Блин, вот же попал, пропади они пропадом эти традиции!
— Чё, паря, сдрейфил? — подошёл ко мне заступившийся за меня грузчик с фигурой штангиста, — а ты не боись. Сомлеешь, так мы тебя тут в сторонке на бушлатике уложим. К обеду очухаешься.
— Да я боюсь просто расплескать добро. Обидно: водка неплохая, — с деланным равнодушием пожал я плечами. Реплика была встречена гулом одобрения.
В бендежке витал дух крепкого мужского пота, бедовых голов и солёных разговоров.
— А мы подмогнём! — кудрявый парень с удивительным проворством и осторожностью подхватил гранёный стакан и поднёс его мне, — прими чекушку, биндюжник безлошадный, с почином!
— С почином! — вразнобой, но громогласно, подхватили грузчики. Пришлось не разочаровывать народ.
Я принял стакан и тут же, подхватив краешек, губами медленно выцедил водку, почти не ощущая вкуса, слегка придержав дыхание. Кучерявый всё это время лукаво заглядывал в мои слегка заслезившиеся глаза.
Едва я закончил, он протянул мне огурец и изрядный шмат сала на горбушке серого. Я медленно выдохнул сквозь зубы, прислушиваясь к себе. Организм аватара принял водку с благодарностью. Кроме лёгкого тёплого толчка в затылок и чуть контрастнее проступившего окружения бендежки, я больше ничего не почувствовал.
— Ну?! Чё там? Уже здрасти? — в нетерпении спросил кучерявый, приплясывая на месте и буквально провожая взглядом каждый мой глоток.
— Забор покрасьте! Хороша! — хлопнул я по плечу парня, с благодарностью принимая бутерброд с салом и вгрызаясь зубами в его нежно-податливое розовое подкопчённое нутро.
Народ одобрительно загомонил и потянулся за стопками и закуской, утратив интерес к уже состоявшемуся посвящению.
— Слышь, Гаврила, меня Лёхой кличут, — кучерявый парнишка потянулся бутылкой к моему стакану.
— Не, хорош уже, Лёха! Мне хватит, — отставил я стакан в сторону, — ещё в институт топать. Роль я свою исполнил. Традицию поддержал. Правда, не всем ко двору пришёлся. Но что ж поделать. Переживу.
— Это ты насчёт бригадира? — осклабился кучерявый, аппетитно хрустя огурцом, — я бы на твоём месте не расслаблялся, студент.
— Да? А я особо и не напрягался, Алексей. Может, прояснишь тему? — решил я всё же перед уходом выяснить, чем чревато недовольство бригадира. Мне все эти непонятки на новой работе, если честно, не нравились. Товарная станция — место очень привлекательное для криминала. Особенно в эпоху тотального дефицита. Тут и мошенничество, и откровенное воровство. Правда, я пока ничего подобного не замечал. Да и куда мне? Без году неделя.
— Ты, Гаврила, тем, что напрямую к Ахмату обратился, Серьге дорогу перешёл. Он с остальными бригадирами железку вот так держит, — кучерявый сжал жирные от сала пальцы в жилистый кулак, — Зелимханыч тоже непрост. То ли сват, то ли кум, короче, какая-то там седьмая вода на киселе начальнику станции. И тоже под себя гребёт. Тёрки у него с Серьгой, а ты подвернуться под горячую руку можешь. Я бы на твоём месте прямо с сегодняшнего дня ходил да оглядывался…
— Всё-то ты знаешь, Лёша, — проговорил я задумчиво, не отводя взгляда от продолжавшего скалится грузчика.
— А я-то чё? Я ничё! Эту тему наши все знают. Ты вот новичок, нежадный, народ уважил, я к тебе со всем, так сказать, сочувствием.
Похоже, этот местный клоун не врёт. И действительно хочет меня предупредить. Так что же теперь? И не работать, что ли? Только-только проблему с деньгами решать начал. Ладно, поглядим, что там будет, но так просто отступать я не хочу.
— Спасибо тебе, Лёха. Рад был познакомиться. Пойду я, — протянул я руку кучерявому.
Тот почему-то смутился, встрепенулся, суетливо оттёр от жира ладонь прямо об майку и аккуратно пожал мою.
Попрощавшись с продолжавшей гудеть компанией, я вернулся в экспедиторскую, забрал из шкафа бочонок. Сидевший за столом Зелимханович даже не глянул в мою сторону. Что ж, мне не привыкать, что меня используют втёмную. Живы будем, не помрём.
На этот раз халява с доставкой к подъезду общаги мне не обломилась. Все водители уже разъехались по адресам. На пустой привокзальной площади притулились друг к дружке несколько троллейбусов, в предутренней дрёме досматривавших свои городские сны перед очередным нелёгким трудовым днём.
Решив сократить путь до проспекта, я прошёл по закоулочкам малоэтажной улицы Гражданской. Интересно было смотреть ночным зрением на просыпающийся город. Деревья ещё не сбросили листву и свет немногочисленных фонарей, проходя через кроны, порождал танец причудливых теней. То там, то здесь из раскрытых форточек и окон прорывались сигналы точного времени Всесоюзного Радио, сквозь которые жизнеутверждающе так за тактом воздвигся Гимна уходящего в небытие Союза. Осень 91-го брала своё и даже моё послезнание не развеивало лёгкой грусти.
Первый хмель от принятой чекушки на свежем воздухе улетучивался далеко не моментально. Тем не менее особых нарушений координации или тонуса я не отмечал. Видимо, подстёгнутый нейротроном метаболизм аватара справлялся с действием алкоголя гораздо быстрее, чем у обычного человека.
Справа и спереди послышался какой-то шорох. Я настороженно остановился, покрепче перехватив верёвку, на которой висел тяжёлый бочонок с салом. С громким мявом из подворотни вырвался тёмный сгусток и, пробуксовывая на палых листьях, скрылся за поворотом.
— Твою мать… — я расслабил было напрягшуюся спину, — и откуда этот чёрный кот взялся? Обходить стороной путь миграции долбанутого млекопитающего, издавна считавшегося фигурантом нехорошей приметы, было откровенно влом.
— Ночью все кошки серы! — отделался я от предупреждения судьбы народной поговоркой. А зря…
За мгновение до удара я почувствовал словно бы дуновение ветра над макушкой. И начал резко разворачиваться через правое плечо. Поэтому удар пришёлся не на затылок, а вскользь по правой теменной части головы, через скулу, процарапав щёку.
Даже не ощутив боли и не успев ни о чём подумать я погрузился о тьму.
Глава 8
Да ладно — ну, уснул вчера в опилках.
Да ладно — в челюсть врезали ногой.
Да ладно — потащили на носилках.
Скажи ещё спасибо, что живой.
Да, правда — тот, кто хочет, тот и может.
Да, правда — сам виновен, бог со мной!
Да, правда. Но одно меня тревожит —
Кому сказать спасибо, что живой?
В. С. Высоцкий 1969 г.
Ядрёное сочетание запаха прелых листьев, кошачьей мочи и, кажется, кислого табачного перегара не разбудили бы, наверное, разве что мёртвого. Мне стоило огромных усилий сдержаться, чтобы не чихнуть. Надо было не спеша оценить обстановку. А для этого пока не стоит показывать, что я пришёл в сознание. Откуда-то сверху послышался громкий шёпот.
— Моль, ты чё, грохнул его, что ли?
— Да не, дышит, фраер. И черепушка цела. Так, тесанул малёхо. Глянь, Зеля, со стороны проспекта никто не идёт?
— Да три раза смотрел уже. Никого!
— А ты ещё глянь! Гляделки не отвалятся, стрёмно мне что-то. Серьга сказал, что клиент непустой будет. Не хочу бабки потерять из-за какого-нибудь любопытного работяги, ха-ха…
— Да нет, не видать никого. Первый тралик только через двадцать минут пойдёт. А классно ты его, Моль! Одним ударом уложил. Давай потроши уже. Не тяни. Сваливать пора!
Я почувствовал, как кто-то, натужно сопя носом, шустро шарит по моим карманам. Вот нащупал гаманок, ключи от комнаты в общаге, мелочь. Что-то тяжко ему сердечному. Тесные карманы джинсов не очень удобны для потрошения, тем более, когда жертва лежит ничком.
Хорошо, что я по старой армейской привычке засунул сегодняшний заработок за резинку носков. Но надеяться на перманентную глупость гопников не следует. Если уж взялись за дело, без своего не уйдут.
