— О! Вы оценили?!
— Разумеется! А можно мне приобрести у вас бутыль? Я как раз направляюсь к пациенту, ему очень понадобится!
— Ну, разумеется! — просиял аптекарь.
— А что у вас еще есть, помимо этого?
— Ну вот же, вот! — аптекарь носился, как укушенный. И сиял, словно получил нобелевскую премию за вклад в медицину. — Вытяжка из грибов! Убивает всякие воспаления! Всякие!
— Пенициллин, серьезно?!
— Что? — рассеянно спросил аптекарь.
— Ничего! И, говорите, врач у вас не покупал?
— Пару раз купил, — нехотя признал аптекарь. — Но сказал, что больной слишком быстро выздоравливает! А это неугодно богу. И все равно, что говорит по этому поводу наука! Представляете?!
— Представляю… Давайте! Надеюсь, бог мне простит!
В общем, от аптекаря я вышла с полной сумкой, позвякивающей полными бутылочками с лекарствами.
И решительно направилась к дому мясника.
***
Мальчишка полулежал, обложенный подушками. Его накрыли одеялом до самого подбородка, и переодели, кажется, в чистое. Как покойника.
Эти меры пугали его.
Вкупе со вздохами, всхлипами из разных углов дома, так и вообще создавали похоронное настроение.
Лицо у него было бледное, расслабленное. Глаза испуганные.
Того и гляди скажет «поднимите мне веки».
— Ну-с, — подражая солидным врачам, бодро произнесла я, — посмотрим, что у нас тут.
Отец стоял рядом, немного оробевший. Он чуть ли не в рот мне заглядывал.
А мать мальчишки — вот где паникер! — завывала где-то за дверями, как неуспокоенный дух.
Я решительным жестом откинула одеяло, задрала белую рубаху на мальчишке чуть не до подмышек.
— Что там, доктор?! — выкрикнул мясник. Не выдержал нервного напряжения. Кажется, стенающая жена вынула из него всю душу.
— Хм, хм, — ворчала я, рассматривая шов. — Да тут все… просто отлично!
Просто гора с плеч, честное слово!
Я горячо поблагодарила нерадивого доктора, чьи запасы спирта мы израсходовали ради этой операции.
Рана была свежа, выглядела некрасиво, с чешуйками засохшей-то крови.
Но она была суха и чиста.
Лишь один шов немного воспалился. Тот самый, последний. Там было мокровато. И именно там шов нуждался в тщательной обработке.
Но и только.
— Отлично! — с облегчением прошептал несчастный отец и нервно сглотнул.
— Отлично? — спросил испуганный мальчишка, глядя на свой бледный живот.
— Более чем. Дай-ка я тебя обмою и перевяжу заново.
Я недрогнувшей рукой налила на живот мальчишке перекись.
Бинтами аккуратно смыла всю кровь. Прочистила воспаленный шов и еще раз придирчиво осмотрела.
Заживало, как будто бы, очень хорошо.
— Больно? — деловито осведомилась я, осторожно ощупывая его живот.
Мальчишка, напуганный, бледный и страдающий, чуть кивнул.
— Сильно? Остро? Как будто режут?
— Нет, — промямлил он. — Просто очень ноет. И…
— Страшно? — помогла я ему. — Сил нет?
Он снова кивнул.
— Это ничего. Это так и должно быть. Ты все ж много крови потерял. Это пройдет.
— Доктор, — промямлил он трагическим голосом умирающего. — А когда… когда я вставать смогу?..
Он говорил это так, словно ему перебили хребет. И надежды нет никакой.
— Прямо сейчас, — отрезала я, поднимаясь и требуя воды, чтоб сполоснуть руки. — Я тебе помогу подняться.
Тут «умирающий» напрочь забыл, что страдает. Его вялое лицо сделалось живым и удивленным. Глаза на лоб полезли.
— Что, сейчас?! — вскричал он. — Но я же не могу! А вдруг кишки вывалятся?! И прямо на пол!
Я обернулась к отцу мальчишки.
— Полы сегодня мыли? — спросила я.
Тот совершенно серьезно кивнул.
— Вот видишь, мыли! Значит, ничего страшного. Ну, вставай! Еще вчера надо было подняться-то.
— Да как же вчера, — испуганно вступился за сына мясник. — С дырой на животе…
— Чем раньше встанешь, тем лучше, — свирепствовала я. — Не бойтесь. Внутри все уже зажило. Не потеряешь свои потроха! Осталось подождать, когда срастется твой жирок и шкура! Ну, давай, поднимайся! Помогите мне его поставить!
Мой властный тон возымел действие.
Вместе с отцом мы подняли с подушек охающего мальчишку, помогли ему спустить ноги на пол.
— Давай, давай, — подбадривала его я.
— Сил нет, — ныл пациент, встав на трясущиеся ноги.
А сам цеплялся за мою шею, как клещ! Чуть не задушил.
— Ножками, ножками! — безжалостно командовала я.
С нашей помощью, охая и стеная, пациент дошел до дверей.
За ними, заливаясь слезами, нас поджидала мать.
Увидев, как ее больной сын шлепает босыми ногами по половицам, она рухнула на колени, уткнулась лбом в пол и взвыла.
— А ну, прекратить! — грозно велела я. — Больного мне пугаете. Его нужно поднимать каждый день! Водить по нужде, пусть расхаживается! Кормить бульоном. Еще пару дней. Потом я наведаюсь, посмотрю, что тут у вас. Один шов мне не нравится…
Я передала мальчишку всецело в руки отца и залезла в свою сумку.
— Вот это лекарство, — я дала матери настойку пенициллина. — По ложке в день ему давайте. Три дня. И все заживет.
— Доктор! — взвизгнула мать, поднимая залитое слезами лицо. — Скажите правду! Он выживет?!
Я даже остолбенела от такого вопроса.
Зато муж ее не подкачал.
— Дура! — вскричал он. — Денег неси!
***
От мясника я вышла с полными руками подарков и несколькими монетами в кошельке.
На душе у меня было очень хорошо.
Мои вложения, те самые, в железную коробку, за которые меня нещадно грызла совесть, начали окупаться.
Сердце грело осознание того, что не несколько монет, что я получила от мясника, я заработала.
«Начала частную практику», — подумала я и улыбнулась своим мыслям.
За пациента я почти не переживала. Все заживало, осложнений быть не должно.
Значит, свою работу я выполнила неплохо.
Почти у самых ворот дома мясника меня догнала коляска, запряженная парой гнедых.
Лошади были горячие, быстрые. Мне даже пришлось посторониться и от дороги отступить — того и гляди, сшибут.
Но, конечно, они меня не задели.
Мимо пронеслись, останавливаясь.
— А, вот вы где! — сердце мое так и екнуло.
Ну, разумеется, кто еще кроме Синеглазки-Кристиана мог кататься по городу с таким шиком?
Кристиан был все так же ослепительно хорош.
И, вроде, ничего необычного. Одет в добротный темный костюм, это верно. Никаких украшений, никакого вычурного блеска. Но выглядит он при этом так, словно в мире нет ничего прекраснее, чем он.
Ах уж эти его синие глаза! Не из-за них ли он кажется таким ярким?
И еще волосы. Темные блестящие волосы, цвета воронова крыла.
Мужчины обычно прикрывают головы шляпами.
А Синеглазка Кристиан щеголял с непокрытой головой.
Словно понимал, что скрывать такую красоту — это просто преступление.
Коляска еще остановиться не успела, как он выскочил из нее на тротуар. Словно черный лоснящийся кот, такой же грациозный, сильный.
От каждого его движения веяло силой и здоровьем.
Несмотря на кажущуюся тонкую, породистую стройность, Кристиан производил впечатление сильного человека. Очень сильного.
Может, дело в его руках?
У него были прекрасные длиннопалые ладони.
Я невольно любовалась ими. И каждый уверенный и плавный жест его рук меня просто завораживал.
Кристиан встал передо мной столбом, вежливо поклонился — герцог! Мне!
В его синих глазах сверкали искры смеха.
— А я вас ищу, Эрика.
— Ищете? — усмехнулась я, изо всех сил пытаясь принять независимый и спокойный вид. Хоть сердце мое трепетала, как пойманная рыбка. — Зачем? И почему тут? Не припомню, чтоб я снимала комнату у мясника.
— Слухами земля полнится. О вас — ученом враче, — уже судачат по всему городу, — весело ответил Кристиан, улыбаясь. — Следят за каждым шагом. Куда пошла, с кем говорила…
Ах, какая у него улыбка!
Ослепительная!
Просто бездна обаяния. Играющие на щеках ямочки. Я бы сказала — «сладкий мальчик», если бы не нечто, проскальзывающее в его взгляде.
