поскольку мерзкая волна тошноты закручивается у меня в животе.
— Спасители. Мне причитается гонорар за моего нашедшего! Пятьдесят тысяч!
Пол уходит у меня из-под ног. В ушах звенит, они все еще горят от выстрела, прозвучавшего всего несколько часов назад.
Я думала, что знаю, что такое предательство. Я думала, что найти папку в столе и увидеть вину в глазах Стефана было самым болезненным моментом в моей жизни.
Но нет.
Осознание того, что моя мать продала меня, сжимает мое сердце больше, чем что-либо другое.
— Ты продала меня? — Мои слова звучат механически и безжизненно из-за шока.
— Пятьдесят тысяч меняют жизнь, Миа, — огрызается она. — Это оплатило бы все мои кредитные карты, купило бы мне новую квартиру…
— Нет. Ты бы потратила все это на таблетки, — шепчу я в ответ. — Ты бы вернулась туда, откуда начала, одинокой и бессердечной.
Пощечина не причиняет боли. Она маленькая, слишком хрупкая и взвинченная, чтобы иметь какую-либо реальную власть надо мной.
— Ты сука, — рычит она. — Это единственное, что ты могла бы для меня сделать. Единственное, что могло бы облегчить мою жизнь, а ты и это испортила! Что хорошего ты для меня сделала? Ничего.
— Это не моя работа — что-то делать для тебя! — Я кричу, толкая ее. Она отшатывается в удивлении. — Я была ребенком! Я существую не для твоего счастья!
Но борьба недолговечна, так как запах Альф доносится до моего носа.
Гнилые Альфы.
Шарлотта оборачивается с улыбкой на лице. — Она здесь! Забирайте ее!
Я должна была бежать, но застыла от страха, когда мужчины вышли вперед, каждый в черной рубашке с эмблемой на плече.
Спасители.
Один из них останавливается. — Это не девушка Нокса? — Спрашивает тот, что повыше, когда другой направляется ко мне.
Стефан.
Это еще один удар под дых, когда его лицо заполняет мои мысли.
Я застрелила его, когда настоящие монстры были передо мной.
— Не имеет значения, — говорит другой. — У нас приказ доставить их всех в одно место. Бери ее.
Я не дерусь. Я позволяю двум мужчинам схватить меня, и одна молния связывает мои руки за спиной.
— Подождите! — Шарлотта кричит, когда они ведут меня к входной двери. — А как же моя оплата?
Я усмехаюсь и качаю головой.
Конечно, ее волнует оплата, а не тот факт, что ее дочь утаскивают торговцы людьми.
— Ты получишь свой гонорар после доставки, — сообщает ей тот, что повыше. — Итак, меньше недели.
Мой разум оцепенел, душа разбита, когда они ведут меня к внедорожнику с тонированными стеклами. Они забрасывают меня на заднее сиденье, и мы уезжаем.
ГЛАВА 32
СТЕФАН
Я просыпаюсь оттого, что кто-то поднимает меня с земли. — Стефан? — Обеспокоенный голос спрашивает. — Черт возьми, нам нужно отвезти тебя в больницу.
Мои глаза распахиваются, когда я позволяю Малкольму помочь мне подняться на ноги. — Никакой больницы, — прохрипела я. — Просто нужно подлатать.
— Это сделала с тобой твоя Омега?
Я издаю смешок. — Она могла бы поступить и хуже. Я считаю себя счастливчиком.
Он тихо ругается и ведет меня к дивану. Я со стоном сажусь, снимая куртку, чтобы осмотреть рану.
Дерьмо.
У нее получилось лучше, чем я думал.
— Тебе нужно наложить швы, — настаивает Малкольм. — Я отвезу тебя прямо сейчас.
— Подожди. — Мой разум затуманен от потери крови, но на мгновение меня охватывает ясность. — Почему ты здесь?
Он выглядит озадаченным. — Ты написал мне, чтобы я немедленно приехал. Что я и сделал.
Я хмурюсь. — Что невозможно.
Он просто смотрит на меня так, словно я сошел с ума.
Миа написала ему смс.
Моя милая девочка. Конечно, она почувствовала бы угрызения совести за то, что застрелила меня.
Моя маленькая кровожадная Омега.
— Аптечка первой помощи под кухонной раковиной, — рявкаю я, расстегивая рубашку. Я морщусь от боли, когда Малкольм таращится на меня.
— Тебе нужна больница, Нокс.
Я стискиваю зубы. — Не раньше, чем после конференции.
— Ты серьезно? Ты практически истекаешь кровью!
Я смотрю вниз на растущую лужицу темной жидкости на подушке моего дивана. — Нет, если ты поторопишься и достанешь мне гребаную аптечку первой помощи.
Он перестает спорить и через секунду возвращается с набором, в его глазах недоумение.
— Ты собираешься наложить на себя руки, просто чтобы посетить конференцию. — Он невозмутим.
Я беру нитку для наложения швов и готовлюсь залатать себя. — Чтобы убедиться, что все пройдет гладко.
Я дышу сквозь боль, сосредоточившись на лице Мии, пока игла проходит сквозь кожу.
Малкольм сидит напротив меня, с пристальным интересом наблюдая, как я завершаю каждый стежок. — Где ты научился это делать?
— Военные, — ворчу я.
— Это выглядит чертовски ужасно.
Я бросаю на него взгляд. — Ни хрена себе.
Еще несколько швов, и мне конец. Прилив адреналина уходит, сменяясь болью в ране.
— Где твоя Омега?
Я поворачиваюсь и свирепо смотрю на него. — Она убежала.
— Что за черт? Давайте поймаем ее!
На лице Малкольма смесь паники и ярости, и я не могу удержаться от смеха.
— Ее давно нет.
Он смотрит на меня, открыв рот. — Она может все испортить! Она может рассказать полиции или Коллекционерам, и…
— И что? — Раздраженно огрызаюсь я в ответ. — Никто ее не послушает. Она, наверное, уже в больнице, ей делают чипирование. Сомневаюсь, что у нее есть время беспокоиться об этой ерунде.
Малкольм молчит, но я чувствую его взгляд. Я свирепо смотрю на него. — Что?!
— Мы должны пойти и забрать ее, чувак. Я имею в виду… она твоя.
Я вздыхаю. — Нет, — бормочу я. — Она никогда таковой не была.
У меня внезапно закружилась голова.
— Она тебе понравилась, — говорит он. — Нет причин, по которым ты не можешь …
Я так сыт по горло всем этим дерьмом, что промолчал.
— Потому что она гребаный человек. Ты не владеешь человеком.
Если бы Малкольм был умен, он бы вытащил пистолет и убил меня прямо сейчас. Я раскрыл свои карты, и мое мышление прямо противоположно тому, что движет Спасителями.
В том, что мы делаем, нет места добру и злу.
— Черт возьми, — хихикает он. — Может, тебе стоило стать коллекционером.
Я усмехаюсь и откидываю голову на подушку. — Нет. За это платят больше.
— Ну, это вообще не окупится, если ты истечешь кровью на своем диване.
— Верно. — Я ворчу.
— Она мне понравилась, — добавляет Малкольм.
Собственнический рык вырывается из моего горла. — Ты видел ее всего один раз.
— Да, но я слышал об отметинах, которые она оставила парням, которые схватили ее. Она боец.
Я киваю. — Так и есть.
Она была бойцом всю свою жизнь. Она могла стать жертвой жестокого обращения и кошмара своего детства, но она упорствовала.
И когда я забрал ее, она боролась со мной зубами и ногтями.
Она хотела своего будущего, которое я лишил ее.
— Черт, ты любил ее?
Я
