Главное не смотреть вниз, держаться крепче и ступать осторожно.
Я добралась до окна, створки которого немного приоткрыты. Там горит свет. Кажется, это кабинет Эдуарда.
Мерзкий шакал!
Он не получит больше ни меня, ни ребенка. Лучше умру от голода и холода, где-нибудь в лесу, чем стану игрушкой этого больного маразматика.
Я осторожно выглядываю из-за угла. Как и думала! Это точно кабинет Эдуарда. Он стоит спиной к окну, подперев задом стол, и лакает коньяк прямо из горла бутылки.
Но дальше начинает происходить что-то ужасное…
Бутылка вылетает из его рук, разбиваясь вдребезги. Мужчина падает на пол, схватившись за горло, и начинает биться в страшных судорогах. Я едва не срываюсь вниз, но успеваю покрепче ухватиться за подоконник.
Господи, что там происходит?
Приоткрыв окно, слышу нечеловеческие хрипы.
Жуткие, скрипящие, пробирающие до самых костей.
Эдуард лежи на спине, дергается в конвульсиях, а из его рта брызжет пена. Я осторожно толкаю вперёд створки окна, влезаю на подоконник, оказываюсь в кабинете фиктивного мужа.
— Эдуард! Эдуард! — крадусь, рыдая, зажав рот ладонью, но он не обращает никакого внимания.
Последние два дергания.
Его глаза становятся пустыми, безжизненными.
Взгляд направлен в потолок.
Тело мужчины замирает.
На этом его мучения закончились.
Пребывая в какой-то вопиющей прострации, я опускаюсь рядом с ним на колени, трогаю пульс на шее.
Пульса нет.
Мужчина умер.
Бах! Бах! Бах!
Кто-то ломится в дверь, молотя по ней кулаками.
— Отец! Отец, что происходит?! Что за шум? Открой сейчас же!
Цепенею.
Только не это!
Эдуард мертв. Мертв. Мертв.
Его не спасти.
Да и нужно ли мне все это?
Есть проблема — я здесь, а мой муж мертв.
Значит, я самая главная подозреваемая.
Проклятье!
Быстро бросаюсь к окну. Забираюсь на подоконник, прикрываю створки, продолжаю двигаться к пристройке. Кое-как, преодолевая сумасшедший страх, у меня получается опустится вниз на землю. Высота от пристройки до дерева небольшая. Мне просто повезло.
Я бросаюсь наутек, прячась в темноте.
У Эдуарда есть пес — старый сенбернар, который постоянно роет ямы. Старик слишком сильно его любит, чтобы усыпить за пакости. Недавно я заметила, где засранец сделал очередной подкоп, чтобы сбежать на прогулку за периметр. Я направилась туда.
Если Давид меня поймает — убьёт. Без разбирательств. Я — главная подозреваемая, к тому же, по глупости, оставила улики на шее погибшего — отпечатки своих пальцев.
Но не я его отравила!
Даже в мыслях не было…
Спустя несколько минут я оказываюсь возле леса.
Что делать дальше?
Не знаю.
Бежать.
Только бежать.
К Рустаму.
Молить его о помощи и прощении!
Он — моя единственная надежда.
Потому что я… ношу его ребенка.
Глава 20.
Не знаю точно, сколько проходит времени. Сейчас реальность кажется мне какой-то размытой, и очень, очень холодной. Моя одежда не греет от слова совсем, потому что насквозь промокла.
Я очень устала, замерзла, проголодалась. Ноги практически не держат тело, но я бреду по темной чаще, не зная даже, в правильном ли направлении иду. Здесь так холодно и страшно, что я едва держусь, чтобы не упасть и не потерять сознание.
Я должна быть сильно! Бороться до последнего вдоха! Ради малыша.
Спотыкаюсь, падаю, расцарапывая коленку. Поднимаюсь, иду. Опять спотыкаюсь на скользкой глине, опять падаю. На это раз не могу подняться. Лежу на грязной, сырой земле, плача.
Мои глаза закрываются.
Неужели, это конец?
Я отключаюсь.
Сколько провожу времени без сознания — не знаю. Но меня будит громкое ржание и фырканье у самого лица.
Вяло открываю веки, вижу нечеткий, громадный силуэт. Похоже, что это лошадь — черный и массивный жеребец. Он тыкается мне мордой в лицо, словно пытается привести в чувства.
— М-Мустанг?
Надо же…
Неужели это он?
Тот буйный конь, который вечно пытался удрать.
Всё-таки у него получилось!
Из последних сил я поднимаюсь на ноги. Хватаюсь за гриву, кое-как забираюсь на спину животного, шепчу ему в ухо:
— Домой. Отвези меня д-домой. К своему хозяину…
Животное начинает двигаться, словно все понимает, как человек. Я сжимаю мягкую гриву крепче, потому что Мустанг переходит на бег, а потом опять засыпаю.
* * *
— Господин! Господин! Вы должны это видеть!
Слышу голоса, совсем рядом.
— Что такое?
Внутри все сжимается.
Один из голосов я узнаю четко.
Неужели спасена?
Мустанг таки довез меня до поместья Айдарова.
— Мустанг нашелся. А с ним…
Топот близко.
Чуть отрываю голову от горячей шеи жеребца и вижу размытую, широкоплечую фигуру.
— Твою ж мать! Мия?
Бежит ко мне.
Меня отрывает от опоры, подкидывая в воздухе, я оказываюсь в сильных руках Рустама Айдарова. Жмусь щекой к его мощной, горячей груди. Окунаюсь и растворяюсь в его силе и в сладости невероятного, любимого запаха.
Господи, он со мной!
Он держит меня на руках, прижимает к себе.
Как же сильно мне этого не хватало!
— Как она здесь оказалась?
— Мустанг привез же. Мы не знаем.
— Она вся промокла и продрогла… — горячая ладонь опускается на мой лоб, отбрасывая с ледяных щек мокрые пряди волос. — Гриша! Срочно вызови врача. Я отнесу её в дом и отогрею.
— Слушаюсь.
Меня укачивает от быстрого бега, но я опять проваливаюсь в темноту. Слишком измотана за этот вечер. Слишком… Нет даже сил, чтобы просто прошептать мужчине хотя бы одно слово: “Спасибо”, или “Я очень скучала”. Вместо слов меня опять встречает темнота.
Я открываю глаза, когда вижу свет. Светлую, красивую комнату, которую хорошо знаю. Мою комнату, в которой я гостила несколько недель назад.
Осматриваюсь.
Моментально сталкиваюсь с черными, опасными глазами, внимательно смотрящими на меня.
— Очнулась?
Киваю.
— Самочувствие?
— Лучше.
Делаю несколько глубоких вдохов, плотнее кутаясь в теплое одеяло.
Да, мне значительно лучше. По крайней мере больше не холодно и не так страшно. Я бродила одна под дождем по темному лесу, не каждый может выдержать такое испытание.
— А теперь объясни мне, какого черта ты делала ночью в лесу?
Он, как и всегда, выглядит холодным, строгим, суровым. И таким… опасно-красивым. Мне хочется спрятаться под одеялом, ведь его голос звучит слишком грозно, так, что кожу начинает пробирать морозная дрожь.
Айдаров выглядит таким, словно я его обокрала или предала, и сейчас начнется безжалостный суд. Он подсаживается еще ближе, сжимая мощную челюсть. Нас разделяет расстояние вытянутой руки. Даже меньше.
— Только не ври. Говори, ну же!
— Спасалась. Бежала.
— От чего?
— От своего мужа.
— Почему?!
Черные глаза становятся максимально мрачными и опасными.
— Он умер, — сглатываю обжигающую горечь во рту, — его кто-то отравил. Я это видела своими глазами! Его сын Давид будет подозревать меня, а больше и некого.
— Блять! Умер? Эдуард мертв?!
Айдаров хватается за голову.
— Да, мертв. Но это еще не всё. Я… беременна.
— Что?
— Я беременна от тебя, Рустам! — подскакиваю на кровати, упираясь в матрас ладонями. — Эдуард узнал, разозлился, запер меня в комнате. Сказал, что завтра отвезет на аборт…
Сложно описать сейчас то, что отражается на лице мужчины.
Там целый спектр эмоций. От опасно-зловещего, до неверия и удивления.
— Поэтому ты решила его отравить?
— Нет. Я бы н-никогда! Я не у-убийца, — по щекам снова скатываются слёзы. — Я просто хотела сбежать, всё тебе рассказать. Это ведь твой ребенок! Я вылезла в окно, хотела сбежать, потому что он меня запер и влепил пощечину.
Айдаров оскалился, так, что я попятилась назад. Самый сложный разговор, который у меня когда-либо был. Даже, когда он наставил на меня пистолет за вранье, когда рассекретил, что я не Эля и притворялась, было значительно легче. Наверное…
