— Ой, извини, замечтался, — я с сожалением медленно убрал руки, продолжая смотреть ей в глаза и не переставая мысленно задавать себе вопрос: «И где были мои зрительные анализаторы раньше? Ну в той, прошлой жизни? Это же не девушка. Богиня!» Интересно, я краснею так же быстро, как она или нет? Похоже, каждая моя последующая мысль рядом с Машей отличается большей рациональностью и глубиной. А ещё эта глупая улыбка, навязчиво наползающая на моё лицо.
— Долго мечтаешь, Луговой, — в серых глазах Марии блеснули лукавые льдинки, — физкультуру прогулял. И…хватит пялиться. Влюбился, что ли?
Ну, пошло-поехало… Почему все симпатичные 18–19 летние студентки так любят сводить любой разговор к этим играм? У них это что, фетиш? Или своеобразная утренняя разминка? Может, это один из тысячи и одного способа выбрать достойного партнёра? И Машка тоже абсолютно уверена, что является центром Вселенной. Ох, Сикорская…
Или, может, всё проще? И ничего такого особенного Машка себе не думает. А я умом и сердцем давно старик и банально занудствую, ибо давно наигрался во все эти крестики-нолики? Нет, чтобы расслабиться и получать удовольствие. Это же какой полузабытый кайф раскачиваться на тестостероновых качелях!
— Пока не решил, Машенька. Но, похоже, в процессе. Вот тебя с утра встретил. К удаче, наверное. Может, в кино сходим? — последняя фраза вырвалась абсолютно спонтанно. Уж больно хороша девчонка, да и меня врасплох застала.
И без того большие глаза Машки стали совсем уж как у мультяшной зверушки.
— Ну, ты и Казанова, Луговой! А как же Стася?
Вот это сюрприз! Не институтский курс, а большая деревня. Хотя помниться, мы со Стасей особо никогда и не скрывались.
— Маш, я же тебя в кино зову, а не замуж. Чувствуешь разницу? — пожал я плечами.
— Да-а-а? — задумчиво протянула Сикорская, облизнув губки кончиком язычка.
Я продолжал молча пялиться, ведь ответа так и не услышал.
— А куда пойдём? — первой встрепенулась Маша, — у меня только вторая половина воскресенья свободна. Никитич на кросс в соревнованиях записал.
— О, и тебя тоже? — на самом деле ничуть не удивился я стечению обстоятельств, — мне всё равно: выбирай фильм сама, я тебе полностью доверяю.
— Правда? И обещаешь не дрыхнуть, если выберу мелодраму? — снова эти будоражащие льдинки в глубине глаз.
— Зуб даю! Обещаю даже культурный разбор и дискуссию по окончании просмотра, — я сделал строгое лицо и нахмурил брови.
Ответом мне был раскатившийся серебряными колокольчиками смех Маши.
— Замётано, Луговой! Значит, встречаемся после кросса. Идём в кино. Только ты меня ещё и кормишь — я после физры жуть какая голодная становлюсь. Не покормишь — буду есть тебя поедом весь сеанс.
— Принято, мадемуазель. Что предпочитаете? Лобстеры, морские гребешки, ризотто, черепаховый суп? — я склонился в полупоклоне.
— Шут гороховый! — улыбнулась Маша, скрываясь в толпе студентов, оставив мне лишь взмах изящной ладошки да мелькание русой косы.
Глава 11
Ничего мы не обрящем —
Только темечко расплющим,
Пребывая в настоящем
И мечтая о грядущем.
Не дури, едрёна вошь!
Рок тебя не проворонит.
Здесь ты всё-таки живёшь,
А в грядущем — похоронят.
Е. Лукин.
Не заснуть на лекции по организации здравоохранения мне помог как ни парадоксально пресловутый реферат по философии. Благодаря размещению на «камчатке» амфитеатра аудитории и удобным довоенным партам, мне удалось довольно шустро переписать набело почти сорок альбомных листов убористым почерком и даже украсить титул витиеватыми буквами названия. Ну что, теперь дело за малым: да поможет мне старик Кант!
Иваныч, сидевший рядом, был с головой погружён в «Одиссея…» и проблемы советского здравоохранения, а также его структура и иерархия от фельдшерского пункта до министерства волновали его не больше чем осенняя муха, сдуру залетевшая в лекционную аудиторию и барражировавшая по всему периметру, то и дело заставляя лектора морщиться от раздражения.
После запланированной работы оставалось ещё почти полчаса второй половины лекции, в которые я попытался настроится на запланированный на сегодня экстернат по иностранному языку, вернее, в десятый раз стал листать учебник по основам греко-латинской медицинской терминологии.
С каждым днём вся эта затея с экстернатом казалась мне всё более мелкой, даже в чём-то никчёмной. Ну к чему вся эта суета?
Не можешь ты, Луговой, чтобы не повыпендриваться, так есть много других способов заняться спортивным мазохизмом. Вот уже почти три недели Матрикул молчит и ни на йоту не чувствует Демиурга. Неужели я и Пашка ошиблись, доверившись расчётам Хранителей, поспешно сунувшись в эту миссию?
Эх… Одна радость, да ещё какая, — это ежедневное потрясающее ощущение молодого, здорового тела. Именно это по большей части не даёт окончательно скатиться в депрессию или вовсе пуститься во все тяжкие.
К примеру, плюнуть на всё и вернуться на железку, чтобы жёстко разобраться с Серым и его подручными. Устроить им экскурсию по травматологическим отделениям города!
Тьфу ты, пропасть! Какие только мысли не полезут в голову после отравления статистической информацией о советском здравоохранении. Эта лекция явно повышает во мне градус немотивированной агрессии.
Волевым усилием постарался отодвинуть тревожные мысли на задворки сознания. Особенности постоянно расширяющейся памяти аватара позволили не только вспомнить давно изученное и полузабытое, но и практически запоминать содержание учебника уже со второго прочтения. Буквально фотографически.
К концу лекции я проштудировал от нечего делать таблицы окончаний и полный алфавитный перечень крылатых латинских выражений с переводом, видимо, вставленный в учебник, дабы медикусы студиозусы не свихнулись от скуки и причастились мудрости древних философов.
Повторение лишь убедило в абсурдности самой идеи предэкзаменационной штудировки. Даже как-то немного стыдно стало. Другим-то приходится честно зубрить материал неделями!
Никак не могу привыкнуть к столь радикальному влиянию нейротрона не только на физические, но и психические способности аватара. Слишком уж всё быстро происходит. Нет, всё, конечно, неплохо, и я только «за». Ведь я и сам по натуре далеко не тормоз и даже не медленный газ. Но вот так перескакивать за полгода в три разные личности! Не говоря уже об эпохах. Это, пожалуй, ни с чем сравнить невозможно. Честно говоря, немного настораживает. Как бы крыша не поехала.
Уф, наконец-то! Я с облегчением выдохнул, едва прозвенел звонок, возвестивший окончание лекции. Друг Федька увязался проводить меня до корпуса, где располагалась кафедра, хотя вряд ли его решение было вызвано одним лишь желанием поддержать товарища. Думаю, важнее было то, что в том же корпусе располагалась наша студенческая столовая, и, учитывая начало октября, талоны на обеды, выдаваемые профкомом, наверняка не все ещё были использованы этим проглотом по назначению. А Иваныч всегда был живой иллюстрацией одного из девизов студента-медика: «Сочетай приятное с полезным!»
Кафедра встретила пустыми коридорами: пары уже закончились, а отработки у филологов почему-то были не особенно в чести. Все студенческие долги они старались взимать непосредственно на занятиях.
Услышав голоса, доносившиеся из кабинета заведующей, я направил свои стопы именно туда, так как не позаботился заранее выяснить, в какой из аудиторий будет проводиться экстернат. Глянув на часы, с удовлетворением отметил, что пришёл ровно за пять минут до назначенного времени.
В кабинете за столом заведующей сидела сама Стефания Генриховна и Сапфира Султановна, мило беседуя с…блин, вот этого я никак не ожидал. А именно встречи с настоящей институтской легендой.
