратно.
— А люди, чьи тела стали… новой оболочкой для духов?
— А что с ними? Выяснить детали их биографии труда как раз не составляло, только информация эта не давала ровным счётом ничего. Герцог был вдовцом, в поместье, кроме него и погибшего сына, находились лишь слуги.
И, судя по новому лицу давно почившего Оливера, из прислуги выбирались те, кто помоложе, посимпатичнее и покрепче физически. Добавить ко всему упоминание, что духов лишь несколько — то бишь по любому меньше десяти, — а обслуживающий штат в поместье вряд ли бедствовавшего герцога куда больше десяти человек, и картина вырисовывается совсем уж неприглядная.
Мы немного помолчали, продолжая бессмысленно разглядывать каменистое плато и думая каждый о своём. Наконец я решилась задавать вопрос немаловажный в складывающейся ситуации:
— И что теперь будет? Ты сворачиваешь миссию по возвращению камня?
— Нет.
— Ждёшь дальнейших указаний от… э-э, большого начальства? — и контактирует ли жнец со своим начальством, буде таковое?
— Действую согласно первоначальному плану, — Алессандро оттолкнулся от парапета, развернулся лицом к городу.
— А Оливер? — удивилась я столь непоколебимой целеустремлённости. Возрождённый явно способен на многое, в том числе увести камень у жнеца из-под носа, а Алессандро как ни в чём не бывало продолжит делать то, что делал до появления конкурента? — Он не станет вставлять палки в колёса… то есть пытаться помешать или… ну, не знаю… перехватить булыжник?
— Возможно, кристалл его не интересует.
Кого в этом убеждают, меня или себя?
— В любом случае забрать кристалл прежде меня он не сможет. Просто будем осторожнее, — Алессандро подал мне руку, и я покорно приняла. — Мэнникс показал себя, перестал скрываться, хотя ещё долго мог прятаться, не привлекая моего внимания, значит, кристалл не столь уж и важен для него. Вероятно, его интерес в другом.
Узнать, в чём оный интерес заключается, не успела — зелень изнанки поглотила нас раньше.
* * *
Когда мы покидали временное жильё, и в доме, и на улицах царили тишь да благодать, однако по возвращению картина разительно переменилась. Прежде пустынные улицы и воздушное пространство над ними заполнились снующими туда-сюда горгульями, из распахнутых окон лились голоса, шумы и запахи еды, а наше временное гнездо и вовсе стало похоже на гнездо осиное. По крайней мере, гудело и жужжало оно ничуть не хуже. Подробности выяснились на месте.
