раз добывает деньги оружием, как и положено лорду. Дворянина кормят либо его земли, либо служба, либо меч… или пистолет, как в наше время, и магия. Леди опекает отец или муж, или другие родственники-мужчины. Зарабатывать своими руками? Своим трудом, как простолюдинка?
— Не знаю, пойдут ли к тебе мужчины, но и женщин будет достаточно, чтобы ты жила безбедно.
Это прозвучало еще нелепей предложения зарабатывать самой.
— Откуда деньги у женщин?
Блад рассмеялся.
— Мои парни — не все, но многие — сходят на берег с карманами, набитыми золотом, и оставляют его в трактирах и корсажах публичных женщин. У них есть деньги, уверяю тебя.
Я вспыхнула. Вот уже второй раз он сравнивает меня с непотребными девками!
— А не захочешь — вернешься домой. Только уже не покорной дочерью, которая вынуждена повиноваться родителям, а состоятельной женщиной, способной самой решать, как ей жить и за кого выходить замуж. Выходить ли замуж вообще или радоваться жизни, меняя любовников как перчатки.
— Как ты смеешь предлагать мне такое. — Голос сорвался, на глаза навернулись слезы.
Он считает меня просто… просто.
Хотя если вспомнить, как я едва не отдалась ему…
Я закрыла лицо руками. Хотелось провалиться на дно океана— может, хоть его воды погасили бы жар стыда?
— Не хочешь любовников — храни целомудрие, хотя, на мой вкус, это пристало бы старухе, а не юной прекрасной девушке, — усмехнулся Генри. — Главное — имея собственное состояние, ты сможешь жить, как сочтешь нужным. Решать сама за себя, а не повиноваться воле отца или братьев. Или светским условностям
Или мужу. Но ведь Джеку я повиновалась бы с радостью? Или нет? Я прогнала воспоминание о монастырском саде.
— Игнорировать свет? И стать изгоем вроде тебя?
Он расхохотался.
— Я — другой случай, изменнику не помогут никакие деньги. Ее величество злопамятна и упряма как ослица.
Я охнула. Как он может говорить такое о королеве!
— Но тебе-то ничего подобного не грозит, — продолжил он. — И, уверяю тебя, крупное состояние в сочетании с титулом открывает любые двери. Кстати, сможешь купить себе мужа, чтобы помогал соблюсти внешнюю благопристойность…
— Да прекрати же ты! — воскликнула я.
Мама была бы в ужасе, услышь она, о чем мы говорим. Отец бы рвал и метал.
— Хорошо, можешь пожертвовать эти деньги какой-нибудь обители, а сама прозябать в бедности, твое дело. Мне нужен корабельный лекарь. Тебе — возможность жить своим умом. По-моему, честный обмен.
— Лекарь? — не поверила я своим ушам. — Не хирург?
— Хирург у меня есть, и хотя ты, кажется, могла бы его заменить, я пока не намерен изгонять господина Дезо. Нужен лекарь. Кто-то, кто разбирается в порошках, припарках и подобных вещах и исцеляет без кровопролития.
— С чего ты взял, будто я в них разбираюсь?
— Можешь не разбираться. Я же сказал — исцеляет без кровопролития. Мне все равно, порошками ли, молитвами, наложением рук или ритуальными танцами, как туземцы. Главное — результат.
Он сошел с ума! Одно дело — следить за здоровьем домочадцев и тех, кто живет на землях лорда. Но лекарем? Мне, женщине?
— Но лекарь — это бакалавр медицины как минимум, а я не…
— Белла, когда ты затянула мою рану, ты не пользовалась ни ножом, ни иглой. И когда излечила глаз…
— Не до конца!
— Неважно. Мне плевать, что ты не протирала штаны… прошу прощения, юбку в университете. И я предлагаю тебе место корабельного лекаря. И долю от добычи, такую же, как получает Дезо.
— А куда делся предыдущий лекарь?
— Погиб. Глупая случайность. Я не пускал его в бой, но ядро пробило стенку каюты. На Дваргоне нового не нашлось, образованные люди там редкость. — Генри помолчал. — Так что скажешь?
Я почти не колебалась. Мне не нужны любовники, мне нужен один человек. Я хочу быть его женой, вести его дом, рожать его детей. И пусть он тоже будет говорить, мол, в его роду сильная кровь, не зная об истинной причине того, что его дети почти не болеют, а если и заболевают —быстро выздоравливают. Это ведь совсем неважно на самом деле.
Но что, если Генри… я затрясла головой. Нет! Джек не мог быть клеветником. И он столько раз говорил мне о своей любви…
— Я скажу «нет». Мне не нужны кровавые деньги. И я хочу домой.
Капитан долго молчал, и по лицу его было невозможно ничего прочитать.
— Жаль, — сказал он наконец. — Мне показалось, в тебе больше мужества. А ты такая же трусиха, как все вы.
Он сам понял, что сказал? Мужество потому и называется «мужеством», что оно — привилегия мужчин.
— Будь по-твоему, сокровище мое. Хочешь оставаться игрушкой в чужих руках — оставайся. Я отправлю вестников, сейчас, при тебе. — Он стер с лица ухмылку, из голоса исчезла насмешка. — Но, если, позволишь, одна просьба… Помнишь, я упоминал парня, который может остаться без руки. Не могла бы ты взглянуть на его рану и помочь, если это возможно?
— Могу, но не просто так.
Он приподнял бровь.
— Кажется, я все-таки научил тебя плохому. И какова же будет цена?
— Каюта. Я посмотрю того парня и сделаю все, что в моих силах, и я готова поработать с другими ранеными, если будет нужно. — В конце концов, опыт мне нужен так же сильно, как этим людям — помощь, ведь если… когда Джек меня выкупит, я буду следить за его здоровьем и здоровьем наших детей. — Но ты дашь мне отдельную каюту. По крайней мере до тех пор, пока не найдешь корабельного лекаря.
А это вряд ли случится скоро.
— Как же я проживу без твоего общества? — ухмыльнулся Генри. — Стал серьезным. Идет. Давай отправим вестников, я прикажу привести в порядок каюту, а пока этим занимаются, ты осмотришь раненого в салоне.
— В салоне?
— Да, я прикажу парню явиться. Нечего тебе делать в кубрике, даже с сопровождением. А потом сиди в каюте сколько душе угодно. Но имей в виду, завтрак тебе никто носить не станет, обеды и ужины ты по-прежнему будешь делить с нами.
Ничего, если отсутствие завтрака — плата за возможность уединиться, обойдусь. Поэтому я только молча кивнула.
— Ну что ж, тогда письма? — Генри встряхнул кистями, словно разгоняя кровь.
Мне ни
