теплые чувства, уже давно покинула меня. Я забрал Леотту с собой. Понадеялся, что ее любви хватит нам обоим. Увы, магию драконов не обмануть, на графство обрушились беды. Девчонка хлопала глазами и утверждала, что ни в чем не виновата. Признаться, я даже стал считать ее глупой.
Но в этот раз… нет, все началось еще раньше. Когда на Леотту и Лесандра совершили покушение, и я попросил связаться с ней с помощью магии. Ожидал увидеть испуганную девчонку, но вместо нее мне встретилась фурия. С безумными глазами, с такими же безумными решениями. Она распорядилась простить своих убийц! А потом, как выяснилось, распорядилась нашей землей как ей вздумается. Нилл уже рассказал, что они несколько недель всеми силами копали траншеи от графского дворца к реке. Что за бред? Леотта сошла с ума?
Я отзываю Алана после тренировки. Моя жена крутится вокруг Лесандра, как курица-наседка. Словно они не ненавидели друг друга всего несколько недель назад.
— Хочу выехать из дворца. Хочешь со мной? — приглашаю я Алана.
— Уверен? Ты очнулся всего пару часов назад. Не лучше ли побыть пока на своей земле? — сомневается друг.
Я обязан ему жизнью, хотя вовсе не хотел, чтобы меня спасали. Что ж, пусть так.
— Всё в графстве — моя земля. Если свалюсь с лошади, дотащишь меня обратно.
Алан хмурится, но соглашается. Когда мы отходим от тренировочной площадки, он несколько раз бросает взгляд назад. Беспокоится, не переборщил ли с Лесандром? Ничего, мальчишка крепкий. От испуга еще никто не умирал.
Пока мы идем до конюшен, я уже сам начинаю сомневаться, стоит ли преодолевать путь верхом. В груди болит от каждого движения. Мне даже пришлось взять трость — без нее едва могу стоять на ногах. Но с каждым часом становится лучше. Алан прав, родная земля лечит. Истина для каждого дракона.
— Мальчишка совсем не умеет драться, Рив, — замечает Алан, пока мы ждем конюха.
— Ты видел его в прошлый раз. Он умел.
— Разучился за пару недель?
— Леотта заставляла местных парней заниматься ерундой.
— Сам знаешь: руки не забывают того, что умеют, — качает головой Алан.
Я с ним согласен. Лесандр будто бы впервые в жизни взял в руки меч — и это при том, что он занимается с ранних лет. Но кое-что в этот раз было гораздо лучше, чем обычно. В его глазах я увидел азарт. Раньше Лес занимался упорно, но как будто бы без желания. Просто отбывал повинность. Да, он владел мечом лучше всех местных юношей, но в реальном бою, думаю, он бы скорее отсиделся в задних рядах, чем выступил бы вперед. Уж не покушение ли на его жизнь так подействовало? Испугался, что-то переосмыслил. Он бросался сегодня и на меня, и на Алана с такой яростью и желанием победить, что это стоит всех прочих боевых умений. Драконы редко пользуются мечами в реальных сражениях, куда важнее то, что у них в сердце.
Мы с другом седлаем лошадей. Поездка верхом дается мне с трудом, но все же мне удается сохранять вид, будто бы все в порядке.
— Какой план? — спрашивает Алан.
— Посмотрим на реку.
Он понимающе ухмыляется.
— Хочешь проверить, удался ли план Леотты?
— Проверять нечего. Я и так знаю, что не удался. Но хочу увидеть всё своими глазами.
— Я порасспрашивал слуг. В твое отсутствие графиня развлекалась как могла, — с губ Алана не сходит улыбка, пока он говорит о моей жене.
— Людям свойственно бороться с судьбой, даже если победить невозможно. Леотта хочет доказать мне, что ее чувства хоть чего-то стоят, что это проклятье не из-за неё.
— Так оно и не из-за нее, — напоминает Алан. — Не взваливай на девушку последствия своих решений. Это ты взял ее замуж. Прекрасно зная, что это приведет только к несчастьям.
— Людям свойственно бороться с судьбой, — повторяю я. — И драконам — тоже. Я был дураком. Хватит об этом, поехали.
Чем больше мы удаляемся от дворца, тем жарче становится. От засухи в графстве мне уже физически плохо. Я почти забыл, как раньше выглядели мои земли: цветущие, в цветах, зеленых деревьях. Сейчас же — как в пустыне. Местные борются с природой как могут. Иногда я удивляюсь, насколько же умные и трудолюбивые люди в моих краях. Они придумали оросительную систему, переделали огороды и поля таким образом, чтобы даже без дождей получать хоть какой-то урожай. Увы, всё тщетно. Если бы местные не покупали продукты и другие товары через контрабанду на заработанные мною в сражениях деньги, мы бы все давно сдохли с голоду.
Ближайший подъезд к реке — как раз возле деревушки, в которой все занимаются земледелием. Данир, местный староста — умный мужчина, во многом благодаря ему мы получаем хоть что-то с полей. Он встречает нас поклонами.
Я с трудом слезаю с лошади и молча иду к реке. Впрочем, это бессмысленно. Я еще издалека увидел, что этот ручеек не стал ни на каплю шире или выше.
— Видишь, — оборачиваюсь я к другу, который идет следом. — Бесполезные труды. Моя жена просто зря потратила человеческие силы на глупую задумку.
— Разрешите, господин, — вмешивается Данир. — Вы правы, внешне река почти не поменялась. Но позвольте показать кое-что.
Он отводит нас к берегу, по колено заходит в воду и показывает на какую-то палку.
— Извините, господин, вряд ли с берега будет видно, — говорит Данир.
Я со вздохом начинаю разуваться, но Алан останавливает меня:
— Побудь здесь, Рив, я посмотрю.
Он скидывает ботинки, закатывает, насколько возможно, штаны и идет к старосте. Данир показывает на палку и говорит громче, чтобы я слышал:
— Мы установили эту планку, чтобы понимать, насколько быстро уходит вода. Видите, здесь красная метка — это мы отмечали прошлой весной. С тех пор вода убыла на пятнадцать сантиметров. И до прошлой недели она находилась на таком уровне. — Данир опускает палец в воду и показывает, Алан внимательно наблюдает за ним. — А за последние несколько дней поднялась до этого уровня. Впервые за много лет она не убывает, а прибывает! Да, медленно, но для нас и это благо.
— Здесь сантиметров пять, Рив, — оборачивается Алан. — Не так уж плохо для «глупой задумки», что скажешь? Кажется, твоя жена знает, что делает.
— Если вода продолжить прибывать хотя бы по пять сантиметров в неделю, мы сможем провести несколько каналов вдоль реки, и растениям будет доставаться больше влаги, — добавляет Данир. — Это кажется мелочью, но для нас может стать спасением!
— Я вас понял, — киваю, стараясь не повышать голос. — Дифирамбы моей жене будете петь потом.
