натёртая до идеальной гладкости медь отразила девичье личико с огромными чёрными глазами.
Стоп. Личико было не только в зеркале. Гица отбежала на несколько шагов и с мягким грудным смехом закружилась в невесть откуда взявшемся круге света. Остановилась перед Геллертом, давая себя рассмотреть. Точёная шейка, смуглая бархатистая кожа, осиная талия.
— Потрясающе! — в голосе гостя прозвучал искренний восторг.
Повинуясь жесту Талхара, он сам склонился к зеркалу, а выпрямился уже стройным юношей. Не красавец, и фамильный нос стал ещё острее, зато молод и свеж.
— Эффект длится шесть-восемь часов, — сообщил Талхар. — Можно повторять дважды в сутки.
— Но… — счастливая улыбка Геллерта поблёкла, гладкий лоб нахмурился. — Я не ощущаю изменений… внутри. Не чувствую себя молодым. И я бы не смог вертеться так, как ваша… прелестница.
Юное лицо сыграло с Геллертом шутку: он выглядел мальчишкой, у которого отобрали желанную игрушку.
— Это поправимо, — из-под третьего колпака Гица извлекла дудочку и поднесла к сочным девичьим губам.
Во тьме разлилась с перекатами задорная чурильская мелодия.
Геллерт вскрикнул и пустился в пляс, размахивая руками и высоко подбрасывая длинные ноги.
Я попятилась, давая ему место и старательно отводя глаза от зеркальца. Любопытно, конечно. Но кто знает, что оно делает с молодыми.
Геллерт пошёл вприсядку. Лицо его стало багровым, дыхание со свистом и сипом вырывалось из груди.
— Не могу остановиться… Прекратите это… Хватит!
Гица перестала играть, а Талхар выхватил из-под четвёртого колпака нечто вроде бобового зёрнышка, швырнул оземь. Мгновенно пророс зелёный стебель, разветвился, оделся крупной листвой и сплёлся в живое кресло, подхватившее господина Геллерта в тот момент, когда он стал заваливаться навзничь. Гица брызнула ему в рот из какого-то аптечного пузырька, гость отнял руку от груди и задышал ровнее.
Я наклонилась к уху Талхара:
— Может, вызвать неотложную помощь?
Шеф блеснул шалым глазом.
— Ты здесь зачем, дочка? Переводить? Вот и переводи.
— Пойдём дальше, господин Геллерт? — поинтересовалась Гица, протягивая руку к следующему колпаку.
Высокий гость, как ни странно, не рассердился и не пожелал немедленно убраться из дома, где над ним так жестоко подшутили, лишь устало качнул кистью руки.
— Не стоит… Достойнейшая коллекция, господин Талхар. Но я имел в виду нечто иное, — он помялся. Взглянул на Гицу, на меня, провёл кончиком языка по побелевшим губам. Достал платок, нетвёрдой рукой стёр испарину со лба и наконец решился: — Я слышал, что к вам попала часть наследия господина Сенморта. А именно, некий плод… или отросток...
Мне имя Сенморт ничего не говорило. Подпольный коллекционер? Один из последних магов?
— Семечко, — Талхар с деланным сожалением покачал головой. — Всего лишь одно семечко.
— И вы вырастили из него…
— Увы. Мои помощники не уследили, и его склевала курица.
— Курица?
В этот миг Геллерт сам выглядел, как цыплёнок. Вытянув тонкую шею с острым кадыком, он смотрел на Талхара с самой настоящей детской обидой. Казалось, сейчас заревёт.
— Курица, — подтвердил Талхар. — Чехарская пёстрая хохлатка. Из элитного питомника близ Кузельника. Того самого, у которого находится единственное в Чехаре озеро росы и бьёт ключ веселья, тоже единственный.
— И?.. — лицо Геллерта осветилось надеждой, он даже задышал чаще. — Господин Динэро намекал, что вы можете поделиться неким, скажем так, эликсиром… — он запнулся.
— Прошу вас, — сладко мурлыкнула Гица.
Во тьме открылся проём, сияющий золотым светом. Мне почудился запах деревни — разогретого дерева, свежего сена и чуть-чуть перегноя…
Геллерт попытался подняться, но стебель спеленал его дополнительными отростками и змеёй заструился по полу, неся своего седока навстречу новым чудесам.
В большой деревянный сарай.
Здесь была трава в широких низких лотках, вода в поилках, какие-то скамьи и перекладины вдоль стен из широких, медового цвета досок. Со стропил свисали магические фонари, струя вокруг почти настоящие солнечные лучи.
А потом мы увидели Её.
Крупная курица шествовала по дощатому полу, устланному соломой, с достоинством выклёвывая из неё зёрна. Белые, в рыжую крапинку, перья важно топорщились, голову укрывал пышный хохолок — будто мохнатая шапка.
Курица остановилась и уставилась на нас с видом барыни, решающей, сколько розг отсыпать провинившимся смердам.
При госпоже курице был личный холоп, то есть смотритель — худощавый чурил средних лет с лихим чубом, одетый скорее как сотрудник фармацевтической лаборатории, чем как птичник. Он сам квохтал, словно наседка, призывая нас не шуметь, не делать резких движений, и вообще не дышать без защитных масок.
Талхар остановил его взмахом руки.
— Снесла?
— Три, хозяин, — "лаборант" приосанился.
— Давай!
Через несколько минут мы, собравшись кружком, рассматривали корзинку с тремя крупными яйцами в — золотой?! — скорлупе.
— Поим её только росой и весельем, — гордо делился "лаборант". — Кормим отборным зерном. Случки с элитными петухами чехарской породы раз в год.
— Почему не чаще? — спросил Геллерт, потея от волнения.
— Чаще бесполезно, — ответил Талхар. — Проверено.
И сдержанно улыбнулся.
— У Сенморта были молодильные яблоки. А у меня — молодильные яйца! Принимать сырыми, натощак. Одно яйцо гарантирует полное омоложение организма на тридцать-сорок лет.
— Могу ли я надеяться… — у Геллерта задрожал голос. — Назовите цену!
Он прерывисто дышал, облизывал губы и глядел на Талхара так, что непонятно было, то ли сейчас бухнется на колени, то ли пристанет с ножом к горлу. Гица наклонилась и что-то прошептала ему в самое ухо. Светло-голубые глаза гостя расширились, он закусил губу.
— Деньги большие, — согласился Талхар. — Но результат того стоит. Впрочем, сумму можно уменьшить… Видите ли, господин Геллерт, мы хотим вывести наше семейное дело на новый уровень. Заняться добычей суб-элементов. Но завоевать место на этом рынке без содействия больших концернов практически невозможно.
— Что конкретно вас интересует? — Геллерт вмиг превратился из взволнованного просителя в расчётливого дельца.
— Это с вами обсудит мой сын. Завтра, если не возражаете. А пока в знак нашей дружбы…
"Лаборант" уложил самое большое яйцо в подарочную коробочку, выстланную мелкой стружкой, и почтительно поднёс гостю.
— Прошу учесть, господин Геллерт, — мой шеф заложил свою аккуратную ладонь за борт пиджака, — молодильное яйцо это всё-таки не молодильное яблоко. Яблоко, будучи сорванным, сохраняет свои свойства сто лет. Яйцо надо употребить в течение полугода, причём, чем раньше, тем лучше. Но есть особый момент!
Он поднял вверх палец, опережая открывшего было рот гостя. Тот наверняка
