теперь был с ним.
Но Букер всегда оставался в тенях, на границе семьи.
Он погладил большим пальцем ее щеку еще раз.
— Мне нужно, чтобы ты верила мне, Ангел.
— Боюсь, я не знаю, кому доверять, — призналась она. — Если моя семья могла так со мной сделать, то кто угодно может.
Ее слова задевали его сердце. Потому он всегда держался в стороне от артистов. Он не хотел подпускать их, чтобы они навредили ему. И с чего ему доверять им?
Его семья выбросила его, как сделала ее семья.
Букер похлопал ее по щеке и повернулся к тату-пистолета. Эта машинка в его руке была единственным способом для него разобраться с такими мыслями. Боль на коже приводила его в чувство, напоминала, что он был уже не там. Он был в безопасности, потому что сам так сделал.
Может, машинка сделает так и с ней.
— Готова? — спросил он.
Когда он посмотрел в ее глаза, Букер застыл от того, что видел в них. Доверие. То, что она не давала остальным, было там, сияло в ее глазах как маяк.
— Да, — прошептала она сдавленным голосом. — Готова.
Он прижал иглу к ее коже и продолжил.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Он был первым в ее жизни, кто сказал, что она шла по пути, указанному Богом, будучи собой. Ирен не нужно было менять себя, чтобы уместиться в коробочку, которую для нее создали родители. Ей не нужно было отрекаться от себя, чтобы быть…
Достойной.
Ирен не знала, что делать с этой информацией. Она не знала, как быть той, кем она хотела, кто гордился тем, что она могла делать.
Она слишком долго была девочкой, которая пригибала голову, когда люди смотрели на нее. От одной мысли, что они увидят ее за маской, поймут нечистые мысли в ее голове, ей хотелось бежать. Она много лет жила так, боясь осуждения остальных.
Теперь ей было все равно. Мнение других не было ее виной. Циркачи не были виноваты, они приняли ее. И никто не имел права осуждать за внешность людей.
Ощущали ли это люди, которые ходили по улице? Они ощущали вину? Ирен не знала, поступала ли правильно.
Когда она была младше, она представляла, что должно быть больше людей как она. Ирен просто их еще не встречала.
На миг она позволила себе представить будущее, какое могло быть. Экзорцизм, гибель после боли. Поражение, когда она поняла, что родители не смогут любить ее так, чтобы принять ее различия.
Они захотели бы выдать ее замуж. Она была слишком взрослой для обычного брака. И она оказалась бы с пастором, чья жена умерла. Он был слишком старым для нее, но занимал хорошее положение в обществе, и он хотел бы получить ее наследие.
У нее были бы дети. Мальчики, которых вырастили бы по стопам отца, дочери, которые молчали бы, как она. Может, ее дети унаследовали бы ее способность видеть мертвых, и цикл повторился бы.
Жизнь была блеклой, она не хотела такое будущее, собиралась бороться изо всех сил, чтобы этого не произошло.
Никогда.
Ирен отклонила голову на спинку кресла, смотрела на потолок. Боль была не такой плохой во второй раз. Или она просто теперь знала, что ожидать.
— Как ты тут оказался? — спросила она, ей нужно было заполнить тишину в комнате, где из звуков был только гул тату-пистолета.
— Просто оказался.
— Нет, — она повернула голову и посмотрела на него. — Я рассказала тебе свой сокровенный мрачный секрет. Ты должен дать мне что-то взамен.
— Я не просил твоей правды.
— Но ты ее получил, — только он. Никто в мире не знал, что случилось между ней и ее родителями. Она словно разорвала себя, обнажила ему душу, и Ирен хотела чего-то взамен. Что-то, что заполнит зияющую дыру в груди, откуда она отдала ему часть себя.
Букер смотрел на ее руку, крутил ее запястье, глядя на сад, который он нарисовал на ней. Эдем. Он создал на ее теле райский сад.
Но носил змею на своей шее.
— Ты можешь хоть что-то рассказать о себе? — спросила она, кривясь, когда он коснулся чувствительной точки на ее локте.
— Я из Дублина.
Ирен не сразу собралась с мыслями. Во-первых, он ответил на ее вопрос информацией о себе. Она не была уверена, что это было нормально. Это точно было не нормально для него. Во-вторых, он не был из Америки? Это объясняло акцент, но она думала, что это было чертой семьи.
— Что заставило тебя переехать в Америку?
— Моя мама встретила там мужчину, вышла за него и переехала сюда.
— Откуда он был?
Букер поднял голову. Он хмурился, сжимал губы, не хотел говорить с ней об этом.
— Из этих краев.
Она не знала, стоило ли говорить о могиле, на которой он лежал, или белом свете, который привел ее туда. Ирен казалось, что дух был с ним связан. Но она не знала его фамилию, а женщина могла и не быть его матерью. Она могла быть тем, кого он знал, или кто просто интересовался его состоянием.
— Как ее звали? — спросила она. Только так она могла выведать у него информацию.
— Кого?
— Твою маму, Букер.
Он облизнул губы, посмотрел на ее руку. Он молчал так долго, что Ирен решила, что он не ответит. И это было ожидаемо. Она не знала, какая рана откроется, если она спросит о женщине, которая явно умерла.
— Люси, — прошептал он. — Ее звали Люси.
Она выдохнула. Могила все-таки была его матери, инстинкт ее не подвел.
Люси Пинкертон. Пинкертоны были известны в этих краях и стране. Они были убийцами, мужчины и женщины, которым не было дела до других людей. Если им давали контракт и деньги, они убивали.
— Ты — Пинкертон? — спросила она.
Тату-пистолет соскользнул, чуть не задел ее руку. Букер медленно отложил его, посмотрел ей в глаза с таким гневом, что она тут же испугалась.
— Я не Пинкертон.
— Но был им.
Он прищурился.
— Я не называл свою фамилию, Ангел.
Ох. Он думал, что ее послали Пинкертоны, или что она как-то уже узнала, кем он был. Ирен замотала головой.
— Нет, могила снаружи. На кладбище. Люси Пинкертон.
— В мире много Люси.
— Но ходит за тобой только одна. Она привела меня к могиле после того, как ты впервые нанес на меня татуировку. Я не знала тогда, кем она была. Она
