любого, кто окажется на ней. Только если веселиться и радоваться, на гостя этой земли не повлияет магия.
Я кожей почувствовала его ехидный, издевательский взгляд.
— А если не веселиться? — уточнила со страхом.
— Сначала заплачешь, потом будешь рыдать и очень сильно горевать, как будто умерли все самые близкие, а потом умрешь от горя, — закончил он свой рассказ и зло усмехнулся: — Это знают даже дети, пустышка. Но ты хуже ребенка. Глупая — и из-за своей глупости могла бы умереть. Скажи спасибо, что я тебя спас.
— Ага, спас, чтобы убить потом, прикрываясь мной от чудовищ! Которые то огнем плюются, то пытаются сожрать! Хорошо спасение!
— Я же говорю, ненормальная пустышка! Не понимаешь, в чем твой долг! — зло прошипел он и оскалился, разглядывая меня словно под микроскопом. Пытливый взгляд пробирался в самую мою суть, под кожу, проникал в вены и препарировал, а еще я ощутила жар, идущий от Тира. Как-никак, он был огневиком, магом, владеющим огненной стихией, и пламя жило в нем и готово было выплеснуться в любую минуту.
А в моменты гнева — тем более. Интересно, он способен причинить мне боль? Пульнуть в меня огнем, если буду доставлять неприятности и не слушаться? Ему нравятся покорные девушки? Интересно, какой была его Лакрица?
— Идем, — скомандовал он, хватая меня за руку. Его пальцы были горячими, он быстро шагал в темноту, пуляя небольшие сгустки огня, которые падали на землю и, пока тлели, освещали нам путь.
— Ты отдашь меня темным магам? — пропищала я так тихо, что Тир не обернулся. Наверное, не расслышал. Мы уже преодолели достаточное расстояние, лагерь был очень далеко, а впереди я уже видела очертания черного прохода, как вход в туннель, темный и непроглядный, полный разных тварей…
— Пожалуйста, Тир, остановись, — попросила я жалобно, дрожа от страха и действительно поверив, что он решил уничтожить меня с помощью темной магии колдунов. — Ты хочешь, чтобы меня убили?
И все-таки я не выдержала и расплакалась. Стояла посреди темной, безжизненной пустоши, закрыв лицо ладонями, лила горькие слезы и понимала, что ни за что на свете не пойду вперед, не сделаю и шага по направлению к своей смерти. Я не самоубийца.
Тир остановился и с тяжелым вздохом признал:
— И все-таки ты неправильная пустышка! Тебе в любом случае надо к магам, иначе на войне мы не уцелеем.
— Я в любом случае не уцелею, — всхлипнула я, вспомнив горькие слова Ворта о том, что это будет моим последним ранением. А Тиру ведь не объяснишь, даже слушать не станет.
— Маги опытные, они смогут сделать что-нибудь. Идем! — потянул он меня за руку. — Для твоего и моего блага.
— Нет! Нет! — упала я на колени. — Неужели ты ничего не понимаешь?!
— А что я должен понимать? — нахмурился он, утомленный моими слезами. — Так заведено. Не только ты рискуешь, но и я. Знаешь ли, огненные маги тоже гибнут. Драконы стараются уничтожить их первыми. Именно поэтому темные маги придумали способ, как защищать магов, которые, заслонившись пустышками, могут атаковать драконов. Это дает нам преимущества. Не понимаю, почему я тебя это объясняю! Это все знают!
Он разозлился. Что было видно невооруженным глазом. Но ведь я злилась тоже, потому что этот бесчувственный чурбан не отдавал себе отчета в том, что пустышки — живые люди. И мне стало интересно, откуда у него это знание. То ли он просто, как и все, поверил темным магам, то ли ему было всё равно и он воспринимал гибель девушек как сопутствующий ущерб.
Я не собиралась добровольно идти к магам, и тогда Тир подхватил меня на руки. У меня началась настоящая истерика, такая, когда полностью себя не контролируешь, не отвечаешь за себя и свои действия, машешь руками и дергаешься, сопротивляясь, и можешь наговорить глупостей, только бы спастись. Когда ты готова на всё что угодно!
— Пусти! Не хочу! — зарыдала я, да так, что, кажется, намочила слезами его рубашку.
Этого он не стерпел. Неся меня, он не мог бросать огненные шары, поэтому то и дело останавливался, вглядываясь в дорогу, а тут еще я испачкала его белую рубашку. Тир остановился.
Думала, сейчас начнет язвить, издеваться, злиться, но он удивил:
— Слушай, ты же была уже у них. Так чего боишься?
— Была и больше не хочу! От одного их вида у меня сердце замирает, душа уходит в пятки!
— А у тебя есть душа? — хмыкнул Тир, не удержавшись от очередной гадости в мой адрес.
— Из нас двоих нет души у тебя, — тихо возразила я, но он услышал. Даже дернулся и поставил меня на землю.
Отойдя подальше, я воскликнула наполненные болью слова:
— Ты не пошел бы снова туда, если бы тебе предстояло стать отверженным, безмолвным, неживым!
— Но ты-то живая, и даже бойкая! Никогда еще не встречал таких пустышек.
— Потому что во мне осталась капелька души! Сам не хочешь к ним сходить и узнать, откуда берутся девушки? Никогда не возникало такой идеи? Вдруг ты поймешь, что мы тоже живые. Тир, тебе никогда не приходило в голову, откуда мы беремся?
— Ладно, — кивнул он с пораженным видом, — давай поговорим на эту тему. Видимо, мы не двинемся с места, пока ты не донесешь до меня свою точку зрения. — Сложил руки на груди и встал с воинственным видом. — Что ты помнишь? Только перестань реветь, это дико раздражает! Объясни мне, о чем речь? Что ты имеешь в виду?
Обрадованная, я даже не обратила внимания на его препротивный, назидательный, менторский тон, утерла нос и, судорожно всхлипывая, пустилась в объяснения:
— Смотри, Тир, ты никогда не думал, ты убиваешь живого человека?
Ему явно не понравилось то направление, которое я подобрала для этого разговора, и я сразу же осеклась, поняв, что так дело не пойдет, так и не добьюсь от него понимания. Поэтому и начала с другого конца:
— Я помню своих родителей, помню свой дом, так быть не должно, правильно? — задала я риторический вопрос, умолчав, что говорю о своем доме на Земле. — Я согласна, что со мной что-то пошло не так, но ты не хочешь узнать, что именно? Не хочешь разобраться?
Тир так и стоял напротив, раздумывая над моими словами.
— Хорошо, — кивнул он, — разведаем обстановку.
И вдруг он быстро зашагал вперед. Я какое-то время не двигалась и смотрела в его спину, а потом поняла, что расстояние между нами стремительно растет, и если он пройдет дальше, то я могу даже заблудиться, потому
