Здесь полно народу. Зеркало мог оживить кто-то другой — студент в аудитории, преподаватель в коридоре, да кто угодно! В конце концов, Примроуз могла говорить и о других подземных реках. У них тут алмазы выступили из земли, почему бы и рекам не появиться? С минеральной водой, например.
— Я не могу быть великой владычицей, — уверенно заявила Элиза. — Я же всего лишь Элиза Леклер. Не принцесса, не королевна. Я…
Она едва не сказала «Я никто». Оберон поднял покрывало, набросил его на зеркало, и в лаборатории стало темнее.
— Я думаю, что нам не надо сильно задумываться о пророчестве, — решительно сказал Оберон. — Оно может быть вообще о другой стране. Север большой, не так ли? Или о другом времени. Бывало так, что пророчества сбывались через сотни лет.
Элиза кивнула. Оберон хотел было добавить еще что-нибудь, чтобы ее успокоить, но в это время в кармане ожил артефакт: госпожа Анжени прислала письмо. Оберон вынул его, вчитался в аккуратные строчки и быстрым жестом запустил руку в волосы, пытаясь взять себя в руки.
— Что случилось? — растерянно прошептала Элиза. — Что-то в доме?
— Да, — кивнул Оберон. — Люди из министерства магии взяли человека, который проявил огромный интерес к куче строительного мусора. И это был не просто вор… там, собственно, нечего воровать. Наши мастера-ремонтники постарались все привести в негодность.
Глаза Элизы удивленно распахнулись, кажется, она дышать перестала от страха.
— А кто? — спросила она.
— Филипп Моран, — Оберон назвал то имя, которое было весьма известно в определенных столичных кругах и вызывало трепет и уважение, густо замешанные на страхе, и только потом понял, что Элиза никогда о нем не слышала. Неудивительно, благородная барышня не знает, как зовут всякий сброд. — Он же Фил Два Стакана.
Во взгляде Элизы появилось удивление и брезгливость. Дочь генерала ничего не знала о низменной стороне жизни и ее обитателях, об этом заботился отец, который любил ее.
— И кто он? — поинтересовалась Элиза.
— Фил Два Стакана — человек короны, и все об этом знают, — ответил Оберон. — Выполняет разнообразные щекотливые поручения, не болтлив и достаточно неплохо знаком с магией, хотя не учился.
Элиза нахмурилась — она ничего не понимала. И Оберон тоже не знал, почему именно Два Стакана заинтересовался мусором от ремонта в генеральском доме.
Зачем это его заказчикам?
— То есть, ты хочешь сказать, что он работает на королевскую семью, так? — уточнила Элиза. — На принца… то есть, уже короля Эдварда?
Оберон кивнул.
— Да. Но я ума не приложу, зачем королю Эдварду интересоваться мусором, — сказал он. — И уж если идти дальше, то я не понимаю, зачем королевской семье убивать твоего отца.
Элиза закрыла рот ладонями и какое-то время стояла неподвижно, словно молилась или сдерживала проклятия.
— Я ничего не понимаю, — наконец, призналась она и вдруг спросила: — Почему именно Два Стакана?
— Он однажды убил подельника, — ответил Оберон. — Перерезал ему глотку, сцедил кровь и выпил. Как раз получилось два стакана. Сама понимаешь, как это всех впечатлило. Раньше его ненавидели, потом стали бояться. Одно дело просто убийца, и другое — убийца, у которого знатно протекает чердак.
Элиза отвернулась, снова зажала рот ладонью. Оберон дотронулся до ее плеча — Элиза обернулась и уткнулась лицом ему в грудь. Оберон обнял ее и подумал: как хорошо, если есть человек, который может тебя закрыть от беды. Как хорошо быть таким человеком.
— Господи… — шепот Элизы был похож на шелест осенних листьев на ветру. — Ну что им всем от меня надо? Что я им сделала?
— Не знаю, — ответил Оберон. Поцеловал ее в макушку. — Твой отец мог как-то навредить королевской династии… ну я понятия не имею, как. Мало ли, поддерживал каких-нибудь бунтовщиков.
— И я не знаю, — промолвила Элиза. — Его допросили, этого… человека?
— Дошли до допроса третьей степени, — сказал Оберон. Элиза понимающе кивнула и поежилась, должно быть, представила, что именно вынес Два Стакана. Газеты любили писать о таких вещах, а читатели любили жареные факты погаже. От газет генерал Леклер свою дочь уже не мог укрыть. — Смогли узнать только то, что он решил отремонтировать свою халупу и надеялся найти что-нибудь подходящее на свалке, — он усмехнулся и добавил: — У Фила Два Стакана достаточно денег, чтобы просто пойти и купить все нужное, так что в министерстве ему не поверили. Но он не выдаст нанимателя, ему слишком хорошо платят.
— Его отпустят, — Элиза отстранилась от Оберона, машинально взяла какую-то связку растрепанных перьев и навела на нее лупу, просто ради того, чтобы чем-то отвлечься. Желтый свет. Бесполезный хлам.
— Отпустят, разумеется, не держать же его там вечно. Тем более, ничего незаконного он не сделал, — кивнул Оберон. — И он выйдет на связь с хозяином, без этого никак. Что же скрывал твой отец, Элиза? Что нужно тем, кто отправил Два Стакана на поиски?
Элиза не ответила. Какое-то время они молчали, а потом Оберон произнес:
— Сегодня вечером мы с тобой пойдем в горы. Я тут подготовился к одной вещи.
Вечерняя прогулка в горах — не самое приятное занятие на свете, если у тебя нет для этого ни нормальной обуви, ни особенного желания, но сегодня, после дождя, здесь было на удивление хорошо, и даже камни, которые так и старались подвернуться под ногу, не мешали. Воздух стал таким сладким, что его хотелось вдыхать полной грудью, и, стоя на тропинке рядом с Обероном, Элиза смотрела на замок, который сейчас казался игрушечным, и думала, что мир, лежащий перед ней, похож на открытку. У отца были такие — он собирал открытки с видами тех мест, в которых ему довелось служить или воевать.
— Нравится? — с улыбкой осведомился Оберон, и Элиза кивнула.
— Да. Очень красиво.
Гулял ли он здесь со своей первой женой? Наверняка гулял, почему бы и нет? Элиза подумала, что это не должно ее задевать. Да, у Оберона была жизнь, он любил и был любим, и в том, что все тогда кончилось настолько темно и страшно, точно нет его вины.
И это не означает, что их жизнь и отношения тоже должны завершиться чем-то страшным. Белый призрак Женевьев Ренар, Паучьей ведьмы, давно растаял и больше не вернется.
Пайпер с веселым лаем бегал по камням. Вот он нырнул в какую-то расщелину и появился с важным видом, держа в зубах полевку. Мышь пищала и вырывалась, но Пайпер держал ее крепко и, поднеся к ногам хозяйки, положил свое подношение и прижал его лапой. Элиза ахнула и удивленно воскликнула:
— Пайпер, какой ты умница! — квиссоле гавкнул, и его довольная улыбка растянулась чуть ли не до ушей. — Настоящий охотник! Но давай отпустим мышку, пусть бежит домой. Ее детки ждут.
Пайпер фыркнул. «Тоже мне, мышиные детки! — так и говорил весь его горделивый вид. — Я их тоже поймаю. И съем, да-да!»
— Пайпер, они же плачут. Знаешь, как плохо без мамы? — уже серьезнее сказала Элиза и, присев, погладила щенка по голове. — Отпусти мышку, великий охотник. Пусть бежит к мышатам..
Оберон тоже улыбнулся, словно ожидал именно этого. Пайпер снисходительно убрал лапу, полевка стрелой полетела по тропинке, и Элиза вдруг услышала:
— Вот спасибо тебе, добрая девочка, да наградит тебя Крысиный король!
Элиза обернулась и увидела, что из-за камней выглянула крыса. Огромная, ростом с домашнюю откормленную кошку, покрытая седой шерстью с проплешинами, открывшая в ухмылке рот с иззубренными редкими зубами, она испугала Элизу чуть ли не до икоты. Вцепившись в руку Оберона, Элиза скользнула было по тропе, но Оберон придержал ее и весело сказал:
— Привет, Гнюк, старина! Что нового?
Крыса выбралась из своего укрытия и села на камень с такой чинностью, словно была владыческих кровей, не меньше. Выглянув из-за Оберона, Элиза увидела в правом ухе крысы золотое колечко серьги. Левое было наполовину отгрызено. Крыса выглядела, как настоящий боец, который вышел победителем из сотни битв, не меньше.
