— Ну и ну, — шепнул он, осторожными щипкам спуская толстые чулки с ноги Ежинки и обнаруживая под ними гладкую и белую, как сахар, кожу. — Ты не родственница ли Золушки? Держу пари, что и она проиграла б тебе в битве за принца!
— Ой, нет! — взвизгнула Ежинка, попытавшись натянуть на коленки ветхую юбку, но Король не позволил сделать этого.
— Стой, — произнес Демьен, обхватив смущенную Ежинку за коленки и глянув в ее перепуганные глаза. — Я хочу всего лишь глянуть. Я не причиню тебе вреда. Это же я, твой Король. Отчего ты не веришь мне?
И он решительно поднял юбку выше, разглядывая ножки девушки.
В чем, в чем, а в красоте женских ног Демьен был знаток. За срок своего недолгого правления он перевидал их много — и нечаянно, и нарочно, и подглядывая, и вынужденный наблюдать их демонстрацию. Он надевал бессчетное количество утерянных туфель, он сжимал множество пяточек — маленьких, приятных и круглых, и не очень… Но никогда в его руках не оказывались такие прекрасные, совершенные, стройные и безупречные ступни, как те, что были у лесной девчонки, что носила растоптанные страшные башмаки. Ножка Ежинки покоилась в его ладони, крохотная и восхитительная, и Демьен с трудом подавил в себе вдруг вспыхнувшее желание припасть губами к ее совершенной тонкости и белизне.
— Ваше Величество, — пропищала несчастная Ежинка, сгорая от стыда, глядя, как он в изумлении поглаживает ее пальчики, — не смущайте бедную девушку… Зачем это… я рождена в лесу, здесь моя жизнь пройдет. Среди деревьев, зайцев, трав и корешков… не вселяйте в мое сердечко надежду, не надо!
— Надежду на что? — произнес Демьен порывисто, поднявшись с колен и внимательно всматриваясь в умоляющие глазки девушки. — На что ты надеешься, лесной эльф? Расскажи мне?
Его ладони теперь осторожно поглаживали колени лесной девчонки, и Ежинка даже отпрянула, стягивая на груди жилетку, встретившись с горящим взглядом Короля.
— Надежду на то, — еле понятно проговорила Ежинка, ощущая на своих губах дыхание Короля, — что однажды явится рыцарь и заберет меня с собой, полюбит меня такой, какая я есть — некрасивой и смешной… и я познаю счастье любви. Об этом мечтает каждая девушка. Разве вы не знаете, Ваше Величество?
— Но ты не некрасивая, — с напором произнес Король. — Ты не некрасивая! Дай-ка мне посмотреть на тебя!
Ежинка и пискнуть не успела, как Демьен стащил с нее меховой жилет, обнажая хрупкие плечи, и его ладони скользнули по ее напряженным рукам, по плечам, выскользнувшим из грубого платья, по тонкой талии под грубым рубищем ее одежд.
— Я некрасивая, — вздохнула Ежинка, отвернув смущенное личико от короля, стыдясь и краснея.
— Кто сказал тебе так? — осторожно произнес Демьен, отводя тонкую прядку от ее склоненного лица.
Ежинка еще ниже склонила голову, закусила тонкую губку. На грубое серое платье закапали горькие слезы, оставляя темные пятна. Зимний нежный свет смягчал ее некрасивые, слишком тонкие и нервные черты, Демьену казалось, что из-под них нет-нет, да проглядывает кто-то другой, но это была лишь обманчивая игра теней…
— Ты, красивый молодой Король, — тихо ответила она, стирая мокрые дорожки слез со щек, — хотел бы себе такую Королеву? Смог бы любить ее, любоваться ею? Такую, как я? Серую и невзрачную, худую и бедную? Когда ты мчишься на своем скакуне впереди свой свиты, никого иного и видеть невозможно, потому что ты своими силой и красотой затмеваешь всех, а я? Кого затмеваю я? Мокрый воробышек на ветке симпатичнее будет, а теплый маленький кролик, отнятый от матери, и вовсе красавец…
— Если бы ты стала Королевой, — горячо возразил Демьен, которого восторженные и такие простые слова лесной девчонки трогали едва не до слез, — ты была бы самой милосердной и справедливой! А это намного лучше и важнее красоты… Намного!
Ежинка шмыгнула носом, тихонько плача. Как и всякая девушка, она очень, очень хотела быть привлекательной, чтобы ее молодой Король хоть на миг, но посмотрел на нее с восторгом, но в его светлых глазах она видела лишь участие, а это было совсем не то, чего она хотела бы.
— Это не одно и то же, — горько ответила она, озвучивая свои печальные мысли. — Люди любят скорее и охотнее, видя внешнюю красоту, радость жизни, сверкающую улыбку и шелковые волосы. Что там, внутри, в сердце — никого не интересует, и я, стань я Королевой, скоро бы растворилась, стала всем скучной и неинтересной. Вот и ты тоже…
— Нет, нет! — снова возразил Демьен, сжимая тонкие ладони лесной девчонки. — Это не так! Не думай, что ты не нравишься мне потому, что некрасива! Это вовсе не так; ты нравишься мне, очень, просто…
— Просто?..
— …Сердце мое занято, — нехотя признался Демьен, потупив взор. — Давно уже. Ты разве не знала?
— Нет, — тихо ответила Ежинка, опуская взор. — Я и о тебе-то узнала всего пару дней назад, забыл?
— Я потерял ее почти сразу же, как обрел, — меж тем продолжал свое признание Демьен, страшась посмотреть в истекающие прозрачными слезами глаза лесной девчонки. — Я с трудом вспоминаю ее лицо, моя память украшает его какими-то сказочными деталями и подробностями, делая все красивее и красивее, но люблю я ее не за красоту. Не за это.
— А за что? — удивилась Ежинка так искренне и невинно, что Демьен рассмеялся, несмотря на то, что момент был совсем неподходящий для смеха.
— За живое тепло, которое прорастает мне в сердце, когда я вспоминаю ее поцелуи. За покой, который я испытал рядом с ней; за то, что она подарила мне счастье. Я не знаю, за что; это все зыбкие вещи, не материальные. Их нельзя увидеть и потрогать, но именно ими ценно мое чувство. Я не знаю, за что любят, — ответил он, насмелившись, наконец, глянуть Ежинке в глаза. — Я видел много девушек, и красавиц меж них было достаточно. Но бывает достаточно одного взгляда — и ты понимаешь, что это твое. Понимаешь, что не хочешь терять, ни за что, никогда.
— Ты часто влюблялся, молодой Король?
— Нет; вовсе нет. Наоборот — долгое время я не знал любви. Не понимал того, что происходит между людьми такого, отчего они голову теряют. Теперь знаю.
— Значит, — беспечно ответила Ежинка, пожимая худенькими голыми плечиками, скрывая свою боль, — теперь мы с тобой товарищи по несчастью. Я тоже не знала…
— Прошу, ни слова!
— …А теперь понимаю…
— Не надо! Не говори так! Ты просто долго жила одна, ты просто…
— …Влюбилась в первого встречного? — задумчиво произнесла Ежинка. — В первого, кого увидела за последние несколько лет? Думаешь, я такая неразборчивая, и не могу понять, как ты, мое это, или только кажется моим?
— Нет, я не это хотел сказать, я не хотел обидеть тебя!
Демьен был в отчаянии; Ежинка плакала, а вместе с ее слезами утекал блаженный, сказочный покой, который Король испытывал рядом с этой странной, нескладной девушкой. Демьен поглаживал ее, пытаясь успокоить, и этим робким, нежным прикосновениям обрадовалась бы любая красавица королевства, но только не Ежинка. Она плакала и плакала; ее сердечко, впервые раненное любовью, страдало, и Демьен не заметил сам, как прижал ее к своей черной зловещей куртке, обнял и склонился над Ежинкой так низко, что почувствовал запах земляники, исходящий от ее губ. Но девушка мягко отстранилась, не позволила себя поцеловать, хотя Король готов был подарить ей этот поцелуй — и еще тысячу таких же, если б они могли залечить ее рану. Но…
— Ты не обидел меня, молодой Король, — вздохнув украдкой, ответила Ежинка. — Ты отказал мне. Но любовь, принятая из жалости, это еще хуже. Еще хуже. Поэтому не стоит жалеть меня. Пощади, молодой Король. Не причиняй еще большей боли, даря мне бесплотную надежду…
Она осторожно отстранила руки Демьена, которые сжимали ее талию, пожалуй, чересчур страстно, и поспешно, словно стыдясь своего порыва, натянула на голые коленки старую юбку. Демьен не знал, что сказать, как исправить ситуацию, какое слово подобрать, чтобы не было так невыносимо тяжело дышать и так стыдно смотреть в девчоночьи глаза, но тут дверь в сторожку раскрылась с треском, и он отпрянул от Ежинки, словно боясь, что его застанут в весьма недвусмысленной ситуации.
