Тетушка обняла меня и хихикнула: — Я очень неравнодушна к её крему из ревеня.
— Я никогда не пробовала ревень.
— Тогда ты обязана его попробовать. Ты хорошо держишься, маленькая. Знаю, это может быть тяжело.
_________
Следующим утром я приготовила нам легкий завтрак, думая, что Тенс может объявиться в любую минуту. Когда же он не пришел, я начала беспокоиться. Тетушка то шила, то дремала, закрывая глаза прямо между стежками. Ее подбородок падал на грудь, и она просыпалась.
— Где Тенс? — спросила я.
— У него есть пара дел. Он скоро вернется.
Я положила дневник и стала смотреть, как она шьет. Ее пальцы порхали над ниткой и тканью
— Научишь меня шитью? — спросила я.
Она с удовлетворением улыбнулась.
— С удовольствием.
Она похлопала по дивану рядом с собой и поставила мне на колени корзинку с лоскутами.
— Возьми два куска ткани.
Она порылась в другой корзинке в поисках иголки и нитки.
— Я шью для того, чтобы забыться. Любая Фенестра должна найти способ справляться с воспоминаниями — кто-то готовит, кто-то рисует. Я вот шью.
— Воспоминаний?
— Каждая душа оставляет в нас частичку информации. То, что было для них важно.
— Так вот почему! — воскликнула я, роняя ткань.
— Что почему, дорогая?
— Селия любила Ореос, Барби-Черлидершу, и морскую свинку по имени Шрек. Я то-решила, что я все это выдумала!
— Нет, дорогая. Мне кажется, что если бы ты подумала, ты бы заметила и признаки животных. Такой удивительный писк комаров. Весенний запах. Вкус чистой воды.
Я кивнула. У меня были воспоминания и ощущения, которые, казалось, не имели никакого смысла. Я попыталась продеть нитку в иголку, но после пятого промаха, тетушка забрала её у меня.
— Со временем становится невыносимо. Слишком невыносимо. Поэтому я делаю истории из ткани от каждой проходящей сквозь меня души.
Я посмотрела на стопки одеял, которые были повсюду.
— Это все они? — тут должны были быть отражены сотни — не сотни, тысячи — историй.
— Все складывается, не так ли?
Я попыталась завязать узелок на конце нити, как меня учили, но бесполезно. Тетушка похлопала меня по коленке.
— Ты справишься со времени. Шитье требует тренировки.
— Как и все остальное?
— Да. — Вдруг ее лицо стало белым как мел, она повернулась к двери.
Кустос утробно зарычала.
Я замерла.
— Что?
Тетушка быстро покачала головой.
Я ждала, мое сердце гулко колотилось. Я чувствовала разлитый в воздухе страх. И что-то еще.
Кустос подошла к входной двери, и замерла, пригнув голову и хвост.
Мы сидели на местах, как будто пойманные, в течение, может быть, секунд, может быть часов. Потом тетушка встала.
— Все в порядке.
— Что? Что происходит? — спросила я, облизывая пересохшие губы.
Тетушка отложила шитье и сняла ружье, висевшее на крюках на стене.
— Какого черта? — в ужасе воскликнула я. Крошечная старушка с ружьем никак не сочетались.
— Сиди здесь, — приказала она.
Я пошла за ней: — Нет!
Она выглянула в окно рядом с входной дверью.
— Ну и где все? — Вдруг заорал Тенс, с грохотом закрывая заднюю дверь и протопав сквозь кухню.
Мы обе отскочили и обернулись, когда он вышел в холл.
— Что случилось? — он подбежал к тетушке и взял ружье из ее трясущихся рук.
— Я не знаю, — оветила я.
— Ты видел что-то? — спросила его тетя.
— Нет, я прошел через задворки. Что происходит?
— Кто-то здесь есть, — ответила тетушка ему.
— Кто?
— Я ощущаю присутствие кого-то похожего на Фенестру, но пагубное.
— Ности?
— Что? — ахнула я. Я ничего не слышала.
— Я не знаю. Я никогда не оказывалась в одном месте с ними. Я не знаю, как ощущается их энергия.
— Когда? — Тенс отодвинул нас от двери. Приоткрыл ее и приказал Кустос стоять на месте. Его плечи не давали мне ничего увидеть, но его реакция заставила меня толкнуть его, чтобы я могла осмотреться.
Стрела с горящим наконечником была воткнута в дверь. Обезглавленная и выпотрошенная полосатая кошка лежала на пороге. Застывшая кровь чернела вокруг ее трупа. Из ее живота вываливались куски чего-то, что, как я поняла, когда-то было котятами.
Я подавилась, разглядывая эту бойню. Я вышла и споткнулась. Когда я упала на колени в снег у дома, меня стошнило завтраком.
— Вот дерьмо! — Тенс спустился по лестнице и осмотрел кровавое месиво. — Дерьмо! — Он постучал по ступенькам и шинам Ленд Ровера.
Тетушка наклонилась к нему.
— О Господи, только не это опять.
Я пошла на чистый снег и приложила его пригоршню к лицу, упиваясь чувством чистоты и холода.
Тетушка подошла ко мне и протянула платок.
— Пойдем обратно в дом. Выпьем чая.
— Но…
— Я все уберу, идите, — Тенс не глядя на меня, втолкнул нас в дом.
— Но за что? — спросила я тетушку, помогая ей на кухне. Не было ни одной достаточной причины для этого. Из нее как будто ушли все силы.
— Предупреждение. Обещание. — Казалось, она полностью потеряна.
— От кого?
— Ты ничего не почувствовала? Пока мы шили? — тетушка отмерила нужное количество чая и насыпала его в заварочный чайник, но ее движения были замедлены и ее трясло.
Я отодвинула для нее стул и взялась наливать чай.
— Страх? Мой пульс ускорился, а во рту пересохло.
— Хорошо. Хорошо.
— Почему?
— Ты их тоже почувствовала. Здесь были Ности, дорогая. Ты должна навсегда запомнить эти ощущения, потому что это единственное предостережение их присутствия. Я слышала, что они оставляют за собой стрелы и выпотрошенные тела. Но никогда сама с ними не сталкивалась.
— А раньше такое было?
— Только всякие глупости — туалетная бумага, яйца, краска — но это всегда можно было списать на шалящих детей.
— Из церкви?
— Возможно.
— Ности преданны церкви?
— Возможно, для прикрытия. В церковь ходят очень много людей, как мы сможем понять, кто бы это мог быть?
Засвистел чайник. Я налила кипяток в заварочный чайник и стала смотреть на пар из его носика, и на опускающиеся чаинки.
— Ты должна доверять себе. Постоянно будь начеку, иначе они тебя схватят. Они не гнушаются убийствами, но скорее всего они сделают тебя одной из них, чем отдадут твою энергию другой стороне. Если у них получится, они тебя обратят.
— Как?
Тетушка сжала руки.
— Я не знаю наверняка. Я никогда не встречалась с Ности. Я слышала, что Фенестра должна убить себя в присутствии одной из них, и тогда, вместо того, чтобы отправить ее душу, они возвращают ее в тело.
