насчёт которой у неё уже были большие планы. Генерал же, заметив мундир Александра Ивановича, тут же подошёл к нему.
— Драгун, сынок? — спросил он бодро молодого человека.
— Так точно, ваше превосходительство, — звонко ответил Александр, — поручик седьмого драгунского полка.
— Молодец, сынок, бравый ты, я вижу, малый, так держать! Я сам когда-то в драгунах начинал! Так держать! — весело сказал генерал, любуясь выправкой и красотой молодого офицера.
— Рад стараться, ваше превосходительство! — сказал Александр, гордясь похвалой старого вояки.
— Ну, теперь вольно, сынок, чай мы не на параде, а в гостях, — улыбаясь, ответил растроганный старик.
Затем он подошёл к Наталье Всеволодовне, поцеловал ей ручки и тихонько прошептал на ухо:
— Вот, какой бравый солдат, за ним точно не пропадёшь, дочка, я тебе говорю, не пропадёшь.
От этих слов Наталья залилась краской и совершенно смутилась. Потом генерал окинул взглядом всех остальных и, не найдя не одной замечательной для себя персоны, вернулся к своей супруге.
— Всё тебя, батюшка ты мой, к молодым тянет, — шепнула она ему с укором.
После того, как все обменялись любезностями и познакомились друг с другом, Клара Генриховна объявила, что через полчаса всех ждёт в большой столовой зале к ужину. А до этого слуги отправились провожать гостей к их комнатам. Господа, оставшиеся в прихожей зале, долго ещё чувствовали себя скованно, испытывая безотчётный страх перед Степаном Богдановичем, его супругой и особенно трепетали перед его богатым кузеном. Но страх этот возник лишь потому, что их тётушка внушила им его. Встреть они этих же господ в другое время и в другом месте, не было бы и тени того раболепия, которое испытывали они в тот вечер. Но сейчас всё должно было быть по воле госпожи Уилсон, абсолютно всё, ибо от неё зависело благосостояние всех присутствовавших в замке родственников. Им не казалось удивительным и странным превращение в безвольных рабов старой вдовы, так как они понимали, что придёт время, когда и они станут командовать племянниками и внуками как им будет угодно. Они будут влиятельны и богаты, только надо немного потерпеть это унижение, а уж награда будет поистине королевской. И чем богаче будет жизнь господ наследников, тем счастливее они станут.
К назначенному времени все господа собрались в большой обеденной зале за длинным столом. Изысканные угощения удались на славу, все ели и пили, восстанавливая силы после тяжёлого дня. Слуги то и дело подносили новые блюда, бутылки шампанского и бургундского вина. Но все, в то же время, ощущали себя неловко и напряжённо. Казалось, что в зале есть ещё кто-то кроме господ и прислуги, и этот кто-то следит за каждым, пытаясь просмотреть его насквозь и увидеть все мысли, чувства и желания. Ужин проходил довольно скучно, господа молчали, опасаясь произнести лишнее слово. Наконец Степан Богданович не выдержал и легонько постучал серебряным ножом по бокалу и произнёс:
— Дамы и господа, не выпить ли нам за всех нас, желая друг другу счастья, ведь эта встреча — поистине замечательное событие. Хотя дом сей и постигла печаль, жизнь продолжается. Так давайте поднимем бокалы, чтобы мы так же встречались ещё ни один раз!
С некоторой нерешительностью все поняли бокалы с вином и осушили их, хотя пить никто особенно не желал. После этого наступила совсем грустная пауза, ставшая невыносимой для гостей замка. Было слышно, как выл ветер и скрипели деревья, и эти звуки только усиливали томление.
— В прежние времена встречи проходили куда веселее, — заметила Евгения Петровна, — я помню, как мы когда-то танцевали и пели на приёмах у князя Главацкого, жаль, что теперь не те времена. В молодости я прекрасно танцевала.
— Что ж, господа, если вам угодно развлечься, то прошу в большую гостиную, — произнесла Клара Генриховна. — Надеюсь, мои слуги ещё не разучились играть на музыкальных инструментах.
С этими словами она строго посмотрела на Альфреда, который тут же понял, что от него требуется. Уже через несколько минут все перешли в гостиную и расположились на креслах и диванах вокруг дорогого, богато украшенного фортепьяно. Клара Генриховна села в роскошное кресло рядом с генералом и его женой, с другой стороны от неё сидел Антон Сергеевич, с которого та не сводила глаз. Напротив фортепьяно сели Александр Иванович и Наталья Всеволодовна, а рядом с ними устроились Анна и Виктор Черводольские. Несколько поодаль сели супруги Симпли, Павел Егорович, Алексей Николаевич и Иван Андреевич, подробно расспрашивавший всех господ о том, не замечали ли они что-либо необычное в замке, на что ему отвечали крайне неохотно. Карл Феликсович несколько замешкался, так как он всё пытался найти тайный вход в сокрытые коридоры замка, но действовал он очень осторожно, чтобы не привлекать к себе внимание. Госпожа Уилсон кивнула головой, и к фортепьяно вышел Альфред со скрипкой и ещё один слуга, севший за клавиши. Клара Генриховна сделала повелительный знак рукой, и они заиграли грустную мелодию, от которой у гостей замка начали путаться мысли, и захотелось спать. Этот дуэт играл тихо и печально, так что их вскоре перестали слушать. Сама хозяйка замка беседовала с Антоном Сергеевичем, стараясь расположить его к себе, и тот тоже старался быть любезным, хотя светские манеры он давно успел позабыть. Молодые люди сидели тихо, размышляя лишь о том, что было ближе всего к их сердцам, о любви. Почтенные господа дремали, за исключением Павла Егоровича, который мечтательно глядел прямо перед собой, размышляя о красоте и превратностях жизни, о том, что он пережил за долгие годы, и что ему предстоит. Музыка поглотила его романтическую душу, унося на вершины мечтаний, составлявших смысл его бытия. Но вот дуэт кончил играть, однако, казалось, никто не обратил на это внимания.
— Вы случайно не видели Карла Феликсовича? — вдруг шёпотом спросил у Павла Егоровича Иван Андреевич.
— Ах, он наверно любуется портретами в коридоре, — ответил Павел Егорович, — довольно странный молодой человек, но он не лишён таинственности, и, доложу вам, этим хорош.
— Очень интересный джентльмен, — добавил Иван Андреевич, зорко оглядывая гостиную.
— А вот, кстати, и он, — сказал Павел Егорович, указывая на вошедшего в гостиную Карла Феликсовича.
Он выглядел очень задумчивым, казался сам не свой, точно его мучила навязчивая идея, причинявшая невыносимое беспокойство. Карл Феликсович сел в дальнем углу гостиной и погрузился в тяжкие мысли.
— Любопытно, но не он, — проговорил Иван Андреевич, пристально посмотрев на молодого человека.
— Вы что-то сказали? — переспросил Павел Егорович.
— О нет, сударь, я просто увлёкся своими размышлениями об одном важном деле, — ответил, улыбнувшись,