склонен к магии перед смертью… Что ж, это я не хочу выяснять.
Тем не менее, я принимаю ванну и одеваюсь, но прежде чем отправиться в столовую за едой, решаю вытащить карту из одной колоды.
Вытаскиваю «Десятку мечей».
Для тех, кто не совсем знаком с магией, «Десятка мечей» не всегда трактуется бедствием. Лежащий на земле человек с десятью мечами в спине может означать новое начало с самого дна, а не верную гибель.
Но когда я вытаскиваю карту, то вижу себя лежащим на земле вместо рыцаря, нарисованного на карточной колоде, мое лицо покрыто запекшейся грязью, и я молю о пощаде. Надо мной что-то темное, чудовищно высокое и крупное, огромная черная фигура, которая появилась из ночного неба, еще слышится звук лошадиного ржания и топота копыт. И эхо вытаскиваемого клинка.
Я отодвигаю колоду и откидываюсь на спинку стула. Конечно, этого я не ожидал.
Вот тебе и проснулся в хорошем настроении.
Делаю несколько долгих и глубоких вдохов, разминая пальцы, чтобы успокоиться, напоминая себе, что мои видения не всегда достоверны. Затем выхожу в коридор, ожидая увидеть там тело.
А там лишь Дэниэлс запирает свою дверь. Я машу ему и подбегаю, желая составить компанию по пути в столовую, чтобы снова не оказаться в ловушке собственных мыслей.
— Крейн, — обращается ко мне Дэниэлс с веселой улыбкой. — Как дела этим утром, парень?
Он хлопает меня по плечу, его усы дергаются, когда он говорит. Дэниэлс, наверное, всего на десять лет старше меня, но обращается со мной как с ребенком. Но я приму любую лесть.
— Еще не уволился, — говорю ему, когда мы идем по коридору. — Так что это хороший знак.
— Да, — говорит он. — Временами здесь тяжело. Но о нас заботятся.
— Ты здесь уже два года, да?
— Верно, — говорит он, когда мы спускаемся по парадной лестнице.
— Ездишь домой летом?
Его брови приподнимаются.
— Домой? Это наш дом, Крейн. Куда еще мне уходить?
Я засовываю руки в карманы пальто, когда мы выходим в прохладное туманное утро, дорожка скользкая от опавших листьев.
— Не знаю. Например, в город. Может, в Сонную Лощину.
— И рискнуть потерять свою магию? — спрашивает он. — Я не хочу забывать ничего из того, чему здесь научился.
— Говорят, все возвращается, — твержу я.
— Ты проверял? — спрашивает он. — А если нет, тогда я буду бесполезен как учитель.
— Но ты преподаешь философию и литературу, — со смехом замечаю я.
— Это не важно. Моя магия здесь становится сильнее с каждой неделей. Я не собираюсь отказываться от этого. Власть, Крейн. Чувство, что ты бог. Это лучше, чем секс.
Он говорит так воодушевленно…
— Думаешь, именно это удерживает учителей здесь?
Он качает головой.
— В конце концов, они уходят. Но это как откладывать неизбежное.
Я останавливаюсь у дверей в столовую, касаясь его руки, чтобы заставить остановиться.
— Ты хорошо знал Вивьен Генри?
Его лицо расслабляется, усы опускаются.
— Не очень хорошо. Полагаю, здесь нет никаких секретов, а?
Я говорю тише.
— Ты думаешь, она покончила с собой, потому что хотела уйти? Или потому, что хотела остаться?
Он издает глубокий вздох.
— Я думаю, она была очень несчастной женщиной, страдающей истерией. Не всегда должна быть какая-то тайна. А теперь давай выпьем кофе. Погода слишком мрачная для подобных разговоров.
***
— Не хотели бы еще раз прогуляться? — спрашивает Кэт. Наш урок по мимикрии закончился, и она топчется возле моего стола.
Я поднимаю глаза от своих бумаг и смотрю на нее. Она в платье тыквенного цвета, отделанном бархатом, более скромное, чем то, что было на ней в первый день, но ничуть не скрывает ее пышных форм.
Она правда красивая. Это та нереальная красота, которую мозг воспринимает не сразу. Ее лицо круглое и ангельское, а светлые волосы словно нимб окружают ее голову, но глаза твердят иное. Они полны дерзости, изюминки и зрелости. А смотря на ее губы, я весь напрягаюсь. Будь другой на ее месте, я бы уже отчитал за дерзкие словечки, которые она выдает на уроках. Ее острый язычок вызывает у меня желание применить свою собственную форму наказания, ту, где моя ладонь бьет ее по пухлой заднице.
Но, конечно, я не могу позволить себе думать о ней в сексуальном ключе. Мне не говорили, что есть какие-то правила, запрещающие отношения со студентами, но я не хочу нарываться на неприятности в самом начале.
Не знаю, что она чувствует ко мне. Она просит еще раз прогуляться с ней, и все время сосредоточена на мне во время урока. Мне не привыкать ко вниманию от студентов. Я для них человек, обладающий властью и контролем. Но в случае с Кэт я чувствую, что ее влечение ко мне только из-за того, что наши энергии столкнулись. Ее эмоции были в моем теле. Ее энергия заблокировала мою. Это создает ощущение близости, когда знаешь, что кто-то копался в твоем мозгу, в местах, о существовании которых ты возможно даже не подозревал.
— Если вы заняты, я пойму, — быстро говорит Кэт, ее плечи слегка опускаются, и я осознаю, что сидел здесь и пялился на нее, не отвечая.
— Пойдем, — говорю я и вскакиваю на ноги, хватая свое пальто.
Мы выходим за двери в осенний полдень. Утренняя мгла рассеялась, и сквозь высокие облака даже проглядывает кусочек голубого неба. Туман, который витает над кампусом, сегодня поредел, пропуская солнце, от которого все щурятся. С севера дует легкий морозный ветерок.
— Тебе не холодно? — спрашиваю я ее, замечая, что сегодня она в перчатках.
— Мне жарко, — говорит она.
— Заметно.
Она искоса смотрит на меня.
— Ты вспыльчивая, — объясняю я. — Я, конечно, не знаю, каково твое тело на ощупь, — она хмурит брови. — Я имел в виду, что… ну, я держал тебя за руку, но…
— Запинаешься, Крейн, — говорит она с изящной улыбкой. — Как это на тебя не похоже. Должно
