А может, она вообще не оценит? Та Ромка, которую я знал раньше, вроде бы довольствовалась малым. А эта никак не соглашалась на большее.
Она вышла на крыльцо в моей водолазке и шортах, когда я развешивал ее джинсы.
– Ну как, крысой уже не воняет? – уселась на ступени с чашкой.
Я только глянул на нее, но промолчал. Воняло. Но притерпелся.
– Ей клетку надо.
– Она не любит.
– Значит, будешь убирать за ней.
– Значит, буду убирать.
Крыса будто услышала, что решается ее судьба – приперлась на крыльцо и принялась чиститься.
– Видишь, как старается тебе угодить? – усмехнулась ведьма.
– Верится с трудом.
– Дар, а к Шебе съездим? – вдруг спросила она.
– Съездим. – Я совсем забыл и про Сизова и белобрысую. Не спалила бы она там ничего. – Что у вас произошло вчера? Ты говорила, что у тебя друг-оборотень в приюте…
– Его забрали вчера после того, как действие препаратов прошло, – помрачнела она. – В институт. Слушай, а можно будет ко мне на работу съездить? Мне надо поговорить с начальством, может, помогут разобраться и навестить Сашку…
– Хорошо, – мрачно кивнул я и направился в дом, оставив ведьму в одиночестве.
Меня раздирало на части. Она требовала дать ей жить прошлой жизнью, а мне это все вставало поперек горла. Я не хотел посвящать наше время кому-то. Я хотел быть с ней. Заниматься нашими отношениями, налаживать хоть что-то, что от них еще осталось. Приходилось наступать себе на горло. Дико хотелось снова обернуться медведем и нестись в чащу. Но вместо этого я ходил по кухне туда-сюда, раздражаясь все больше. Самое паршивое, что мысли при этом занятии ни черта не прояснялись. И мне казалось, что я проигрываю зверю. И он вот-вот натянет красную пелену на глаза и объявит ведьме, что никуда мы не поедем, а я максимум – куплю последние три презерватива…
– Слушай… – Плеча коснулись холодные пальцы, и я обернулся, тяжело дыша. Ведьма стояла рядом с пустой чашкой и крысой на плече. Обе смотрели на меня одинаково – будто я уже обернулся зверем. – Давай все сначала начнем?
– В смысле? – опешил я.
Она направилась к стулу и села на него, так знакомо раскинув ногами по сторонам, что я действительно испытал дежавю. Утро. Ведьма. Запах кофе.
– Мне очень нравилось у тебя. Тогда. Мне нравился ты. Ты был такой надежный, уверенный в себе, несмотря на раны. Мне всегда казалось, что ты защитишь. Ты был единственным в моем мире, кто был по-настоящему сильным, чтобы закрыть собой. Поэтому я к тебе бежала. Но не думала, что мне есть что дать взамен. Да и… мелкой я была для тебя откровенно…
Она грустно улыбнулась, приоткрывая кокон и глядя на меня знакомым просящим взглядом. Кокона не было раньше. А сейчас я даже не заметил, что он появился. Думал, это ведьма выросла. А она не выросла. Она осталась такой же чудной. Просто в коконе.
– …Когда мне запретили с тобой видеться, я решила, что сама стану сильной. Но у меня ничего не выходило, Дар. Я билась на работе, билась с отцом, но меня всегда задвигали куда-то далеко за спину. И все, что для меня по-настоящему сейчас важно – это Сашка и Шеба. Они – моя настоящая семья. Они всегда были рядом. А теперь Сашка в беде. И Шеба тоже, потому что не может без него.
Я медленно вздохнул, не спуская с нее взгляда. Но, кажется, зверь внутри стих со своим эгоистичным безумством. Ведьма все утро чесала мне нервы против шерсти, а теперь одним движением сгладила, и все улеглось.
– Хорошо. Шмотки высохнут, и поедем.
– Они на мне быстрее высохнут, – оживилась она. – А Воркуше надо будет коврик.
– Зачем? – я проследил, как Ромка развернулась и направилась на улицу.
– Она привыкла гадить на коврик. Я потом его стирала просто и все, – крикнула она из гостиной.
Вскоре я уже не знал даже, на что именно смотреть – глаза разбегались от зрелищ. В одном углу гостиной над блюдцем с водой умывалась крыса, забрызгивая мне паркет, а в другом ведьма пыталась втиснуться в мокрые джинсы.
– Черт, помоги, – проскулила Рома на половине дела, когда пояс намертво застрял на округлых бедрах.
– Может, лучше подождать? – направился я к ней.
– Уже обед, – проворчала она, предъявляя мне проблему.
– Как помочь? – взялся я за пояс и попробовал втряхнуть ее в джинсы.
Ничего не вышло. Зато ведьма повеселела.
– Как круто! – взвизгнула она, по-детски раскрыв глаза. – А можно еще?
Я усмехнулся и тряхнул сильней. Ведьма влетела в штанины с одухотворенным «вау!»
– Я вот вспомнила, что мама меня так втряхивала в колготки в детстве, – улыбнулась она. – Ура!
– Задницу отморозишь, – недовольно провел я по влажной ткани.
– Да ни в жисть! – весело подхватила она футболку и живо натянула ее. – Я готова.
Но вся живость с нее слетела, когда мы приехали к Солоху. Рома настороженно вылезла из машины, обняв себя руками.
– Замерзла? – сурово потребовал я и, не дожидаясь, вытащил свою толстовку, которую прихватил на всякий случай. Ведьма утонула в ней, как в платье, по колено.
– Спасибо, – кивнула она и взялась за ручку калитки.
Я боялась встретиться глазами с Шебой не только потому, что могла в них увидеть, как плохо она перенесла ночь и как тяжело ей делать вид, что может еще гореть.
Я начала гореть сама.
Для меня стало открытием, что нет проблем сказать Медведю «да». Он и правда все тот же. И его звериная сторона, конечно, будоражила, но это тоже не было проблемой – я тянулась к этим его тайнам, зная, что у них острые зубы и можно остаться без рук.
Проблема была в том, что он мог сказать «нет». Когда узнает лучше, когда поймет, что я – бездарность еще большая, и ничего во мне нет. Я даже не могу его принять таким, какой он есть. Мне хочется сидеть с ним в кухне без обязательств и не иметь возможности его разочаровать, сбегая после завтрака. Медведь ломился в стену, не подозревая, что за ней пусто. Там – одни проблемы, которые я на него вывернула с порога – Шеба, Саныч и Воркуша. А еще Яворский.
Вот такая, как Лара, ему бы подошла. Уверенная в себе, целеустремленная, одаренная, красавица! Медведь не похож на неуверенного в себе мужика – не поэтому он на меня повелся.
– Слушай, – обернулась я, отпуская ручку. – А чем ты занимаешься?
Ну вот опять на его лице отразилось то ли удивление, то ли раздражение по поводу того, что мои
