Меньяра усмехнулась.
— Ложь! У тебя никогда не было жены.
Но боль в красноватых глазах Ксева показывала, что он говорил от чистого сердца. Нет, это не ложь. Хотя Ксев сказал Нику, что никогда не знал любви, Ник знал этот взгляд. Все чувства подсказывали ему, что Ксев сейчас был честен с ним. Тот же свет горел в глазах Калеба, когда он говорил о Лилиане.
То же выражение лица было у Кириана, когда он говорил о Теоне, у Баббы, когда он говорил о Мелиссе.
Истинная любовь. О которой писали сонеты и песни. Та, что разбивает твое сердце и его уже не собрать.
— Как ее звали? — спросил Ник.
Ксев не колебался с ответом. Он произнес имя с благоговением, но в то же время уверенно.
— Майон.
Меньяра вскочила на ноги.
— Лжец! Майон никогда бы не связалась с таким, как ты! Она была самой чистой душой! — ее гнев заставил Ника задуматься, кем же была Майон, но было не лучшее время для вопросов. Ксев уверенно встретился взглядом с Меньярой.
— Не смей оскорблять ее память, произнося ее имя своим грязным языком, когда ничего не знаешь ни о ее истинной красоте или характере! Ты лицемерна, как и мой отец. Ты считаешь, что лишь потому, что родилась от света, ты добрее или лучше тех, кому так не повезло. Это не так. Это делает тебя жестокой ханжой. Позволяет тебе чувствовать свою правоту в неправильных действиях против других. Но ты не лучше моей матери, даже хуже, ведь считаешь, что твоя злоба, направленная на нас, оправдана.
Он порывисто вдохнул и повернулся к Сими, Коди и Нику.
— И именно поэтому нам с женой пришлось скрывать наш брак. Поэтому пришлось отвергать какие-либо отношения между нами. И поэтому мне пришлось отпустить ее через шесть месяцев, чтобы защитить от врагов, включая моих мать и отца, которые убили бы ее, чтобы добраться до меня. Они никогда не оставили бы нас в покое, не позволили бы ей сохранить ее позицию. Хотя она бы никогда не предала Калосум. Но они бы в это не поверили. Я не могу позволить, чтобы кто-то узнал, что ей принадлежит мое сердце. Что оно вообще у меня есть. Хорошее или плохое, светлое или темное, это не важно. Если бы кто-то узнал правду, нас бы уничтожили. Как и случилось с Калебом, который надеялся на счастливую жизнь с Лилиан. Как когда Адариан хотел любить тебя и твою мать. Надеялся, что Чирайз увидет в нем не только монстра, которым он был рожден. Как и все мы, он был жалким мотыльком, притянутым против своей воли к нежному свету, который он не мог понять, но и не мог от него отказаться. Он лишь знал, что хочет жить и чувствовать тепло.
Его взгляд переместился на руку Коди в руке Ника.
— Они завлекают нас чудесными способами. Мгновениями теплоты после холодной жизни, в которой мы были рождены. Мы жалкие существа от колыбели до могилы, — он горько рассмеялся. — Мы беспомощны против них.
Целую минуту Ник не мог дышать от этих искренних горьких слов. Разве это правда?
Была ли его мама невинной сиротой, зачатой и посланной Калосумом лишь для того, чтобы поймать в ловушку его отца?
— Менни? Скажи, что не делала этого с мамой.
Она отвернулась от него, закрыв глаза, показывая, что Ксев сказал правду.
Раздавленный этим откровением, Ник отошел от Коди и Сими, чтобы подойти к женщине, которая помогла ему появиться на свет. К женщине, которую он считал достойной доверия. К той, что обещала ему, что никогда не солжет.
Никогда.
Когда все отвернулись от него с мамой, Меньяра всегда была рядом. Она говорила, это потому, что она приняла их, как семью и им нужна была помощь. Она не могла отвернуться, когда все позволили им страдать. Когда им нужна была помощь.
Но она упустила важные детали.
Ника тошнило, он начал понимать правоту Ливии. Все в его жизни врали ему. Маньяра умолчала не только о секрете его отца и его рождении.
Она скрывала от него свою личность. Ее роль в жизнях их обоих.
Он перевел взгляд на мать и его затошнило, как Калеба в школе.
Как Меньяра могла так поступить с ней? Его мать понятия не имела, что ее удочерили и не знала своих настоящих родителей. Да и он знал лишь то, что отцом был Сефирот. Это убьет ее. Она никогда не поверит, если он попытается ей сказать.
У него кружилась голова, он хмуро посмотрел на Меньяру.
— И кто же тогда моя бабушка?
— Не важно. Она умерла через три дня после того, как отдала твою мать на усыновление в автомобильной аварии. Как и твой дед, предположительно в другой аварии еще до рождения. Поэтому Готье никогда не говорили, что удочерили ее. К чему? Нет смысла говорить Чирайз правду, если оба ее родителя мертвы. Так или иначе, Готье — твои дед и бабка. Это все, что надо знать вам с матерью. Правда лишь причинит ей боль.
Возможно, но тут он скорее был согласен с Ксевом. Его мать имела право знать. И ей нужно объяснить, почему ее родители так быстро вышвырнули ее, когда она в юности забеременела. То, что родители обошлись с ней, как с мусором, засело у нее в голове. Если бы мама знала, что они не были ее настоящими родителями, то, возможно, почувствовала бы себя лучше.
А может и нет. Если она узнает правду, то у нее появятся четверо родителей, отказавшихся от нее. Это может еще хуже отразиться на ней.
Ага, жизнь — сложная штука. Амброуз научил его этому. И люди не всегда реагируют так, как ожидаешь. Как всегда говорил Ашерон — у эмоций нет мозгов.
И сейчас им овладели эмоции и он не мог осознать все четко.
И это привело его к другой вещи, которую ему хотелось бы прояснить, раз уж Меньяра решила раскрыть свою ложь.
— Ты и правда богиня Кэм?
Она кивнула.
Кэм была одной из шести первых богов, которые развязали первую великую войну с бессмертными. Войну, которая чуть не положила конец миру и человеческому роду. Именно она, ее братья и сестры приговорили род Ника к существованию бешеных собак. Всех, кроме его первого предка.
Один проклятый Малачай.
Один проклятый Сефирот.
Навечно связанные друг с другом, приговоренные сражаться в последней битве, которая покончит с миром.
А теперь, если Ксев сказал правду, Менни использовала последнего Сефирота, чтобы от него забеременела бабушка Ника и чтобы его мать стала ловушкой для его отца, зная, что отец не сможет от нее отказаться. Чирайз и Адариан были как инь и янь. Невинный человек с кровью сефиротов. Человек, который не знал о неземных созданиях, которые жили вместе с людьми.
Ник переводил взгляд с Меньяры на мать, не способный поверить в это.
— Ты подставила мою мать?
— Прости, Николас.
Ошеломленный Ник пытался вдохнуть и снова его посетило ощущение, что он выбился из ритма времени, что все замедлилось.
— Именно поэтому у нее такое чистое сердце? Такое неподкупное и нежелающее верить в сверхъестественное?
