— Распущенной? — девушка надулась. — Да носи как хочешь! Только тогда ни одна приличная гномка с тобой встречаться не станет!
— А ты приличная? — ох, лучше бы Тар этого не говорил.
Захра покраснела и дернула эльфа за бороду, которую до этого старательно заплетала. Судя по воплю Тарлиэля, звезды перед глаза он увидел.
— П-п-п-онял, прости! Согласен на все твои эксперименты с бородой! Хоть каждый день по четыре часа, — простонал несчастный эльф.
Гномка лишь милостиво кивнула и проложила свои издевательства. Но тут появился Лен.
— А чего вы пить со всеми не идете? — эльф перевел взгляд с гномки на полузаплетенную бороду друга и тихо хихикнул. — Тар, тебе однозначно идет. Сразу повзрослел на пару десятков тысячелетий.
— Хоть ты прояви сострадание! — Тарлиэль картинно закатил глаза. Зато гномка уловила самую суть вопроса:
— По какому поводу пьянка?
— Мы прошли аттестацию! — Лен сиял как начищенная монетка. — Нас не закроют! Нас не закроют!
— Никто в этом и не сомневался, — девушка осуждающе смотрела теперь уже на Лена, будто он единственный всегда сомневался в успехе и смущал остальных.
— Так вы пить идете? Там орчий глинт наливают.
От такого отказаться не мог никто — так что вскоре к общему застолью присоединились еще трое.
Облокотившись на Терри, Никкиа издалека наблюдала за студентами, шумно отмечавшими окончание поверки и скорый отъезд дражайших гостей. Причем Эжена Ориш, ставшая теперь главой комиссии, радовалась жизни вместе со всеми. Лиан же, кажется, предпочла общество Ливьера кому бы то ни было. А мужская часть комиссии трусливо обсиживалась в выделенных им комнатах.
— Я так и не понял, как ты проклятье сняла, — Дарринг неторопливо потягивал эльфийское вино, бутылку которого ему на радостях подарила все та же Эжена.
— Клин клином вышибается, — ректор покосилась на студенток, пытавшихся скормить геройскому Файру бутерброды и торт. Кто бы мог подумать: дракон-сладкоежка. — Я поверх собственного проклятья еще одно наложило. Если верить Асшу, — Никкиа запнулась, ибо в столь тонких материях она пока разбиралась плохо. — Вот почему бы тебе у него и не спросить?
— Потому что Дагаш утащила его куда-то, — Терри пожал плечами. — Ты рассказывай, не отвлекайся.
Никкиа вздохнула, одним глотком осушила стакан и продолжила:
— Проклятье тянет силы из того, кто его наложил. По крайней мере, в момент наложения. И чем сильнее были эмоции мага, тем сложнее его разрушить, — женщина сделала паузу. — Когда Аристарх стал обижать моих студентов… я разозлилась. Очень разозлилась, Терри! Я бы его голыми руками на лоскутки порвала! — Никкиа бездумно смотрела в пустой стакан. — И второе проклятье, наложенное уже на него, получилось сильнее первого. Оно вытянуло все «силы», или как там это называется в магии — энергию? — из наложенного мной на саму себя. Потому что человек всегда стремится снять проклятье, и оно будет потихоньку разрушаться. И будет разрушать то, чем его скрепили. Тот же Асш говорил, что через пять-шесть столетий от обычных проклятий и следа не остается.
— А вторая часть? Про тела Мораны? — Терри снова наполнил из стаканы вином.
— Тело Чигрены вообще не было скрепляющим фактором. Ее человеческое тело, которое я тогда подразумевала. Потому что его уже не существует.
— Стоп, — темный на мгновенье задумался. — То есть ты хочешь сказать, что так как теперь твое заклятье-проклятье ни что не «закрепляет», оно может со временем ослабнуть и исчезнуть?
— Может, — Никкиа кивнула. — По крайней мере, если верить Асшу. Так что и магия к Аристарху вернется. Когда-нибудь.
— А ты не думаешь, что это именно твое проклятье так поменяло Морану?
— Я не думаю ничего. Но Ливьер утверждает, что все дело в паучьем яде…
Теперь пришла очередь Терри смотреть на студентов, о чем-то неспешно размышляя.
— Еще бы Ней пришел в себя… А то у нас еще какое-то время будет вакантна должность преподавателя магии земли.
— Найдем, — Никкиа пожала плечами. — В первый раз, что ли. Теперь еще и финансирование обещали расширить. Сделаем себе второй полигон, отстроим оранжерею, перенесем куда-нибудь библиотеку Ксенича из подвала, а то мимо дракона половина студентов ходить боится…
— Не живется же тебе спокойно, — мужчина усмехнулся и мягко коснулся ее плеча.
— Я не привыкла сидеть сложа руки. Мне еще в собственной магии нужно разобраться. Да и день свадеб придется наверняка устроить, а то у меня уже три парочки слёзно умоляли позволить им принести брачную клятву и благословить их. И почему меня, а?
— Потому что ты ведьма, — Артерриан улыбнулся. — У тебя на редкость сильные благословения. А всем хочется жить долго и счастливо. Так что соглашайся.
— Куда ж я денусь… — ведьма тоже улыбнулась. — А неплохое вино тебе эта Эжена подарила. Надо будет еще купить.
Где-то вдалеке набирала обороты студенческая пьянка. Самые отважные уже умоляли Зарила дать им покататься на драконе. Бедный Файр отползал задом к драконюшне. Кто-то уже разбрёлся по своим домикам, дабы заняться делами сугубо личными и важными. А для оставшихся организовали музыку: все равно в честь праздника на три дня решено было отменить все занятия.
Тишину лазарета нарушил отчаянный вопль: Морана Чигрен наконец пришел в себя и в ужасе рассматривала собственное тело. Длинные острые когти-ногти она бы еще как-нибудь пережила. Но ноги, но тело, но… Магистра обхватила голову руками и беспомощно разрыдалась.
Разводя этих дурацких пауков она же не знала, что их укус не убивает, а обращает жертву в им подобного! В арахнида, если у называть вещи своими именами. И теперь до пояса ее тело было вполне человеческим, а ниже начиналось хитинистое брюшко и восемь уродливых мохнатых лап!
Нет, это не правда! Она все еще спит. Нужно просто закрыть глаза… Глаз оказалось подозрительно восемь. И все на лице, полукругом поднимаясь вверх по лбу. Чигрена схватила стоящий на тумбочке стакан и швырнула его об пол. Та же участь постигла и тарелку с бутербродом. Как теперь жить? Как она на глаза Аристарху покажется? Какой позор! Уж лучше было умереть!
Тут ее взгляд упал на единственную занятую койку у самой стены. На ней лежал белый, как полотно, человек. И лишь подойдя ближе, Чигрена узнала в нем своего возлюбленного.
Белоснежные волосы почти сливались с наволочкой, кожа казалась восковой и мертвенно бледной. Морана не удержалась и коснулась его щеки. Руку обожгло холодом. И тогда Чигрена завыла, как воет раненный зверь, загнанный в угол. Взгляд ее упал на соседнюю кровать… и остановилась магистр только тогда, когда от матраса и подушки не осталось ничего, а весь пол вокруг был устелен белыми невесомыми перьями.
— Успокоилась? — в дверях стоял магистр Ливьер, с сочувствием глядя на бывшую ректора. — Он будет жить. И в твоих силах сделать все, чтобы он вернулся в прежнюю форму.
— Что с ним? — кое-как выдавила магичка, не отрываясь глядя в лицо любимого. — Когда он очнется?
— Этого я сказать не могу. А вот на первый вопрос попробую ответить. Да ты оставь в покое наволочку то, и так уже из нее решето сделала.
Чигрена с удивлением уставилась на лоскутки ткани в руках.
— Садись и слушай, — магистр показал на кровать.
— Издеваешься, да? — Морана недружелюбно покосилась на целителя, потом на собственные паучьи ноги. — Как я с этим сяду?
— На пол сядешь, хотя сейчас это не принципиально, — Ливьер пожал плечами и опустился на ближайшую кровать. — Аристарх лишился магии. А так как он оказался элементалем — ума не приложу, как это вообще возможно — то последствия оказались непредсказуемыми. Место огня занял лед. Хотя, я думаю, где-то в глубине искорка все-таки тлеет. Но сейчас он как ледяная глыба: все видит, все помнит, но ничего не чувствует. По крайней мере физически. Так что мы можем просто ждать, пока он проснется. А там надеяться на лучшее.
