невозможно, нельзя остановиться, потому что там… в одиночестве еще хуже.
Я не забыла вкус его губ. Он все такой же терпкий и сладкий, как горький шоколад с капелькой крепленого вишневого ликера.
Не забыла его прикосновений, которые никогда не были осторожными или трепетными. Артур… Калеб всегда знал, чего хотел, и брал это. И, как пять лет назад, я горела в его руках, плавилась будто лава, готовая на любое безумство. Стоит только попросить…
Но и сама не оставалась в стороне. Яростно отвечала на поцелуи, сминала его губы, не в силах ими напиться, слегка прикусывала, чувствуя ответную дрожь мужчины. Скользила ладонями по сильной спине, теребила мелкие пуговки дурацкого жилета, которые так хотелось просто вырвать с корнем.
И задыхалась.
Не прекращая целовать, дракон подхватил меня за талию и поднял над полом. Я тут же обхватила его бедра ногами, отлично чувствуя напряжение и твердость сильного мужского тела… особенно некоторых его важных частей.
Найдя какую-то каменную глыбу, Калеб посадил меня на нее и вклинился между ног, продолжая покусывать нежную кожу на шее, как раз в том месте, где бешено билась жилка. Откинув голову назад, я уставилась в потолок и почти ничего не видела. Все плыло перед глазами, вспыхивая разноцветными огнями.
Его губы проделали дорожку из поцелуев вверх, слегка прикусили подбородок и вновь накрыли мой рот в наглом болезненном поцелуе с привкусом вишневого ликера. Но это даже хорошо.
Я не хотела сейчас ласки и нежности. Мне нужно было другое. Совсем другое. Пламя, пожар, огонь, вихрь. Чтобы страсть все снесла на своем пути, не дав нам даже шанса на то, чтобы остановиться и подумать.
Громко щелкнули застежки куртки, которую Калеб затем рывком спустил с моих плеч, блокируя руки и почти обезоруживая, лишая доступа к его телу. Я даже слегка зарычала от разочарования.
Так нельзя! Я ведь почти добралась до его рубашки. А там недалеко до ремня на брюках.
Правда, рык тут же сменился едва слышным рваным стоном, когда его губы вновь скользнули по шее, слегка прикусывая кожу, оставляя на ней крохотные синяки. А горячие ладони накрыли грудь, вершинки которой стали ну очень чувствительными. Поймав губами мое дыхание, дракон сильнее сжал холмики, заставив жалобно всхлипнуть и выгнуться, разрешая ему все, что только захочет.
Этого мне тоже не хватало: разряда по коже, сладкой боли внизу живота и жгучего огня в крови… Как же сильно мне его не хватало.
Словно и не было этих пяти лет, когда я не жила – существовала. А он… он вновь играет со мной. Ничего не поменялось. Калеб Бенедикт берет все что хочет, а я позволяю ему.
Эта мысль отрезвила будто ледяное проклятие, мгновенно потушив огонь желания. И дракон сразу почувствовал мое состояние. Отстранился, заглядывая в глаза, пытаясь понять, что сделал не так.
Я видела, как рассудок вновь возвращается к нему, как цвет глаз меняется с янтарного на привычно темно-карий. Видела момент понимания того, что мы… мы оба почти натворили.
– Хверсов хвост, – выдохнул он, отшатываясь.
Ладонью коснулся лица, словно закрываясь.
А я… я вновь почувствовала себя преданной, обманутой дурой. И разозлилась. На него, на Фенрона с его жаждой затащить меня в постель, на весь мир и на себя саму, которая забылась до такой степени, что едва не переспала со своим бывшим.
– Тебе сразу стоило сказать, – тихо произнесла, поправляя куртку, и начала методично застегивать каждую застежку.
– Сказать что? – устало спросил он.
С растрепанными волосами, в расстегнутом жилете и слегка помятой рубашке мужчина уже не выглядел как педантичный декан. Сейчас он больше всего напоминал того Артура, в которого я когда-то так безумно влюбилась.
– Что место на боевом факультете ты даешь только через постель.
Мне не надо было смотреть на Бенедикта, чтобы понять, как сильно задели его мои слова. Мужчина шумно вздохнул и процедил:
– Я думал, что ошибся. Что ты другая. Нет, ты все такая же расчетливая дрянь.
– Ты тоже не изменился. Все такой же похотливый хверс, – не осталась я в долгу.
– Я смотрю, опыта тебе не занимать. Сколько мужчин уже побывало в твоей постели, Геррос?
А вот это обидно. Шлюхой, глядя в глаза, меня еще не называли. За спиной пытались, но потом мучительно долго извинялись.
От проклятия его спасла занимаемая должность. Все-таки магичить на своего предполагаемого руководителя опасно. А так бы точно ходил с зеленой рожей и квакал, совсем как притихшая пипа.
– Я же не спрашиваю, сколько студенток ты принял на боевой факультет после того, как залез им под юбку, – ядовито ответила ему. – Как ты это называешь? Профориентация?
На его шее пробежала дорожка из янтарных чешуек, вновь выдавая эмоции дракона с головой.
Для восстановления ему понадобилось секунд десять.
– Ты никогда не будешь учиться на моем факультете, Меган Геррос, – поправляя воротник своей белой рубашки, сухо заявил мужчина.
– Тогда тебе лучше сразу уволиться, декан Калеб Бенедикт, потому что я сделаю все, чтобы закончить боевой факультет. Хочешь ты этого или нет.
– Я не позволю…
– А я не спрошу…
Мы застыли друг напротив друга. Злые, покрасневшие, еще до конца не отошедшие от вспышки страсти, которая незатухшими искрами витала в воздухе, накаляя его.
Дракон отступил первым.
– Разлом не место для игрушек, Геррос.
– Мне это известно.
– Ты не боевой маг…
А вот это уже обидно.
– Ты ничего не знаешь обо мне. И никогда не знал, – дернув за край куртки, выдала я. – Это все? Или еще будут вопросы?
– Все.
– Я могу забрать свою нечисть?
Небольшая пауза и мрачный взгляд карих глаз.
– Да.
– Всего доброго, декан Бенедикт.
Я схватила мешок с притихшей пипой и поспешила прочь из комнаты. Не оглядываясь. Это самое главное – не оглядываться назад. Потому что там нет ничего кроме боли и отчаянья.
Расчетливая дрянь. Именно так Бенедикт меня назвал.
Если учесть, что пять лет назад, прощаясь, он признавался мне в любви, то, видимо, что-то серьезное случилось уже потом. Уверена, что тут приложила руку Патриша Геррос. И лорд Дандри. Не зря же дракон его упомянул.
Но желания возвращаться и спрашивать, что же заставило его пять лет назад меня бросить, не возникло. Значит, не любил по-настоящему, раз не пришел ко мне лично, не поговорил и не задал вопросы. Оставил меня совершенно одну в неведении. Да еще и солгал о себе.
А если не любил, то зачем слушать жалкие объяснения, снова пытаться поверить… до следующего раза, когда
