Он чуть дольше положенного задержался взглядом на моём лице, кивнул и вышел в сгущающиеся сумерки.
Глава 24
После ухода генерала Эревина скукожившаяся было до размеров коробочки кухонька приняла свой прежний вид. Бывает же такое, что одно только присутствие человека заставляет пространство странным образом искажаться, и всё вокруг видится совершенно по-другому. И дело тут совсем не в магии.
Эти и прочие дурацкие мысли занимали меня весь оставшийся вечер и следующий день, который прошёл в хлопотах с отошедшим от долгого вынужденного сна волком.
Разъяснив всё Тусенне и перепуганной таким неожиданным соседством Ивке, мы занялась обустройством своего подопечного.
Поскольку я не могла постоянно звать его просто волком или клыкастой зверюгой, как окрестила его Нянька, я дала ему имя и всерьёз задумалась над тем, как его выходить. Одна только мысль о том, что в теле ни в чём не повинного зверя сидело нечто инородное и почти наверняка злое, выводило из равновесия, не давало жить спокойно. В конце концов целительство — одна из наших прямых обязанностей.
Правда, как избавить беднягу от засевшей в нём заразы, я пока не представляла. Но это пока. Частичный успех в расшифровке тайн фолианта убеждал в том, что ничего невозможного нет. А ну как удастся зацепиться за какую-нибудь даже самую малюсенькую загогулину и вытащить-таки на свет божий новые секреты?
Поэтому когда все вопросы с устройством нового жильца разрешились, и мы с Нянькой определили серого в давно пустовавшую пристройку, где давным-давно одна из наших предшественниц держала поросят, я снова уселась штудировать книгу алхимика.
И снова почувствовала себя верхом бестолковости.
Сначала я заново осмотрела обложку. Интересно, что такого интересного в ней разглядел Эревин? Никаких надписей я не обнаружила. Только в самом углу внутри обложки на коже обнаружился какой-то полустёртый фигурный отпечаток, будто от монетки, но рисунок — три соединённых в центре лепестка или листочка — ни о чём мне не говорил.
Следующие несколько страниц не внесли никакой ясности, не добавили ничего нового к тому, что я уже знала. Возможно, и автор в своих экспериментах не продвинулся. Чёрточки, закорючки и незнакомые символы плясали с места на место, будто проводивший опыты тасовал карточную колоду в попытках вычислить выигрышную комбинацию.
Поступила я, конечно, по-дурацки. Стоило сразу объяснить генералу, откуда эта книга. Раз уж чтение и хранение подобных книг не возбранялось, то какая, по большому счёту, разница, каким образом эти книги раздобыты? Исключением, пожалуй, можно было считать кражу и убийство прежнего хозяина украденного.
Но рассказывать северянину о книгах было всё равно что делиться с ним сокровенными воспоминаниями о том, как они с Вучко тягали их из заброшенных баронских владений, как порой и ночевали в развалинах, если в лесу их заставал дождь, чтобы не брести домой по непогоде и не испортить по пути драгоценные хранилища таинственных знаний…
Погрузившись в изучение фолианта, я едва обратила внимание на прибежавшую похлопотать о скором ужине Ивку, кивнула Няньке, объявившей, что пойдёт налаживать отношения с волком давно проверенным способом подкупа в виде куска парной свинины, раздобытого у одного из тахтарских мясников. Я по-прежнему ничего не понимала в написанном, но с неясно откуда взявшейся настырностью продолжала штудировать записи.
А потом на мир опустилась ночь, Ивка, отужинав в Тусенной, умчалась домой, оставив для меня в почти прогоревшей печи горшочек с горячей кашей, а я пообещала себе — ещё пара страниц, и на сегодня хватит. Веки наливались тяжестью, под ложечкой сосало.
Завтра Эревин и его люди наверняка вернутся из разведки и, может быть, что-нибудь прояснится, потому что…
Я перевернула страницу, и крутившиеся в голове мысли замерли.
Как и сердце, явно пропустившее удар.
Потому что в записях появились рисунки. И вот они-то, в отличие от непонятных формул, говорили лучше всяких слов.
Кто бы ни были эти алхимики, откуда бы они ни взялись, эти изверги творили такое…
Я перелистала несколько страниц и ахнула — с жёлтого пергамента на меня взирала одна из жертв этого эксперимента. И её вид не оставлял простора для сомнений.
О боги, о боги…
Я захлопнула книгу. Сон как рукой сняло. И только сейчас до моего слуха донёсся мерный шорох — в окошко били дождевые капли.
Разумный человек вероятно, отправился бы спать. Утро вечера, конечно, мудренее, но заснуть после увиденного не представлялось возможным.
Дождь? Да и бес с ним. Полночь. Ну так что ж?
Я выхватила из сундука тяжёлый плащ с капюшоном и метнулась к двери.
На улице лило как из ведра, но время о времени вспыхивавшие за лесом зарницы помогали не сбиться с пути.
Какая же я дура! Столько лет… И ведь можно было догадаться, хотя бы почуять неладное, стоило лишь приложить усилия и дар.
Но о многом бы я догадалась, не возьмись я изучать эту чёртову книгу? И когда до неё вообще дошла бы очередь, ели бы не страх перед растущим даром?..
От споров с самой собой начинала гудеть голова, благо к тому времени я уже толкнула ворота и влетела на родной двор.
Но до крыльца дойти не успела. В шуме дождя со стороны заброшенного овина донеслось рычание, и тело обожгло огнём, будто на кожу дохнуло из печи. В последний раз такое я испытывала много лет назад, с тех пор как…
Всё внутри оборвалось, дыхание перехватило от страшной догадки.
Я метнулась к приземистой постройке под двухскатной крышей, толкнула дверь. Но на пороге вынудила себя остановиться и прислушаться. Где-то там, в кромешной тьме, в самом дальнем углу хрипло вырывалось из груди дыхание загнанного зверя.
Я прикрыла за собой дверь и поспешила в тёплую после ледяной стены дождя темноту. Шум хлеставшей с ночных небес воды остался снаружи. Тишина оглушала.
Дыхание в темноте приближалось, выравнивалось.
Я сунула руку за пазуху, вытащила амулет и без долгой возни призвала дар. Невидимое пламя послушно взметнулось, и мрак перед газами заметно рассеялся. Видимо, чем сильнее я нервничала, тем легче выходило держать в узде дар. И всё-то у меня выходило не по-людски…
Я прокралась к дальнему углу, из которого доносилось дыхание и уже без особого труда различала в темноте скорчившееся, усеянное клочьями бурой шерсти тело. Тело уже не зверя — человека.
Ох-ох-ох…
Я приблизилась к нему, опустилась на колени и положила дрогнувшую ладонь на блестевшее от влаги плечо.
— Я здесь.
Человек вздрогнул, из глотки ещё вырывался рык, больше похожий на звериный. Но он всё же сумел проговорить.
— Ве… лена.
— Отдышись. Всё хорошо. Я здесь, — я закусила губу. Страх понемногу разжимал свои когти. — Тебе нужно отдохнуть. Прийти в себя.
Он сумел повернуться на спину и приоткрыл глаза, выдохнул.
— Как ты… ты почуяла?
Я помотала головой:
— Если б не оказалась рядом, не почуяла бы.
— Ночь же… Зачем ты…
— Это подождёт. Это не сейчас. Где Вашка и Амат?
Отец снова протяжно выдохнул и подтянулся на локтях. С непривычки после стольких-то лет без превращений это наверняка было настоящей пыткой.
— Запер их… в доме… успел.
От сердца немного отлегло, но лишь чуть. Я шарила взглядом по разбросанным вокруг клочкам шерсти, и к горлу подступала дурнота.
— Не понимаю… Почему вы… почему обернулись? Ведь я приносила настой.
Отец подался вперёд, сложил руки на коленях и уронил на них голову. Его мышцы ощутимо подрагивали.
— Твой настой… твой настой в этот раз не сработал.
Глава 25
— Что за чушь? Не может он просто так не сработать!
Тусенна смотрела на меня с таким воинственным, почти злым видом, будто готовилась доказывать свою правоту в драке.
— Я только что оттуда. Я всё своими глазами видела, — стащив через голову грязное, намокшее платье, я закуталась в брошенный мне Тусенной отрез старого небелёного полотна.
