Я подавляла тревогу, от которой в горле пересохло, язык казался толстым.
Я осторожно скользнула в лес, держась узких заячьих троп между деревьями. Было сложно, я шла вслепую во тьме, раздражение наполнило меня так, что дорога в час растянулась в три, пока я пыталась двигаться тихо, несмотря на слепоту. Помогал только факел. Я выбрала место для входа в деревню, где не было стражи, скользнула между оградой и стеной сарая. Я помнила этот путь с детства, там было чудесно прятаться. Местные знали о нем, но новые люди не заметили бы.
А теперь сложная часть.
Я ждала на краю пространства между пекарней и домов Тэннеров. Улица была ярко освещена, я видела размытый патруль. Я затаила дыхание, выждала, пока пройдет следующий солдат, выглянула. Я знала, что видела не все. Но мне нужно было пройти к дому напротив.
Порой нужно было просто поступать храбро.
Я пробежала по улице и прижалась к стене дома, надеясь, что крика предупреждения не будет. Прошли долгие минуты, я выдохнула и прошла вдоль стены дома к задней двери. Я повернула ручку, дверь не была заперта.
Я быстро открыла ее и прошла внутрь, закрыла дверь за собой, пока никто не возразил.
Матушка Тэтчер смотрела на меня в шоке, замерев, начав снимать плащ.
— Матушка Тэтчер, — сказала я вместо приветствия.
Глава двадцать седьмая
Она была в ярости.
— Элли! Я…
Я чуть повернулась и показала ей спящего мальчика на своей спине.
— У меня ваш внук.
Из комнаты неподалеку раздался сдавленный звук, Хельдра выбежала и обвила руками сына — и меня при этом.
— Петир. О, мой Петир!
Он проснулся и заплакал, и мы долгие минуты распутывали его, а потом его мама унесла его в спальню. Прошли минуты, и матушка Тэтчер поставила чайник на огонь и раздражённо указала мне сесть. Через минуты села и она, заговорила своим обычным едким тоном.
— Твои родители ушли ночью с Чантерами, — мрачно сказала она. — И другие дети Хельдры. И мой Джел, — ее муж. Все всегда забывали о бедном Джеле Тэтчере. — Это было до того, как солдаты пошли их искать, до того, как я увидела дым в стороне дома. Они хотя бы сбежали от этого.
— Они пострадали? — спросила я.
— Нет. С ними были почти все дети деревни. Тяжело идти по снегу с рыдающими малышами и дрожащими детьми. Лучше бы тебе не посылать их в тупик. Девочка. Лучше бы знать, что ты делаешь. Из-за тебя Хельдру выбросили из дома ее семьи. Они винят ее в твоем побеге. И Олэн не остановил их. Сказал, что не знал, виновата ли Хельдра. Не знал! Ты устроила проблемы, Элли Хантер.
Она недовольно качала головой, но ее остановил голос Хельдры:
— Мама, — только это, и матушка Тэтчер растаяла, уткнулась лицом в ладони и стала всхлипывать.
Я была в порядке до этого. Но видеть, как разбивается женщина, которую я долго считала врагом, как она рыдает в поражении, как с ее губ срываются слова, что солдаты сожгли дом моей семьи и выгнали Хельдру из дома… от этого то, что привязывало меня к этому месту, разрывалось.
Хельдра села рядом со мной, налила чай. Я не видела толком ее лицо в духовном зрении, но она казалась… спокойной.
— Спасибо, Элли Хантер. За моего мальчика. За все.
— Конечно, — сказала я.
— Не «конечно», — сказала она со сталью в тоне. Я такого еще не слышала от Хельдры. — Это не сделал больше никто. Никто не мог. Но ты вернула моего мальчика из мертвых. Я этого не забуду.
Она взяла мою ладонь и вложила туда ткань.
— Я украла это. Для тебя.
Я охнула. Моя повязка!
Я с благодарностью повязала ее на глазах и выдохнула с облегчением, когда зрение вернулось. Глаза Хельдры были красными, словно она долго плакала, такими были и глаза матушки Тэтчер.
— Тебе тоже нужно идти, Хельдра, — сказала я.
Она кивнула, взглянула в сторону спальни.
— Ты и Петир, — настаивала я. — Вам нужно идти сейчас, пока еще можете догнать мою маму. Она уведет вас в убежище. Она знает путь.
Матушка Тэтчер цокнула языком.
— Твоя мама мало знает, Элли.
— Армия фейри будет больше, чем я думала.
Матушка Тэтчер выругалась.
— Я остаюсь тут. Это моя земля. Это моя деревня. Я стара, но я не сдаюсь.
— А Олэн? — спросила я. — Что он говорит?
Хельдра отвела взгляд, и ее мать снова выругалась.
— Будет резня, — заявила я. — Никто не должен оставаться.
— Ты уходишь? — спросила матушка Тэтчер.
— Я не успокоюсь, пока все дети не будут в безопасности, пока армию фейри не остановят, — мрачно сказала я. — Потому что они не остановятся на Скандтоне. Если они вырвутся и нападут, они хлынут на наши земли и в море, и все будут в опасности. Я не могу такое допустить. Нужно, чтобы для детей оставалось безопасное место.
Другие женщины кивали.
— Я сейчас же уйду, — тихо сказала Хельдра, пошла за плащом и сапогами.
— Я помогу подготовить мальчика, — сказала ее мать. — У тебя есть место для ночлега, Хантер?
Я покачала головой.
— Тогда пей чай, — сказала мягко матушка Тэтчер. — Ты выглядишь так, словно вот-вот упадешь. В этом доме кровати заняты, но можешь поспать у огня, если хочешь. Ты и твои мне никогда не нравились, но враг моего врага может посидеть у моего очага.
Глава двадцать восьмая
Мой сон был беспокойным, но не от того, что я лежала на полу кухни матушки Тэтчер. Хоть я отчаянно нуждалась во сне, сердце было неспокойным.
Я резко проснулась ночью, не зная, что меня разбудило, или каким был сон, но мысль была четкой.
Меч.
Каждый раз, когда я использовала его, он переносил меня, куда нужно — слишком просто. Это могло быть частью его магии? Если да, нужно было использовать его сейчас, пока я еще могла. Пока вторжение не началось. Скуврель сказал поискать тайник сестры на Ястребиных скалах. Меч мог перенести меня туда?
Я утомленно поднялась на ноги, чуть пошатнулась, забрала сумку, факел и другие вещи. Мне пригодились бы чашка крепко чая и еда. Но я вдохнула запах чеснока, висящего под потолком кухни, схватила одну из булочек матушки Тэтчер из корзинки на столе и вытащила меч как можно тише.
Но шуршал ржавым металлом по ржавому металлу. Я скривилась — я могла разбудить матушку Тэтчер в спальне — откусила часть украденной булочки и рассекла мечом воздух, надеясь, что была права, и он принесет меня в тайник Хуланны, пока я не упустила шанс.
Воздух замерцал передо мной, засиял, и я прошла в брешь, опустила повязку. Сердце колотилось в груди.
