Стаса нигде не было видно — будто испарился. Даже не переживает, что меня съедят? А вдруг все вышло бы из-под контроля?
— Хватит! — Я перевернулась на спину и уперла руки в грудину волка.
Пальцы утонули в густой шерсти так, что их и не видно, а оборотень зарычал так, что я почувствовала все негодование зверя под ладонями:
— А-р-р!
— Не рычи на меня! — от страха крикнула я. — Сам виноват! Давай, перевоплощайся! Ты что, трус? Отвечай за свои поступки лицом к лицу, а не лицом к морде!
Волк будто окаменел под моими руками, напрягся. И взгляд изменился: злость слегка рассеялась, и проступило что-то еще… Эмоция, которую мне трудно было распознать — настолько моя фантазия еще не работала.
Может, получится так? И я продолжила:
— Что? Стереть парня из моей жизни смелости хватает, а самому нарисоваться в человеческом виде — нет? Страшно?! Я одна среди стаи сверхъестественных существ — и то смелее! Не думала, что ты трус, но похоже на то! Прячешься за шкурой!
И тут под моими пальцами, утопленными в волчью шерсть, что-то задвигалось…
ГЛАВА 65
ГЛАВА 65
Давай же, давай! Превращайся уже!
Я столько всего сделала: договорилась с альфой, выдержала и экипированного пациента, и липкие взгляды патлатого оборотня. Не зря же все, правда?
Казалось, я почти у цели, осталось чуть-чуть — и Мун обернется. Вокруг нас даже воздух завибрировал, а сам волк пошел размытыми мазками, будто кто-то прошелся малярной кистью по картинке реальности.
Но слишком медленно, словно что-то мешало обороту, и это промедление сводило меня с ума. Я готова была вручную снять с волка шкуру и ритуально сжечь ее, если бы это помогло Муну стать человеком. Стала бы этакой женской версией Ивана-царевича, который уничтожил лягушачью кожу.
Может, это успокоительное, рассыпанное по дну куба, мешало обороту? Судя по тому, сколько времени волк слизывал его с лап, он успел съесть приличную дозу. Может ли это мешать превращению?
Я набрала полные легкие смелости и с вызовом разъяренно закричала прямо в звериную морду:
— Будь уже мужиком, Мун, а не волком! — Я один раз на эмоциях отчаянно хлопнула ладонью по волчьему телу, а второй шлепок пришелся уже по человеческой груди.
Моя рука замерла на левой половине мужской груди, а под ладонью бешено билось огромное сердце.
И это снова не было похоже на “тук-тук-тук”.
“Тыдыщ-тыдыщ-тыдыщ” — мое сердце в ритм оборотню стучало где-то в горле.
Я же так хотела этого! Так требовала! А теперь, когда Мун обернулся в человека, а я смотрела в зеленые человеческие глаза, полные немой угрозы, вдруг малодушно раздумала.
Да пускай бегал бы мохнатым и хвостатым, мне что, жалко? Так нет, надо было разбудить лихо… А уж это лихо, скажу я вам, даже дышало невыплеснутой энергией, которая грозила пролиться на любого, попавшегося на пути, и кто знает, какую форму она примет.
К волку-то я уже привыкла: он стал словно ручной пес, который не причинит вреда, максимум — залижет до смерти. Этот же абсолютно голый мужчина был диким и неприрученным… А еще невероятно злым!
Мун опустился на меня, лег поверх разгоряченным телом, удерживая вес на локтях, и сказал низким голосом, от которого мое тело заразилось его огнем:
— Я тебе сейчас покажу мужика, раз ты так хочешь!
ГЛАВА 66
ГЛАВА 66
Мун
Быть зверем удобно: никаких человеческих эмоций, переживаний, никаких мечтаний, метаний и людских страхов. Инстинкты ведут вперед: выжить, есть, спать, охотиться.
Время власти волка в памяти Муна осталось лишь вспышками событий: нападение пятерых людей в черном, кровь, оцепление своих. А потом одна яркая картинка, как вспышка на солнце: Санни протягивает дрожащую руку к нему.
Именно этот жест тронул человеческое сознание: зверь поделился счастьем, мол, смотри, лучик тянется к ним. И вот тогда оборотень крепко ухватился за шанс вытащить себя из ямы разума и не давал больше волку руководить.
Было опасно оставаться в шкуре так долго: звериное сознание отлично от человеческого, контролировать некоторые порывы невероятно трудно. Но Мун понимал, что стоит обернуться, как солнце закатится на его небосклоне и ему придется снова ждать зари.
Санни медленно привыкала к волку, перестала бояться зверя и даже бесстрашно трепала его по шкуре, вызывая у Муна невероятный восторг. Он уже планировал пробраться к ней в кроватку под одеяло, воплотиться в человека и приручать ее в ответ долго и мучительно сладко.
Но один промах разбил все планы вдребезги, как запущенный камень стекло.
Сообщение от канадской стаи стерло все успехи Муна и просигналило красной картой удаления с поля любви…
Такого оборотень допустить не мог! Пришлось затаиться и ждать, пока буря уляжется, но Санни оказалась проворней и задумала лишить его последних крох рассудка.
Сначала все было даже веселее, чем Мун думал. Волки знали, что к паре лучше не подходить, поэтому смотреть на экипированного оборотня было одно сплошная потеха.
Костя бесил, но Мун из последних сил держал себя в руках, напоминая, что все это представление устроено специально для него. Альфа же не знал о проколе с сообщением и искренне старался помочь в скорейшем возвращении своего казначея. Но и массаж водителя волк пережил.
А потом появился этот маменькин ловелас, доморощенный засранец с волосами как у бабы… И Мун слетел с катушек!
Смертник буквально лапал Санни взглядом, а когда схватил за руку и положил на свой пока еще не вспоротый живот, назвал ее солнцем… Оборотня накрыло с головой!
Теперь не нужно было удерживать в узде зверя: они с человеком полностью сошлись во мнениях, что эта жизнь у Никиты лишняя. И оба сознания будто слились в одно в едином порыве: догнать, разорвать.
Мун уже почти настиг парня: челюсть волка сомкнулась в сантиметре от его задницы, которую уносил байк, как слух уловил панический крик. Он разрывался от желания защитить пару и отомстить, но первое победило.
Волк вернулся, чтобы столкнуться с ледяным ведром обвинений, нетронутой парой и обманом… и чистой воды провокацией.
Мун знал, что его берут на слабо. Понимал, но ничего не мог поделать с оборотом, который сдерживал всеми силами. Ничьи слова так не задевали душу, как Санни.
Оборотень столько времени сдерживал свое дикое желание соединиться, заявить права на Санни, столько снес упреков, столько времени потратил на обучение искусству ухаживания, и все усилия перемололи в жерновах обстоятельств в одно мгновение.
Мун впервые не знал, что делать, не имел запасного плана. Только одна уверенность жила в душе и сердце: он не даст Солнцу себя покинуть. Никогда.
И вот теперь Мун находился в одном дыхании от того, чтобы сделать ее своей. Чувствовал огонь ее тела, ноздри щекотал запах возбуждения, и он знал: несмотря на сопротивление Санни безумно хочет его, пусть сама и не признает этого.
Свыкнется… Простит. Распробует!
— Не смей! Я тебя возненавижу! — замотала головой девушка, глядя широко открытыми глазами на Муна, чувствуя его непоколебимый настрой.
Оборотень наклонился к девушке глаза в глаза и сказал с чувством:
— Можешь считать меня эгоистом, но из любого твоего чувства я состряпаю любовь. Будешь мне сочувствовать или будешь ненавидеть — все равно. Только с равнодушием не смогу ничего сделать, поэтому я не дам себя забыть и не отпущу тебя. Никогда!
И впился в губы яростным поцелуем, полным любви…
ГЛАВА 67
ГЛАВА 67
Ангар. Санни
Ток бежал по венам, а Мун словно высекал искры губами, вызывая в моей голове короткое замыкание и пожар в теле. Его губы, в отличие от Пашиных, были более тонкими, жесткими, но такими горячими, будто обжигающие угольки.
