со смертью последней инструмент приобрел новое звучание: он воплощал все, что мы утратили, и месть, которую готовили. Наша арфа могла быть особенной для нашей человеческой семьи, но она ни в какое сравнение не шла с королевской.
– Вы играете? – спросила я, глядя на Бенедикта.
– М-м? – нахмурившись, он неохотно оторвался от экрана.
– На арфе.
Он смутился. На мгновение задержал взгляд на струнах, но затем, поджав губы, вернулся к работе.
– Нет, – только и ответил он. Но мне показалось, что за этим коротким словом крылось что-то иное. Едва уловимый полутон, способный изменить мелодию.
* * *
Я просидела у короля до позднего вчера. Все это время мы хранили гробовое молчание: изредка раздавался лишь стук клавиатуры и звон моей чашки. Временами Бенедикт тихо ругался или лихорадочно переворачивал бумажный хаос, царивший на столе. Когда я осмеливалась взглянуть на короля, замечала, какие глубокие морщины залегли у него в уголках глаз и как крепко он стиснул зубы. Похоже, разбор корреспонденции – настоящая пытка.
Мне очень хотелось спросить, в чем проблема, но я боялась его побеспокоить. В конце концов, он мог выслать меня вон – не стоило рисковать. Хоть я не переносила этого идиота, с ним я чувствовала себя комфортнее, чем одна в своей комнате. Наверное, иллюзия пребывания в дружеском обществе взбодрила меня. И я цеплялась за нее, как утопающий за соломинку.
Голова страшно болела, но я все же смогла осилить страниц пятьдесят детектива. Убийца вероломно расправляется с якобы невинными вампирами – чтиво, призванное вызвать страх у читателя, я нашла весьма обнадеживающим. Эти чудовища смертны. Я знала об этом, но порой бывало трудно не забывать об этом. Мне становилось страшно, когда я представляла, как вонзаю серебряный кинжал в сердце короля, а затем наблюдаю, как он с мрачной улыбкой вытаскивает клинок из груди.
Приходилось откладывать книгу через каждые две главы, так как из-за чтения мигрень усиливалась. Я закрывала глаза и дремала несколько минут, пока боль не отпускала.
Но, очевидно, я заснула. Разбудил меня скрежет стула по паркету. Я заморгала, смутно осознавая, что надо мной склонился король. Он поднял что-то с пола. Книгу? Должно быть, она выскользнула у меня из рук.
– Вы закончили? – пробормотала я, потирая глаза. Освещение в кабинете изменилось. За окном стемнело, и горели лампы. Очевидно, я проспала дольше, чем несколько минут.
– Да, – Бенедикт положил книгу на стол. – Хотя устал не так сильно, как ты.
– Ха-ха. – С трудом выпрямив спину, я пригладила волосы. Сон не принес облегчения. Голова еще сильнее раскалывалась, и я ощущала полное бессилие.
– Долго я спала?
– Час-полтора, думаю.
Я скривилась.
– Почему вы не разбудили меня?
Со вздохом Бенедикт протянул мне руку, проигнорировав вопрос.
– Пойдем. Скоро время ужина.
Я воздержалась от утверждений, что в силах самостоятельно добраться до спальни, и схватила короля за руку, чтобы подняться.
Ладонь у него оказалась шершавой. Почему же она так приятна на ощупь? Может, дело в тепле, которое исходило от нее? Или я просто истосковалась по прикосновениям, объятьям, близости другого человека.
Я держала Бенедикта за руку, пока мы не дошли до спальни, и ощущала, как мое тело покрывалось мурашками. Меня напугало, что его близость может сделать со мной. Вампир казался мне таким прекрасным, несмотря ни на что, а его запах заставлял меня забыть обо всем! Я ужаснулась, подумав, как сильно меня тянет к нему.
Казалось бы, я решила сблизиться с королем, соблазнить его. Но меня терзали сомнения: сделает ли он шаг навстречу? А если да, то… Не хотелось думать, что тогда станет со мной. Одна лишь мысль, чтобы переспать с ним, виделась мне изменой. Но я не знала, кого предам этим поступком – себя, свои идеалы или Бенедикта?
Уверена, родители придумают лучший план, безопасный, чтобы мне не пришлось соблазнять короля, а потом использовать свое тело, чтобы достичь наших целей.
Бенедикт сопроводил меня до комнаты. Казалось странным ходить под руку с королем. Конечно, я не ждала, что его носят в паланкине, но было что-то удивительное в том, что он черепашьим шагом следовал со мной по полутемным коридорам замка.
– Ну вот, – пролепетала я, когда мы наконец добрались до цели. Должна ли предложить ему нанести мне визит? Угостить чашечкой чая или крови? Я чуть не расхохоталась от этих мыслей.
Бенедикт, не смущаясь, кивнул.
– Отдыхай.
– От чего? – вырвалось у меня. – Я только тем и занимаюсь, что сплю и пью чай.
– И продолжай в том же духе.
Я скорчила гримасу, вызвав у короля вздох. Но мелькнувшая на мгновение улыбка не ускользнула от моего внимания.
– Подумаю над заданием для тебя, – пообещал Бенедикт, и я с облегчением выдохнула. Он дал мне надежду. Возможно, он даже сдержит слово. Я была готова на все, лишь бы не умирать от скуки в четырех стенах.
– Благодарю, Ваше Величество, – присела я в реверансе.
На миг мы встретились взглядами.
– Доброго вечера, Флоренс.
Порой у меня возникало ощущение, будто я могу читать его как открытую книгу. В другие моменты, как сейчас, я не могла и предположить, о чем он думал. Я решила не ломать себе голову и открыла дверь в спальню.
Первое, что я заметила, – холод, расползшийся по комнате. Стояла темнота, а в камине не трещал огонь.
Это показалось мне странным. Бонни всегда следила за теплом в комнате, даже когда я уходила на прогулку с Брианой и Лирой. Неужели она подумала, что я задержусь у короля? С чего бы? Она была уверена, что он вышвырнет меня прочь.
Нащупывая выключатель, я осторожно шагнула в комнату, но тут же споткнулась о что-то. Зажегся свет, и я тяжело рухнула на пол. Что происходит? Я уставилась на безжизненное тело, и с моих губ сорвался полный боли и ужаса крик.
– Бонни? – позвала я, но голос дрожал, а по спине разливался противный холод. Бонни, не шевелясь, лежала на боку, каштановые кудри закрывали ее лицо.
Мне показалось, что я не должна двигаться, тогда время застынет. И пока я неподвижна, не разрушу чары и реальность не сможет меня догнать. Ох, как бы мне этого хотелось! Но боль пришла. Из глаз брызнули слезы, и я содрогнулась.
– Бонни! – громче позвала я, но осеклась. Страх душил меня, но мне удалось выйти из ступора. Ничего уже не изменить. Коснувшись плеча девушки, чтобы перевернуть ее на спину, я поняла, что время упущено. Она была ледяной. Глаза смотрели в пустоту, губы посинели, а на шее зияли две темно-красные раны.
Я
