Профессор Высоковский! Он-то что тут забыл? По идее я должен буду познакомиться с ним только на третьем курсе.
Вряд ли он сюда случайно забрёл. Все мои сомнения и вопросы развеял оживлённый возглас Шахерезады деканата лечебного факультета.
— О! А вот и наш вундеркинд, прошу любить и жаловать, Георгий Александрович. Этот тот самый молодой человек, о ком я вам рассказывала. Чего застыл, Луговой? Проходи, не стесняйся. Ждём тебя. Готов?
— Вполне, Сапфира Султановна. Доброго дня, Стефания Генриховна, Георгий Александрович, — я изобразил полупоклон и поискал глазами стул. Который нашёлся как раз у одного из противоположных концов стола, примыкавшего тому, за которым сидели члены комиссии.
— Отлично! — деловито кивнула завкафедрой, — там отпечатанные задания, газета с отмеченной статьёй на немецком, на втором листе задания по латинскому. Сколько тебе понадобится времени на подготовку?
На этот раз я не стал особенно выпендриваться, но и тянуть резину не хотелось:
— Минут двадцать.
— Может, подольше подумаете, молодой человек? — вскинул брови Высоковский, проведя ладонью по своему высокому лбу и пригладив седые жёсткие волосы, зачёсанные назад, — а мы пока чайком побалуемся, Стефания Генриховна. Уж простите покорно, пообедать не успел, а жена мне целую груду бутербродов с докторской колбасой собрала. Мне одному их не осилить, — профессор хитро прищурился, незаметно подмигнув мне.
Это что же получается, он считает, что мне нужно больше времени или, того хуже, намекает, чтобы я воспользовался вспомогательными материалами, а он пока отвлечёт преподавателей? Вот же партизан!
А на самом деле, как мне помниться, Высоковский слыл классным мужиком и очень неординарным преподавателем. Учился на физмате, ушёл добровольцем на фронт, воевал героически, имел серьёзные награды. После войны пошёл в медицинский, двигал советскую науку, поговаривали, будто знает языки. И не один…
Стоп! Может, Генриховна и позвала его для экзаменационного протокола? Ну и как знающего язык, опять же. Блин, чего я гадаю? Вперёд, Гавр!
Пока члены комиссии разливали чай и раскладывали бутерброды, тихо переговариваясь, я пробежал глазами задание. Тэ-экс… Что тут у нас? Похоже, без сюрпризов. Статья из газеты на немецком. Текст из 15 предложений. Перевод, пересказ. Ну это даже не смешно. «Московские новости» с отмеченной статьёй были пришпилены к листку скрепкой. А что с греко-латинским?
Четыре задания. Полсотни терминов: перевод на русский и наоборот. Ясно. Склонение десятка терминов. Ну и тут плавали, знаем. Ещё зачем-то перевод двадцати терминов отдельно. А-а-а, ясно. Редко встречающиеся. Можно справиться и за десять минут, но нельзя показывать пренебрежительно-лёгкое отношение к выполнению задания. Своя политика. Следует проявить уважение. Старательно морщу лоб, медленно выводя в листках ответы, даже кончик языка от усердия высунул.
Периодически ловлю на себе короткие взгляды преподавателей, а в остальном они заняты тихой беседой.
Уже по третьему кругу проверяя написанное, я услышал:
— Ну что, Луговой, перед смертью не надышитесь? — Сапфира Султановна сняла очки, слегка прищурившись в мою сторону.
— Я готов.
Начали с терминологии. Завкафедрой и замдекана слушали ответы внимательно, но совершенно бесстрастно. Высоковский старательно делал вид, что рассматривает трещины в штукатурке на стенах кабинета.
На всё про всё с греко-латинским ушло не более четверти часа. Экзаменаторши дружно кивнули и что-то старательно записали в протокол. По молчаливому согласию я перешёл к немецкому, начав со статьи в газете.
Здесь уже оживился и профессор. К тому моменту, как я стал пересказывать последний текст и отвечать на вопросы Стефании Генриховны он, словно гончая, почуявшая добычу, стал ёрзать на стуле от нетерпения.
— Я думаю, здесь всё ясно, товарищи, — завкафедрой выслушала мой ответ на финальный вопрос и посмотрела на других членов комиссии, — будем закругляться или есть ещё вопросы? — она заметила умоляющий взгляд Георгия Александровича.
— Фрау Шварц, вы позволите немного побеседовать с герром Луговым? — величаво поведя плечами, профессор обратился к завкафедрой на неплохом немецком, заметно смягчая речь на звонких согласных.
— Прошу вас, герр Высоковский, — Стефания Генриховна откинулась на спинку стула с загадочной улыбкой.
Похоже, настоящий экзамен начнётся у меня только сейчас. А всё, что было до этого, всего лишь небольшая прелюдия. Я слегка напрягся, хотя прекрасно видел, что завкафедрой уже выставила оценки в экзаменационную ведомость.
— Ну что, Гаврила, поговорим? — профессор посмотрел на меня с обезоруживающей улыбкой.
— Отчего же и не поговорить, — вернул я ему не менее доброжелательный взгляд.
Разговор, естественно, шёл по-немецки. Генриховна, поправив очки, сделала вид, что всецело погружена в заполнение бумаг. Шахерезада уткнулась в какой-то учебник.
— Ты, наверное, гадаешь, Луговой, что понадобилось профессору кафедры гигиены на экзамене по иностранному языку?
— Не скрою, любопытно, Георгий Александрович. Но я ведь всей организационной кухни деканата не знаю. Может, так положено? Вы же наверняка присутствуете на сдаче экзаменов по кандидатскому минимуму? Значит, и в случае с экстернатом такая формальность предусмотрена.
— Хм, в логике тебе не откажешь, Луговой. Откуда о кандидатском минимуме знаешь, второкурсник? Неужто уже и на кандидатскую нацелился?
— Так слухами земля полнится, Георгий Александрович. Институт наш, что большая деревня. Теперь вот и сам убедился: немецкий у вас хорош. А что до кандидатской, плох тот рядовой, кто не хочет стать генералом.
— Да и ты, Гаврила, с языком явно на «ты». Если не секрет, откуда такие познания?
— Да какой там секрет? Это я после армии пристрастился. К соседу каждое лето из ГДР друзья приезжают. Целая семья. Очень общительные. Как-то так вышло, что у меня появилось желание, а у одной из них время, терпение и необходимые навыки. Им, кстати, понадобился гид по достопримечательностям Северного Кавказа. Вот я и вызвался, так сказать, в обмен на занятия языком. К тому же всё лето сидеть дома скучновато.
Версия, конечно, была сплошь шита белыми нитками, но указанные гости у нашего соседа — ветерана войны — в наличии имелись. И даже из ГДР. Как и их вояжи каждое лето для отдыха на Кавказских Минеральных Водах. Чем не довод? Профессор явно пытался меня зачем-то разговорить, ну а я и рад приврать. Дело-то нехитрое. Опять же, не знаешь, когда и зачем эта версия в будущем может пригодиться. Любая легенда лишь тогда чего-нибудь стоит, когда в ней правда с ложью переплетены настолько, что сам автор начинает в неё свято верить.
— Вот это да! Повезло же тебе, Луговой! — как я не прислушивался, но в возгласе профессора не услышал и грана издёвки. Высоковский отхлебнул уже порядком остывший чай, — можно поинтересоваться у тебя, зачем ты всё это затеял?
— Что «всё»? — я сделал вид, что не совсем понял вопрос.
— Экстернат, — терпеливо разъяснил профессор, красноречиво постучав указательным пальцем по экзаменационной ведомости, — я видел все твои заявления от деканата у ректора. Ты единственный второкурсник не только лечебного факультета, но и всего института, кто в этом семестре подал на экстернат. Да ещё и сразу по четырём предметам! Парень ты, как я вижу, сообразительный. Своего не упустишь. Что, решил наукой в свободные часы заняться? Или… — глаза профессора лукаво блеснули, — жениться надумал?
О, как! Уж не поохотиться ли за моей головой пришёл сюда Георгий Александрович? А что? Кафедра знаковая. Сам ректор у него в доцентах ходит. А тут студент со знанием языка, спортсмен и прочая, прочая. Ветеран-хедхантер? Почему бы и нет?
Я мысленно выдохнул. Не люблю непоняток. Надо будет как-то намекнуть профу, что ли, что не очень мне это нужно. Да обидеть не хочется. Мужик он правильный. Мамонт советской медицинской науки, можно сказать. Таких скоро в нашем институте почти не останется. И если без лишнего пафоса, именно на плечах таких, как он, страна после войны вывезла и советскую науку, и промышленность. И нас, недорослей, уму-разуму подучила. Ну да чего уж там! Я постарался изобразить нейтральную улыбку.
