шариком, из которого разом выпустили весь воздух. Запал прошел, и от меня осталась лишь пустая оболочка. По лицу текли бесполезные, бессильные слезы.
Мирослав и сам выглядел растерянным.
— Расскажи мне, откуда у тебя кольцо, — глухо попросил он.
— Мне отдала его сестра.
— Ты лжешь, — он болезненно поморщился. Должно быть, он почувствовал какую-то фальшь в моих словах, потому что сестрой Ирину я не считала.
Я устало выдохнула. Если директор так легко ради лишнего финансирования согласился ввести дополнительный урок, то Барсу в любом случае не много будет стоить узнать обо мне всю подноготную.
— Ирина Березина. Она ходила к тебе на курсы зимой. Как у нее оказалось кольцо, я не знаю. Но она подарила его мне.
Мирослав прищурился, внимательно разглядывая каждую черточку на моем лице. Затем нахмурился, его глаза на мгновение подернулись поволокой, он смотрел куда-то вглубь себя, копался в воспоминаниях.
— Березина… хм… — он еще немного помолчал, а затем вынес вердикт. — Нет. Не помню такую.
— Не помнишь? Серьезно?
Снова нестерпимо захотелось его ударить. Она отдала жизнь, чтобы спасти его ребенка, его дочь. Оплакивала его все это время. А он — не помнит?
— Прошлой зимой у меня были проблемы поважнее, чем маленькие клептоманки, — безразлично пожал он плечами. — И где сейчас твоя сестра?
— Она… — я запнулась. Каким-то образом он чувствовал, когда я говорила неправду. — Я не видела ее уже недели две. Недавно подала заявление о пропаже в полицию.
И ведь ни словом не соврала.
— Недели две, — глухо повторил Барс. — Как раз тогда, когда…
Он коснулся татуировки у меня на теле, и я поняла, что он хотел сказать. Коротко кивнула. Да, все это случилось в одно и то же время.
В комнате повисло молчание. Мирослав больше не держал меня, но стоял все так же непозволительно близко. Я чувствовала запах его одеколона, смешивающийся с запахом кожи, видела каждую черточку на его лице. Он красив, хорошо сложен, светлые волосы, так похожие на те, что были у маленькой Ирочки, вызывали желание зарыться в них рукой, попробовать на ощупь. Ведь наверняка же не такие мягкие, как у младенца, и, тем не менее, они просто тянули к себе.
Я невольно вспоминала ночи, в которые он преследовал меня. Страшные видения, пугающие до дрожи и, тем не менее, таящие в себе какое-то неведомое будоражащее обещание.
— Лука сказал, что ты тоже фейри. Скажи, до того, как это, — он выделил «это» голосом, — с тобой случилось… ты была лишь человеком?
— Я понятия не имела, что магия вообще существует.
Мирослав невесело рассмеялся.
— Что ж, это многое объясняет. И да, искренне сочувствую. Уроки бытовой магии сами себя не проведут.
— Ты мог бы избавить меня от них, — когда я успела перейти с ним на «ты»?
— Мог бы, — покивал он. — Переезжаешь ко мне. Делаешь что я скажу. Находишься рядом, когда мне это требуется. Взамен я оплачиваю все твои расходы. И приплачиваю сверху любую сумму.
Он кивнул на люльку, стоящую неподалеку.
— Ребенку найду няню. Это же твой ребенок? Ну так вот. Любые деньги. Как только я нахожу способ забрать кольцо — расходимся. Как тебе?
То, каким тоном все это было сказано — уже само по себе было отвратительно, а уж содержание предложения… «Делаешь что я скажу. Находишься рядом, когда мне это требуется». Будто в рабство предлагал ему продаться. Это не считая того, что он мог в любой момент узнать, что Ирочка — его дочь, и забрать ее у меня.
— Я лучше бытовую магию выучу.
Улыбка Мирослава стала хищным оскалом:
— Что ж. Твое право. Но ты же помнишь, что уроки я буду инспектировать лично?
Мирослав ехал за рулем спортивного автомобиля. По городу гонять негде, но он любил красивые и эффектные машины. Водить тоже любил и, надо сказать, делал это отменно.
Вот только сейчас, едва не вписавшись в проезжавший мимо седан и резко затормозив, он был вынужден признать, что лучше бы сегодня побыл пассажиром.
— Мир, ты чего? — пробормотал братец с заднего сиденья. — Водить разучился? На пешеходнике едва бабку не задавил, на парковке директорскую тачку чуть не бортанул, и вот сейчас.
Мирослав возвел глаза к крыше автомобиля, мысленно удивляясь, как учителя умудряются справляться с тридцатью такими засранцами за раз.
— Помолчал бы лучше. Если ты думаешь, что я собираюсь прикрывать перед отцом все твои выходки, то ты глубоко заблуждаешься. Ты позоришь не только себя — но и всех нас. Так что репетируй, как будешь оправдываться, — ядовито парировал Барс, от чего Лука сердито засопел и отвернулся.
Сзади раздались нетерпеливые гудки автомобилей, которым он перегородил дорогу, Мирослав выругался про себя и наконец тронулся.
Это все из-за девчонки, школьного, черт возьми, завхоза. Его мысли все еще были с ней. В маленькой каморке, которую она назвала своей «комнатой».
Стоило на секунду отпустить контроль, как ее образ раз за разом приходил в голову…
…И вот он уже снова стоит с ней. От ее запаха рядом сносит голову. Он обхватывает за запястья, раскидывая её руки в стороны.
Марьяна дрожит от гнева, но ничего не может сделать.
Разум Мирослава затуманен проклятьем. Все его тело, каждая клеточка чувствует эфир, которого он лишен, и стремится вернуть, слиться с ним обратно.
Как он мог не заметить в ней этого раньше? Ни тогда, у театра, ни потом, в кабинете директора? Решил, что дело во внезапно вспыхнувшей страсти, в том, что у него давно никого не было и теперь он запал на первую попавшуюся смазливую девчонку, в том, что она тоже не человек и его «ведет» на нее как на возможную пару.
— Поверь мне, девочка, в твоих интересах сейчас сказать мне правду, — и ей стоило поторопиться с этой правдой, потому что иначе он за себя не
ручался. — Ты недооцениваешь того, с кем связалась. Мне больших трудов стоит сдерживаться, чтобы не сделать все, что я хочу с тобой сделать.
Запах… он будоражил, будил самые порочные мысли. Что ж, возможно, дело не только в кольце, но и сама по себе она ему нравится, плюс если Лука прав, она — фейри, и это тоже влияет. Кольцо лишь усиливает влечение.
Тем не менее, такая одержимость
