— Есть, поминать добрым словом! — пожал я руку Фомичу, прощаясь, — вопрос можно?
— Валяй.
— Однополчане ваши не обидятся, если увидят меня в «песчанке»?
— Ну ты спросил, воин! — почесал затылок старший прапорщик, — а чего им обижаться? Это же не голубой берет или, скажем, тельник. Хотя сейчас такой бардак… На афганку никто не обидится. В ней сейчас много кто ходит. Ликвидаторы бывшие, опять же, да и в войсках много. А ты чё, зассал, воин?
— Нет, просто, не хотелось бы на пустом месте кипишь разводить. Хороших людей обижать.
— Ах, вон оно что. Судя по рукопожатию, ты, бача «обидеть» можешь не по-детски. Я думаю, нормальные афганцы из-за такого никогда в бутылку не полезут. А психов везде хватает. Всем не угодишь.
— Понял, товарищ старший прапорщик, бывайте здоровы!
Нда-а…недолго деньги у меня продержались. Несмотря на очевидную необходимость покупок, жаба слегка придушила. Надеюсь, что сегодня я свои похудевшие финансы поправлю.
Ахмат Зелимханович находился в конторе, так сказать, на боевом посту. Завидев меня, нагруженного раздувшейся сумкой и бочонком, он поманил меня рукой:
— Здравствуй, Гавр. Паспорт принёс?
— Да, Ахмат Зелимханович, — я полез в сумку, сгрузив свою поклажу на пустой поддон от погрузчика, — вот!
Экспедитор скрупулёзно переписал мои данные. Дал расписаться на нескольких листах документов, окончательно оформив мой найм на работу.
— Это ты проставу грузчикам принёс? — кивнул он на сумку.
— Да, водители сказали, что так положено у вас.
— Я не против, только после работы. Можешь пока сложить в тот шкаф. Переодеваться можешь в бытовке — вход рядом с конторским, за углом. Там и умывальник есть. Сегодня снова соль разгружать поставлю. По накладным там на несколько тонн больше. Водителей я уже предупредил, так что не подведи, Гяур.
— Сделаю, Ахмат Зелимханович.
— Иди переодевайся.
Этой ночью сработать удалось быстрее, почти без простоев. Периодически, поглядывая на соседние пути, я замечал работу бригады грузчиков. Сначала они разгружали какие-то ящики, потом мешки.
Был момент, когда к моему вагону подошли двое в брезентовых штанах и с какими-то накидками из мешковины, крепящимися в виде капюшонов на голове. Наверно, с такими удобно перетаскивать мешки. И кожу на спине не натирает и не холодно.
Они почти четверть часа наблюдали за моей работой, покуривая папиросы и тихо переговариваясь. Затем вернулись к себе. Странные смотрины. Прошлый раз дождь не располагал к праздному торчанию на товарном перроне.
Закончив почти на два часа раньше, я поинтересовался у Степана, кто бригадир смены. Переоделся, стряхнув и скатав афганку в рулон. Полёвка действительно оказалась чертовски удобной одеждой для работы. Заскочил к Зелимханычу за расчётом, не забыв отслюнявить экспедитору его долю. Сегодня вышло на пятьдесят рублей больше.
В приподнятом настроении зашагал к отдыхавшим в противоположном конце перрона грузчикам.
— Доброй ночи, честному народу, — громко поздоровался я, решив долго не затягивать и развязаться с местным ритуалом, — мне бы бригадира, Сергея Павловича, повидать.
— Палыч, к тебе! — крикнул высунувшийся из вагона черноволосый кудрявый парень в майке неопределённого цвета и брезентовых штанах.
Из-под вагона выбрался коренастый мужчина сорока лет. Я узнал одного из тех, что подходили сегодня ночью посмотреть, как я работаю.
— Сергей Павлович?
— Я Гаврила Луговой, работаю с недавних пор на соседнем участке. Вот пришёл по обычаю уважить общество, проставиться, так сказать, — я поставил на шпалы сумку, расстегнул замок и стал выставлять на край перрона две банки с огурцами, водку и завёрнутый с промасленную бумагу шмат сала, три буханки серого положил поверх сала, — примите, не побрезгуйте, от чистого сердца, — добавил я, видя всё ещё угрюмую рожу бригадира.
Чернявый парнишка живчиком соскочил с вагона и подобрался к разложенным на перроне продуктам, наклонился, с шумом втягивая ноздрями воздух.
— Ух ты! Смачно, — он пошерудил в бумаге, — и сало копчёное! Хех, богато уважил, Гаврила, — к нам стали подтягиваться и остальные грузчики.
— Цыть, Гера, — бригадир оттёр паренька в сторону, и с небрежной гримасой отогнул пальцем бумагу, — и откуда ты такой здесь нарисовался, пацан?
— Студент я, из медицинского. Меня в два дня назад Ахмат Зелимханович взял для испытания, чтобы соль разгрузить. Сказал, пока вроде не на постоянную работу, только когда запара какая брать будет, — странно, с каждым произнесённым словом я начинал заводиться. Получается, я оправдываюсь перед бригадиром, хотя ни в чём тут моей вины нет. Работал честно. Устроился тоже не по блату. Умеет этот мужик стразу настроить против себя. Прёт из него какая-то гнильца. Вот только какая, понять не могу.
— Медик-шпендик, значит, — бригадир, откашлявшись, сплюнул на рельсы и высморкался двумя пальцами. А тебе не говорили, пацан, что для работы у нас надо разрешение спрашивать? — похоже, этот Палыч был очень недоволен моим появлением. Мужик резкий, да и татуировочки на фалангах пальцев красноречивые.
— Палыч, ну чего ты на молодого взъелся? — вперёд выступил жилистый и худой, как жердь, мужик с проседью в жёстких чёрных волосах. Статью и длинными руками он чем-то напоминал орангутанга, которого долго морили голодом, — парень копейку решил зашибить. Всем кушать хочется. Сам видел — пашет любо-дорого. Ни перекуров, ни даже пожрать не присел.
— Ты, Крюк, меня учить вздумал? Сам же возмущался, что Зелимханыч за соляные вагоны цены по нижней планке заявил, да ещё за сроки урезать начал. Если бы не этот…мы бы нохча до конца недели дожали — сполна бы рассчитался. А этот влез! Да ещё в одно рыло оба вагона за две ночи определил!
— Не лезь в бутылку, Серьга! — рядом с Крюком встал мужчина небольшого роста с невыразительным лицом и фигурой штангиста, — парнишка честно отработал. Да и слышал же, что Зелимханыч его только на самый паршивый груз ставить будет. Сам знаешь, экспедитора за простои заказчики по головке не гладят. А ты только собачиться с Ахматом любишь. Парень всё по уму сделал, вот и проставу принёс. Я за него от Стёпки-водителя только хорошее слышал. Гаврила наш человек, правильный.
Неожиданная поддержка от членов бригады порадовала. Но Бригадир продолжал посматривать в мою сторону волком.
— Ну чё, биндюжники безлошадные, харэ яйца мять, водка стынет! — прервал дискуссию тот самый чернявый кудрявый парень, что уже завладел свёртком с салом и парой бутылок и сейчас чуть не притоптывал от нетерпения, — айда в бендежку! Отметим прописку малого.
— Пожалеете ещё, помяните моё слово… — тихо, но так, чтобы все услышали, пробормотал бригадир!
— Да ладно те, бугор, пойдём лучше накатим! — кучерявый щёлкнул себя пальцем по кадыку.
«— Идите, мне ещё накладные закрывать…» — сказал, словно плюнул, бригадир, развернулся и снова полез под вагон. Остальные грузчики оживились и стали запрыгивать на перрон. Потянулись к дверям бытовки. У дверей конторы стоял экспедитор, всё это время оказывается наблюдавший за нашим разговором.
— Простите, мужики, я, наверное, пойду, — обратился я к грузчикам, переводя взгляд с Крюка на чернявого, — мне ещё на занятия с утра, а транспорт не ходит. Водители тоже все разъехались. Приятного аппетита!
— Не, брат, шалишь! Так не пойдёт, — развёл руками Крюк, — по традиции ты должен полную выпить. Уважь обчество. Как же это, грузчик — и что б после ночной с утра на грудь не принял? Люди не поймут. Пойдём, пойдём…
Пожалуй, так легко не отделаюсь. Можно было бы пойти на принцип, но как потом работать с этими людьми? Не я это придумал, не мне и ломать.
Стол накрыли с неимоверной быстротой, да и что там накрывать? Пока один нарезал сало, другой кромсал хлеб, кучерявый тонкими пальцами вылавливал огурцы из банок и тут же раскладывал их на расстеленные газеты. Мужик, отзывающийся на прозвище «Крюк», разливал водку по стопкам. Одна из порций стояла особняком и представляла собой большой гранёный стакан, налитый не просто до краёв, а с мениском.
