плавными и расслабленными, как у хищника, готового в любой момент к нападению или защите. Одобрительный смешок гостьи показал, что она видит его насквозь. А вслух она сказала.
— По дорогам ходят разные люди, тебе ли не знать. Много необычных, вот хоть ты, например. Не беспокойся, я одна. Садись.
— Чем же я необычен?
— Кровью, семенем, зерном, доставшимся тебе от прадеда и сохраненным твоим истинным отцом.
— Истинный отец всех людей Асхар?
Гостья промолчала. Дар протянул ей хлеб и большой кусок мяса. Хлеб женщина приняла, а от мяса отказалась, отрицательно мотнув головой. Дар наблюдал, как она разламывает кусок хлеба, берёт половину себе, а вторую протягивает ему.
— Ешь.
Дар хотел было сказать, что не голоден, а потом вспомнил местный обычай: люди, преломившие хлеб у огня, не могут причинить зло друг другу. Надо же, как многое забылось за восемь лет.
Он протянул руку, чтобы взять ломоть из рук незнакомки. Она вложила хлеб в его ладонь и тут же перехватила тонкими пальцами его запястье. Потянула вниз, усаживая рядом с собой. Дар повиновался, сел и, убедившись, что гостья начала есть, сам вгрызся в уже порядком зачерствевший кусок.
Он не успел заметить, как в руке женщины появилась вместительная фляга.
— Пей, — она хмыкнула, заметив нерешительность, поднесла флягу к губам, отпила сама и снова протянула ему: — Теперь выпьешь?
Дар принял флягу, почувствовал пальцами мягкость хорошо выделанной кожи и решительно сделал большой глоток. Вкус был незнакомый, терпкий — не вино, но перед глазами поплыло. Как сквозь много слоев ткани услышал голос:
— Сейчас пройдёт, не бойся.
И действительно, через пару секунд мир остановился, вернулась четкость. Фляги уже не было, а сидящая рядом женщина держала его руку ладонью вверх, внимательно разглядывая. Пламя костра само собой стало ярче.
Ведунья, а Дар уже понял, с кем свела его судьба, подняла голову и пояснила:
— Это напиток из трав, они помогут тебе найти то, что ты ищешь.
— Что же я ищу? И интересно, как они помогут?
— Очистят ум от ненужных сомнений. Ты ведь перестал уже тревожиться о подвохе с моей стороны.
Дар прислушался к себе. Да, верно, тревоги больше не было, и это ему не понравилось.
— Не самый лучший подарок. Я бы не хотел терять осторожность.
— Это не подарок. Я разбудила то, чем одарили тебя предки. Не ищи указаний с неба, камни и кровь укажут тебе правильный путь. А насчет осторожности не беспокойся, не потеряешь. Напротив, уйдет лишнее, ты будешь острее чувствовать.
— Всегда?
— Всегда, когда тебе это понадобится, — засмеялась она, — хорошо запомни это состояние, и оно придет, когда позовешь. Почувствуй лес.
Дар попытался прислушаться, и мгновенно понял, что всё вокруг изменилось. Звуки остались теми же, но теперь он не только слышал уханье совы в отдалении, но и видел, нет не видел, а скорее ощущал сердцем, как сверкают во тьме ее янтарные глазищи.
За ближайшим кустом высунулась из норы мышь, и Дар уловил ее биение сердца. Почувствовал ровное дыхание спящего Рамира, а где-то там не очень далеко был теплый очаг и что-то очень важное. Он почти видел прозрачную нить, тянущуюся от его сердца в том направлении. В груди появилось щемящее чувство. Дар хотел было растереть кожу в этом месте, чтобы избавиться от непонятного ощущения, но обнаружил, что ведунья по-прежнему держит его ладонь в своих руках.
— Что это?
— Тише, — сказала она, продолжая разглядывать линии на его ладони:
— Интересная тропа у тебя, воин. С одного края скала, с другого пропасть. Камень роднее тебе, чем человек. Две сестры спорят из-за тебя, Смерть и Судьба. Первая ждет удобного случая, чтобы впиться в глотку, но Судьба пока бережет. Им интересна сама борьба. Я не знаю, кто победит. Слушай камни, им ты можешь доверять. А теперь потерпи, будет больно, — женщина голой рукой выхватила из костра красный уголек и ладонью впечатала его в грудь Дара. Он попытался отшатнуться, но поздно. Боль от ожога разлилась по всему телу.
Дар открыл глаза, удерживаясь от вскрика. Он по-прежнему сидел на краю поляны, прислонившись спиной к толстому стволу дерева. Угли костра прогорели полностью.
Никого не было, кроме спящего Рамира и смутных силуэтов лошадей. Арчемак с едой, который они подвесили на дерево с вечера, чтобы зверье не добралось до запасов, был на месте.
В груди горело, он опустил голову, но не заметил на одежде никаких повреждений. Боль угасала, еще некоторое время оставалось щемящее чувство, навеянное сном, но быстро ослабело и исчезло. Близилось утро, поднимать Рамира на смену не имело смысла. Да и не уснуть уже.
Славно, однако, выспался дозорный, и это в лесу, где давно обосновались разбойники. Хорошо хоть никто не наткнулся на них.
Рамир проснулся сам с первыми лучами солнца, выслушал покаянную исповедь Дара.
— Не казнись, я как бы ни устал, опасность чую. Да и ты тоже, насколько знаю. Помнишь, как на посольство напали, когда мы не успели засветло до трактира добраться? Что толку, что дозорные не спали, их тихо перебили.
— Помню, но я-то при чем? Это ты почувствовал и разбудил меня.
— Я глаза открыл первый, а ты сидел на земле с еще закрытыми, но меч уже тащил из ножен. Так что мы с тобой два сапога пара.
— И оба левые… Не оправдывай меня.
— Не буду. Но ты уж сильно себя не грызи. Давай лучше пожрём.
Дар, всё еще хмурясь, снял с ветки арчемак. Развернул чистую холстину и достал часть припасов. Что-то было не так, ему показалось, что хлеба в мешке стало меньше. Списав ошибку на вчерашнюю усталость, он отбросил саму мысль о том, что сон мог оказаться явью.
Глава 14. Тайны прошлого
Граф Делир Шагрен был зол и на себя, и на исполнителя. Глава осведомителей, человек в сером виновато топтался у двери.
— Ты поспешил, Хрут, — рычал граф. — Я не говорил, что это надо делать немедленно и прямо в замке. Что сказали бы обо мне и о безопасности моих владений, если он погиб бы в первую же ночь. Неужели нельзя было подождать вылазки за лесными бандитами. Там всё можно списать на них.
— Ваше сиятельство, я думал… у него неприятности при дворе. Император не прощает ошибок, и вполне мог отправить за ним наёмного убийцу.
— Какие неприятности?
— Я еще не знаю, это скрывается, но мой человек при дворе обязательно докопается до истины. Пока известно только то, что император приказал ему покинуть столицу, и лишил пожалованных ранее земель.
Делир почувствовал, как
