Сказал, наконец, Ришар, чтобы заполнить неловкую паузу. Луна опять наплевательски отнеслась к правилу ношения одежды. Она бы могла сильнее закатать рукав, но предпочла просто бросить рубашку на пол. Соски на ее небольшой и упругой груди сжались, и Ришару пришлось несколько раз вздохнуть, чтобы отвести от нее глаза. Понимала ли Луна, что в каждом ее движении скользил соблазн, обещание? Понимала ли она, что любой нормальный мужчина не может смотреть на нее спокойно без желания бросить на кровать в взять здесь же, наплевав на кровавые разводы на ее руках. Кажется нет. Ришар вдруг подумал, что кажется ей безразлично, смотрит на нее Кот, или он, Ришар. В фиалковых глазах не было ни капли смущения.
— Все нормально Ришар. Ты же не злишься на Кота за то, что он передушил всех воронов в замке. Да и зажило уже почти.
Ришар даже не заметил, что прикасается к ее руке куда дольше положенного, что гладит нежную кожу, не в силах справиться с наваждением. Гладит левой рукой, позабыв о перчатке. Интересно, подумал мужчина, проникает ли эльфийский яд сквозь кожу или прикосновение вовсе не обходимо. Потому что сейчас, касаясь ее руки, он чувствовал себя ничуть не менее одержимым, чем обычно.
Луна была права, порезы от зубов Теодора уже почти зажили. Он не был чистокровным кровопийцей, поэтому в его слюне антикоагулянт не содержался. Тео ел человеческую пищу, а к крови испытывал влечение, как к дорогому вину. Но никогда Теодор не терял так контроль над собой, возможно его кровожадная сторона начала брать верх над человеческой.
— Что именно между вами произошло? — Ришару было интересно, как Луна вообще оказалась с Тео в одной комнате.
— Он позвал меня на ужин, я пришла потому что так и не крепить ремни для оружия. У Тео были другие планы. Он хотел, чтобы я вышла за него замуж.
Безразлично пояснила Луна, подозвав Мантикора. Она села на кровать, принялась ласкать косматую голову, Кот утробно заурчал, смертоносные когти впились в ковер. Ришар издал неопределенный звук, выражая крайнюю степень изумления.
— И что ты думаешь о его предложении?
Фиалковые глаза со странным выражением смотрели на темнеющие капли крови на кровати.
— Я же говорила, нет смысла обижаться на Кота за то, что он передушил всех воронов в замке, а на Теодора нет причины злиться за то, что он прокусил мне руку. Один — зверь, другой — кровопийца. От меня же не стоит ожидать поведения человека. Я не собираюсь никогда и ни за кого выходить замуж и уж тем более клясться в любви. Ведь люди ведут себя странно, особенно, когда считают, что влюблены. Они говорят красивые слова, дарят подарки, пытаются прикоснуться, а потом сажают в клетку, как сажают прекрасных птиц Лей, и удивляются, от чего те перестают петь. Я не дам больше никогда посадить себя в клетку.
Ришар отвернулся, он помнил, как его снедали подобные мысли. Запереть ее, оставить возле себя навсегда. Он ведь знал, что Луна просто пережидает зиму, ждет того времени, когда сможет уйти к брату на юг, Ришар просто надеялся, что к тому моменту она поймет важность их дела, обретет друзей среди других полукровок, захочет остаться, чтобы … чтобы что? Помочь ему? Быть с ним? Она не станет сидеть в клетке, не будет вышивать разноцветных птиц и воскрешать заброшенный сад во внутреннем дворе замка. Луна здесь не для этого. Она хочет научиться бороться с савойя, защищать своих сородичей от их клыков и когтей. И Ришар обязан дать ей все, чтобы она смогла быть самостоятельной.
Глава Седьмая.
Двенадцать шевалье савойя сидели за круглым столом в кромешной темноте в Изначальной башне, которую они возвели на руинах Замка Ледяного короля. Рядом возвышался Хрустальный дворец, отбрасывая на снег радужные блики. Некоторые из присутствующих здесь считали его своим родным домом.
Одиннадцать шевалье были высоки, тонкокостны, похожи друг на друга словно родные братья, и только один отличался невысоким ростом, улыбчивым лицом, а также темным волосом, вьющимся мелким бесом. Столетия в тени не смогли превратить его кожу в мелованную бумагу, а движения по сей день сохраняли суетность и подвижность.
За окном простирались бесконечные непроходимые леса, над которыми никогда не вставало солнце. Зеркала озер отражали свет звезд.
— Минута молчания в память о Шевалье Де Рвиле, — Объявил восседавший во главе стола. Он прикрыл красноватые глаза, словно силился воссоздать в памяти образ покойного. Также сделали одиннадцать его родичей. Один Кирис с трудом силился сохранить на лице бесстрастное выражение. Потому что он то был премного счастлив от того, что Шевалье Де Рвиля нет в живых. Собрания в Изначальной башне проводились два раза в год. Один раз, когда День уступал Ночи в своих правах, и Савойя чувствовали прилив сил и другой — день Весеннего равноденствия, знаменующий, что Савойя, что жили вне благословенных земель, придется скрываться в дворцах и замках. До сих пор солнце было их главным врагом, оно ежегодно уносило жизни сотен Детей Ночи.
— Итак, начнем. Каждый даст отчет о своем округе. Сколько новообращенных, есть ли полукровки-савойя, удалось ли продвинуться на юг.
Кирис подавил зевок. Он немного завидовал истинно бессмертным, а не обращенным, каким был он сам. Те не зевали, не чесались, легко поддерживали связь с каждым, кого обратили за столетия. Кирис всегда был слишком живым, да и с темной магией у него было не все в порядке. Он так и не научился обращаться туманом и тенями, не умел мгновенно изменять в пространстве свое местоположение. Да и его успехи в обращении новых солдат-савойя были средними. Яд на его клыках был слабым, с годами все больше людей оставалось в живых и отделывалось легким головокружением после его укусов. Первым слово держал Шевалье Рой, за последние пол года он создал двести новых савойя, все они вместе с его правой рукой подбирались к бывшему Эльфийскому тракту. Группа благоразумно остановилась за пределами владений Ришара де Крафта, тот был скор на расправу со всеми савойя, что ступали на его территорию. От упоминания имени колдуна большинство присутствующих зашипели. Ведомый ненавистью и жаждой мести де Крафт подрезал ветви рода Савойя, путал их планы, снабжал крестьян окрестных земель серебром и лекарством от укусов, из-за чего вот уже несколько лет приходилось откладывать наступление на Юг.
— Кирис, — обратился к нему Мортал с тягучей интонацией, словно говорить ему было лень, лицо у него было чуть более округлое, чем у остальных, а потому он носил бороду, призванную зрительно удлинить подбородок, — Расскажи, как идут дела в твоем округе. Нам требуются солдаты для наступления на юг.
Кирис подобрался, поерзал на неудобном стуле. Это был идеальный момент озвучить свои мысли совету:
— Мы уже третий раз за последнее столетие наступаем на юг. Эльфов Разрозненных земель перебили почти всех, алтарь залит кровью полукровок так густо, что никто уже и не помнит, какого он был цвета изначально. Братья мои! — от такого обращения остальные высокородные савойя поморщились, — Братья мои, — назло повторил Кирис, — быть может нам пора отказаться от мысли воскресить мертвое. Пора признать, что наш Великий предок никогда не поднимется из могилы, не придет из мира безвременья и не возвеличит нашу расу…
Кирис заготовил долгую речь о том, что пора бы сменить старые традиции на новые, но был прерван летящим в него кинжалом. Тот пронзил плечо насквозь, влетел в деревянный стул, и только годы привычки к подобному обращению, заставили Кириса сдержать стон. Сидящий напротив него Лекар поманил пальцем кинжал, тот выскочил из плеча мужчины, снова причинив боль, и улегся в его ладонь. Лекар поднялся с места, отбросил светлые волосы за спину. Он сидел по правую руку от главы совета, потому что приходился его родным сыном. Он был последним рожденным савойя, к сожалению, его мать не перенесла родов. Четыреста лет, а Лекар де Рвиль продолжал выглядеть молодым юношей, вот только глаза у этого юнца были безразличными глазами старика, видевшего все на своем жизненном пути. И этот путь не сделал его мудрее и не прибавил терпимости.
