Но мы уже входили в кафе.
Заказ был тот же что и неделю назад. Пока мы ждали официантку, прозвучало неожиданное признание.
— Настя, мне кое-что тебе надо сказать. В прошлый раз, когда я к тебе подошел, я уже знал кто ты, где работаешь, и где живешь. Я увидел тебя пару недель назад, гуляющую утром с собакой в сквере. Ты мне так понравилась, что я стал по утрам приезжать к твоему скверу и смотреть на тебя. Заодно выяснил, где ты живешь и где работаешь. Так было проще придумать, как с тобой познакомиться. Понимаешь, я как то неловок в этом. Не могу подойти на улице к понравившейся девушке и пригласить на свидание, или попросить номер ее мобильного.
Я растерянно сказала, — Ну, такой талант редко встречается.
— Так ты понимаешь меня и не сердишься?
— Нет. Не сержусь. Хотя и как то неприятно, что так легко обо мне все выясняется.
— Не так уж и легко. Обычно о человеке все можно узнать по социальным сетям. А у тебя ни одного аккаунта нигде нет. Я профи, только поэтому быстро все и пробил. Но все равно много непонятного. Ты как будто из ниоткуда появилась два месяца назад. То, что вы с Алексеем и Ваней родственники я не понял. Прости, поэтому и приревновал. Хотя сейчас и понимаю. Конечно родственники. Как иначе? Ты приехала из другого города? Так?
Я задергалась. Обычные вопросы. Но я то необычная. И что мне отвечать?!
— Да, я не отсюда. Но мне не хочется об этом говорить. Может быть потом…как-нибудь.
— Договорились. Но я бы хотел быть уверен, что у тебя все хорошо. И если надо, я мог бы помочь вам с братьями. Например, взять на работу старшего. На четверть ставки. По деньгам это будет намного больше, чем он получает сейчас.
— У него последний год обучения. Мне бы вообще не хотелось, чтобы он работал. Но в любом случае этот вопрос нужно задать самому Алексею.
— Понял. Задам. А ты? Тебя устраивает твой «эдельвейс»? Может быть, пойдешь в мой колл-центр? Или моей личной помощницей? Работать будешь с пяти до девяти. Так же как теперь. Получать много больше. Привозить и отвозить тебя будет мой водитель.
— Николай. Все это смахивает на благотворительность. Мы с ребятами не находимся в каком-то отчаянном положении, чтобы мечтать о твоем «божественном» вмешательстве. Все у нас хорошо.
Николай с грустью смотрел на меня, пока я ему отвечала. Между бровей опять углубилась морщинка. Он тяжело вздохнул.
— Не сомневался, что ты мне откажешь по всем вопросам. Но попробовать надо было, хотя бы затем, что бы ты знала. Ты теперь не одна на этом свете. Твои мальчишки сами нуждаются в тебе. А у тебя есть я, который поможет всегда и во всем. Только не уступай своей гордости и попроси… или прикажи, — усмехнулся Николай.
— Спасибо. Но ты меня немного удивляешь. Мы с тобой едва знакомы друг с другом…
Николая опустил на стол руку, обхватил мою ладошку, которая утонула в его сильной руке, и дальше говорил, не выпуская меня «из рук».
— Ты, Настя, меня пока не знаешь. Но я о тебе знаю главное. Я знаю, какая ты. Ты добрая, умная, очень красивая, очень сильная и главная твоя черта — это любовь к свободе и независимости. Но ты подумай, Анастасия, ведь синоним абсолютной свободы — это абсолютное одиночество.
Я с удивлением слушала Николая. Как он так быстро разобрался в моем характере. А Николай продолжал.
— Есть узы, которые люди добровольно берут на себя. Вот ты приехала помочь маленькому мальчику и его хорошему, но сильно пьющему брату. А их родная тетка осталась благополучно жить в Америке и ей плевать, что станет с ее племянниками. Ты добровольно взвалила на себя отношения непростые, жизнь скудную и довольно скучную. Добровольно! Никто тебя не просил и не заставлял. Это чувства сострадания и ответственности. А есть чувство любви. Слышала о таком чувстве? — усмехнулся Николай.
Это ведь по сути добровольное рабство, — продолжил он, — Люди отдают свою душу и тело в полное владение другому человеку, а взамен хотят того же и больше ничего. Душу за душу, тело за тело. И слаще этого рабства ничего на свете нет. Конечно, люди существа сложные, часто коварные, часто глупые. И все отношения бывают искаженными до неузнаваемости. Но зато, сколько оттенков чувств! — Николай опять усмехнулся.
— Пятьдесят оттенков серого, — глупо пробормотала я. Как-то машинально. Николай меня огорошил своими рассуждениями. Вроде все банально, но так серьезно. И понятно, что он говорит о себе. Если ему поверить, то он любит меня взрослой, серьезной любовью. Мурашки по телу. Я не готова вот так сразу к серьезным отношениям. Потренироваться бы сначала на легких, несерьезных… Вот так и поймёшь, что не тем я занималась. Учеба, придумывание артефактов, налаживание бизнеса, а про тренировки любовных отношений я и не подумала. И опять сижу снежной гринцей, и не знаю, что отвечать этому взрослому, красивому мужчине. Все как всегда.
Николай все это время держал меня за руку, а теперь начал мягко поглаживать большим пальцем чувствительную кожу на запястье. В груди вспыхнул какой-то незнакомый огонек. И дыхание ускорилось. Николай глаз с меня не сводил, и наверняка все заметил. Глаза у него улыбнулись. Но спросил он серьезно, — Ну и как тебе серый цвет? Понравился?
— Не уверенна…, - неуверенно пробормотала я. Сначала хотела сказать абсолютное нет, но Николай продолжал меня гладить, и огонек в душе разрастался и требовал чего-то большего. В первый раз со мной такое.
Наш разговор и ласковые поглаживания прервала подошедшая с заказом официантка.
Дальше разговор принял шутливый и легкий характер. Я рассказала про Толстого, потом поведала о кое каких выходках Лапы. Николай смеялся. А я хоть и старалась не пялиться на него, но этого очень хотелось. Мне нравилось смотреть, как уверенно он берет сильными пальцами кусок пирога, как стряхивает крошки. Как он смеется. Смеются губы, глаза, морщинки возле глаз. Нравится, как меняется его взгляд, касаясь меня. Становится ласковым и очень добрым. Оказывается, мне все нравится в нем. Так бы и смотрела на него не отрываясь. И мне вдруг подумалось, если я соглашусь на серьезные отношения с ним, я буду иметь право «пялиться» на него хоть постоянно, и смогу подойти и уткнуться носом ему в сгиб шеи, вдыхая горьковатую свежесть его запаха, и пощупать его везде тоже буду иметь право. Ну как везде… плечи хочу потрогать и прижаться к ним. Очень по-мужски красивые у него плечи. Широкие, сильные. И грудь мощная. Засунуть бы руки под его джемпер. Коснуться пальцами голой кожи.
Меня прямо в жар бросило и от самих моих желаний, и от чувств, которые и провоцировали эти желания, и от осознания, что мне очень нравится этот мужчина. И как только я это поняла, все стало «вокруг голубым и зеленым», как поется в какой то старой песенке. Все стало легко и просто. Я войду в эти отношения, как входят под водопад. Пусть они обрушаться на меня все мощью. А станут они серьезными, или станут легкими, это, наверное, и неважно.
Просидели мы в кафе недолго. Вышли на улицу. Я с удовольствием вдохнула свежий, холодный воздух. Подмораживало все сильнее. В Арнакии никогда не было морозов. Но мне пока очень нравился легкий морозец. Холод бодрит, под ногами скользит и все это дает мне право, не смущаясь, вцепиться в локоть моего, не побоюсь этого слова, мужчины. И Николай так крепко прижимает меня к себе, как будто откликается на мое желание. Или он и сам хочет того же…
В этот раз Николай, усадив меня на заднее сидение, сел рядом. Машина тронулась. И я сразу же угодила в крепкие объятия. Я повернула голову, чтобы посмотреть на выражение его лица, но не успела ничего увидеть. Николай наклонился, и его губы накрыли мои. Я от неожиданности еще шире распахнула глаза. Его лицо изменилось. Глаза закрыты, все черты как будто напряглись в ожидании чего то. Рассматривала я его мгновение. И тут меня саму с головой накрыли необыкновенной силы чувства, глаза закрылись сами собой, дыхание сбилось. Я первый раз целовалась с мужчиной. С мужчиной, который мне очень нравился. И тот поток ощущений, который подхватил меня, был необыкновенно сильным. Наслаждение. Это главное чувство, которое полностью захватило меня. Я перестала ощущать окружающий мир. Только губы на губах, только ласкающие движения языка, только горячие руки. Я потерялась во времени и пространстве. И не заметила, как Николай потихоньку расстегнул мою куртку, почувствовала только, когда его рука скользнула под джемпер, коснувшись голого тела, и продвигаясь вверх, накрыла грудь. Я оказалась погребена под этими ощущениями. Он целовал меня все увереннее, ласка перешла в страсть. Я это поняла и мне это нравилось. Рука ощупывала и оглаживала груди, пальцы прихватывали безумно чувствительные соски. Но когда Николай прекратил поцелуй и, наклонившись еще ниже, решительно задрал джемпер и прихватил губами сосок сквозь тонкое кружево бюстгальтера, я неожиданно для себя застонала. И от этого звука, который воспринимался как нечто не мое, пришла в себя. Перед глазами встали фантомы принца Калина и их стоны под звон цепей и шлепки тел. Я рванула из рук Николая, но он меня не отпустил. Прижал к себе, взволнованно дыша в макушку. Я перестала вырываться, и он сам отпустил меня, легко коснулся губами губ и стал приводить в порядок мою одежду. Я вспомнила про водителя. Фу, какой стыд! Подняла глаза. Между передними и задними сидениями оказалась поднята матовая перегородка. Николай, видимо, поймал мой заполошный взгляд, и правильно его понял.
