— Вынужден покинуть, срочные дела, которые не требуют отлагательств, — ответил сухо, возвращая на молодую девушку взгляд.
Реднайра после сна выглядела особенно утонченной и в то же время достаточно смелая, что решилась сразу приблизиться. — Но надеюсь, что скоро вернусь.
Девушка опустила ресницы. Рисальд будто растеряв все свое красноречие нахмурился, раздул ноздри, когда я взглядом дал понять, чтобы тот взял инициативу на себя, и развлек разговором молодую невесту. Суета, поднявшаяся у ворот, заставила поторопиться. Воины зашумели, готовясь к отбытию, зычный голос Бораданта выделялся среди всех будто раскат грома.
— Меня ждут. До скорой встречи, айтари, — сказал, отдав поклон ее светлости, которая продолжала смотреть с интересом и толикой смущения и досады. И пока та опустила взгляд я подмигнул брату, развернулся и спустился со ступеней во двор.
Покинули замок всем скопом, погружаясь в белое молоко тумана. Если ничего не случится по пути, то до Этхиосской долины должны добраться уже к завтрашнему вечеру.
Великий лес, к которому мы подступили на второй день пути, стоял неподвижной влажной стеной, лишь из тумана выплывали ветвистые столетние стволы тисов и кустарники вяза, среди них высились мшистые валуны, блестевшие от влаги. Лес словно погружен в сон. В какой-то миг время потеряло счет и не было понятно утро еще или полдень. По пути не встречалось лесное зверье, изредка с ветвей срывались притаившиеся вороны, ошалело проносились над войнами, едва не задевая головы. Этхиосская долина находилась в низине, поэтому подступающий к ней чащоба почти постоянно окутывал туман, скрывая все дороги и тропки.
На привал мы остановились, когда лес стал незаметно редеть, все чаще вздымались скальные откосы. Грез, которую я почти не видел все это время пути, вышла из кареты, осматриваясь изучая небольшую поляну средь скал. Наши взгляды пересеклись. В какой-то миг, мне показалось, будто горианка хочет подойти и что-то спросить, но откуда-то со стороны подступил Тавир. Злость вспыхнула словно сухие ветви, схватившие огнем. Я поймал себя на том, как уже шагал в сторону кареты. Оказавшись перед воином, не позволив приблизиться к горианке, встал стеной. Грез так и застыла, и кажется чуть побледнела, в глазах взметнулась тревога — видимо мой вид ее испугал.
— Ты что-то забыл здесь, Тавир? — смерил воина взглядом давая понять, чтобы убирался от нее подальше и как можно скорее. Сжав челюсти, воин помрачнел.
— Нет, господин, простите, — процедил сквозь зубы, чуть склонился в поклоне, ревностно глянул исподлобья на Грез.
— Отряд вон там, — кивнул в сторону собравшихся возле костра воинов.
— Да, господин, — свел брови, развернулся и пошел к остальным.
— Зачем вы так? — подступила горианка, как только Тавир ушел.
Поволока дыма накрыла нас скрывая от посторонних глаз.
— Тебе не следует с ним разговаривать, — прорычал немного резко, ощущая удушливый жар. Ей не следует так улыбаться и смотреть на него, но обо этом я смолчал, хоть грудь распирал гнев.
— Вы не можете запретить… — Грез запнулась и смолкла, но все же вздернула упрямо подбородком.
От прежней снисходительности, которая казалось появилась в Обиртоне не осталось и следа. Узкие крылья точеного носика Грез раздувались в негодовании, грудь вздымалась в глубоком дыхании. А меня взяла злость, что горианка распалилась так из-за Тавира. Это гневило еще больше и к языку поступали острые как лезвия слова, что я могу все и не делаю половину из того, что желаю. Тогда бы она увидела разницу. Как же мне хотелось сжать ее в тиски и встряхнуть, чтобы она поняла… Что-то сделать, чтобы она о нем не думала.
Молчание затянулось, только острые взгляды и немое напряжение, слышны были лишь голоса воинов и треск поленьев.
— Начался дождь, — произнес, опуская застывшие плечи, только теперь замечая как закрапало моросью и все вокруг погрузилось во мглу и шорох, — оставайся в карете, и не выходи, когда это не нужно. Еду и воду тебе принесут, — сказал сухо, сжав кулаки пошел прочь в сторону, где стояли кони, ускоряя шаг, чувствуя на себе пристальный взгляд горианки.
Проверил упряжь, хоть в том не было необходимости, но нужно было отвлечься. Даже не заметил позади шелестящие по влажной траве шаги.
— Долго стоять не будем. К вечеру мы должны добраться, — приблизился Бордант, хмуро оглядывая исторгающее воду небо. — На священную землю всадникам не позволят ступить, поэтому мы остановимся у озера.
Бордант как всегда вовремя сообразил, с дюжиной воинов я никогда не наведывался к матери и лучше поступить именно так. Обговорив еще важные детали, подняли воинов чтобы продолжить путь. Грез оставалась в карете, и не выглянула даже наружу, когда мы тронулись. Теперь будет снова таить обиду. Пусть разговаривает и улыбается кому угодно, но только после того как выполнит свое предназначение. Но только чем больше я об этом думал, тем мрачнее становилось внутри.
Весь оставшийся путь прошел ровно и спокойно, за исключением тумана и непрекращающегося дождя, от которого тяжелела влагой одежда и гривы коней. Кроны тяжелыми ветвями, что сплетались над головами, сбрасывали холодные капли на путников. Деревья постепенно редели, открывая взору пасмурное небо, в этих местах оно такое низкое, что казалось скал касались облака. Пустынную долину так же поглощал туман, только верхушки причудливой формы камней, похожие на навершия рукояти мечей, высились из мглы, исполинами. Люди еще помнят, что первое поселение на землях Антхалии было именно здесь среди скал. Но во времена наступления гордхонов, древний народ подвергся гонениям со стороны иноземных вождей. Многие из людей находили себе пристанище в этих скалах. Антхальцы начали строить жилища прямо в их недрах. Тогда и сотряслась твердь, разверзлись каменные плиты. Гордхоны испугавшись напасти бежали, оставляя в покое народ. Со временем, эти жилища стали обителью храма Светлой Матери, которая и явила свой гнев на жестокие расправы иноземцев, оставляя под своим покровом антхальцев. Но это не остановила вражеское племя, попытки завладеть обширными землями…
Как и было обговорено отряд встал неподалеку от долины на обдуваемой южным ветром возвышенности. Взяв с собой горианку и несколько сопровождающих, отправился в низину. Тишина вместе с прозрачным туманом что клубился под копытами коней, окутывал плотным облаком. Даже не смотря что это священное место, здесь не пролетала даже птица, сохраняя благословенное молчание. Грез задирала подбородок и вглядывалась в верхушки скальных высот, мимо которых мы проезжали. Было любопытно наблюдать за ней, просто смотреть, догадываясь о чем горианка могла мыслить в этот миг.
Вскоре скалы будто сомкнулись стеной, в которой чернел узкий вход.
— Дальше идти пешими, — остановил коня, спрыгнул на землю, давая знак воинам, чтобы ждали тут.
Грез не позволила помочь слезть с лошади, быстро спешилась, и на удивление изящно, не как в прошлый раз, когда свалилась мне в руки. Поправляя одежду, она избегла моего взгляда. Все еще обижалась. Все же я должно быть поступил слишком грубо, запретив ей не выходить и по сути разговаривать с другими. Но по-иному не мог.
Спустившись в зал под высокие своды в которые струился туман, попадая в грот через расщелины скал нас встретила служительница храма Осхонда. Женщина в черном длинном одеянии, лицо которое было скрыты в тенях легкой ткани, покрывавшая голову жрицы. Поняв кто к ним прибыл, она сразу повела нас в нужное место. Минуя сумрачные переходы, минуя ступени, которые поднимались то вверх то в высь, вышли под небо небольшого ущелья, оказались на каменной площадке с колоннами. Где-то вдали шумела вода, падающая в спокойное озеро, сейчас его так же застилал туман. Сердце ускорило свой бег, когда мы приблизились к жилищам жриц. В переходах, обдуваемые сквозняком ходы до самых глубин храма, пахло ароматными маслами и особой свежестью.
— Дальше вы знаете дорогу, — остановилась провожатая в очередной развилке, чуть поклонившись, отступила, и, не дождавшись ответа посеменила назад. Только и всколыхнулись длинные полы одеяния, женский силуэт растаял как облако в сумраке перехода.
