вбежавшую во двор женщину с белокурой крошкой на руках, которую она прижимала к груди.
Высокая брюнетка с тончайшей талией, вечно выглядящая идеально, не придраться, была совсем не похожа на себя. Высокая прическа съехала на бок, усыпая путь шпильками. Взгляд метался, как у безумной. Из прокушенной губы по подбородку текла струйка крови.
- Леди Алина, умоляю! – женщина бросилась в ноги. – Спасите доченьку! Никого больше нету на свете у меня, только малышка Ниночка!
- Я не лекарь… - пробормотала, вглядевшись в синее личико малышки, светлые волосы которой мели землю.
- Гортензия хвалила вас, - затараторила цветочница. – Ноги прошли у нее, а столько лет болели! Помогите, умоляю!
У меня нет лицензии. Я не имею права лечить. Но у малышки даже ноготочки уже синие!
- Бегом за мной! – скомандовала ей и понеслась в дом.
Мы влетели в мою комнату.
- Кладите на кровать, - велела, раскрыв мамин чемоданчик. – Что стряслось?
- Сок она пила, девочка моя, - сквозь рыдания донеслось от мадам Шико, уложившей девочку на постель. – Пчела туда залезла. Я увидела, да не успела, дура этакая, помешать ей, детка выпила тот сок с пчелой проклятой!
Укус в горло изнутри. Отек, как минимум. Девочке дышать нечем. Выругалась под нос, схватила трубку деревянную, отполированную. Приоткрыла рот крошке, велела матери, сунув в руки свечу:
- Светите!
Связок не видать. Господи, помоги!
Обмирая от ужаса, я танцевала около кровати, казалось, целую вечность – пока, наконец, трубка не проскользнула внутрь, раскрыв отекшее горлышко и дав крошке возможность дышать. Когда ее грудка приподнялась, мы вместе с матерью облегченно выдохнули и разрыдались.
- Д-дыш-шит! – цветочница сжала мою руку.
Я смогла лишь кивнуть, видя, как из-под крошечных ноготочков уходит опасная синева. А вот и губки налились розовым.
- Спасибо, Господи! – прошептала, прикрыв глаза, и поднялась.
- Чем помочь, Алина? – спросил Рэйчэр, все это время стоявший за моей спиной.
- Вот, держи, - сунула в его руки пузырек из маминого спасительного чемоданчика и тонкую стеклянную трубочку. – Набирай по чуть-чуть и рядом с трубкой горлышко поливай осторожно. Ты с одной стороны, я с другой. Это чтобы отек спал.
На это ушло время, но вскоре мы смогли убрать трубку из горла Ниночки и вынуть пчелиное жало. Длинные кукольные реснички задрожали, девочка приоткрыла глазки. Ее мама заголосила вдвое громче и… рухнула в обморок.
- Вот ведь! – дракон воззрился на бездыханное тело. – Чего теперь-то, когда самое страшное позади?
- Клади ее рядом с крошкой, - велела я, потянувшись за нюхательной солью. – Спасти жизнь несложно. А вот успокоить женщину – это задача не каждому по плечу!
Отдохнуть мне, с трудом сумевшей привести в норму мадам Шико, не дали. Лиха беда начало – говорила моя мама. И была права. Спустившись в таверну, я обнаружила пару старичков, живших через дом от нас. Похожие друг на друга, будто близнецы, они смущенно смотрели на меня.
- Уж прости, доченька, что беспокоим, - повинился мужчина, прижимая к груди обмотанную тканью руку. – Стряслась вот у нас такая оказия, - показал жуткий ожог на ладони. – Доктор, что на мосту живет, теперь только богатых принимает. Цены задрал так, что мне проще руку-то вообще отрубить.
- Зазнался он, - поддакнула его жена. – Пришлось к этой ходить, к вдове Лорье. Лавка у нее, видали ведь, поди?
- Конечно, - я кивнула, вспомнив жердь, которая торговала каплями с белладонной, средством от нежелательной беременности, сводящем в могилу и саму женщину, а также прочей гадостью. – Это у нее девочки-близняшки, хулиганки.
- У нее, это Марианна, чума нашего района, - кивнул старик.
Знаем, уже сталкивались. Бедняжка Мэри до сих пор вздрагивает, листочками трясет.
- Так вот, - продолжила его жена. – От средств ее пакостных, Лорье этой, у меня на той неделе так живот крутило, думала, помру вовсе! А просила-то всего лишь порошочек от зубной боли у нее.
- Уж помогите, милая, Гортензия так вас нахваливала! К ней Карлуша приехал, молочный сынок ее, так она по всем лавкам пробежалась, вкусностей накупив, чтобы его потчевать. И все на своих ногах, - мужчина покачал головой. - Удивились мы все, ведь едва бродила бабушка. Так вот она про вас-то и рассказала, как мазь ваша волшебная ее исцелила!
- Так я же не лекарь, - попробовала воззвать к их разуму.
Но куда там. Когда у человека болит, ему все равно, кто поможет, хоть кузнец, лишь бы облегчение страданиям найти.
Вздохнув, обработала ожог, дала мазь и отправила пожилую чету домой, думая о том самом Карлуше. Ведь это он подарил кормилице своей кулон-василек, который раньше принадлежал моей маме. Надо выяснить, где он его взял. Вот только как?
- Моя красивая лекарка, - промурлыкал муж, обняв за талию и утащив в темный уголок под лестницей.
Отбиться не успела. Да не очень-то и хотелось. Ведь так приятно было ощущать, как Рэйчэр сжимает меня в сильных объятиях, постанывает, терзая губы, обжигая дыханием щеки, шею, грудь.
- Уймись! – спохватилась, когда дракон потянул завязочки на декольте.
- Прости, - затуманенный взгляд, прошитый иглой зрачка и сияющий в полутьме, прояснился. – Увлекся немного.
- Совратитель поварих, - хихикнула, погладив по колючей щеке.
- Прости, что так получилось с твоими братьями, - повинился Рэйчэр, поцеловав запястье и разогнав табун нежнятинок-мурашек.
- Не твоя вина, что они свинтусы, - вздохнула. – Не думала, что Руфус такое может сказать о моей маме. Она же их вырастила с Ральфом.
- Гиблое дело – ждать от людей благодарности.
И то верно. Кивнула, потом улыбнулась и шепнула:
- Так, хватит тратить время на разговоры, муж. Мне скоро вторую партию пирогов ставить в печь. Понял?
- Понял, - полыхнул драконьими очами и, застонав, прильнул к моим губам.
В жизни полно всякого. Но лучше зацикливаться на хорошем, это куда приятнее, так ведь?
Ссора с братьями занозой засела в душе. Ведь именно самые близкие обижают нас больнее всего. Но жизнь, как вскоре выяснилось, взялась за меня всерьез и без Руфуса и Ральфа. Вцепилась зубами в край подола, как дурная собака, и рычит грозно, явно желая все платье порвать в клочья, которые потом только на тряпки половые сгодятся.
Однако сегодня с утра я проснулась,
