— Горан, она молодка совсем. Может быть и не…
— Заткнись! — рявкнул он на Деяна, попытавшегося за меня заступиться, и светловолосый послушно умолк. — Пошел вон отсюда!
А вот мне совершенно не хотелось, чтобы мы остались одни. Умоляюще глянула на светловолосого. Но он лишь незаметно покачал головой, да тихо шепнул, проходя мимо меня.
— Не зли зверя, Снежка. Не зли…
Показательно схватившись за рубаху, Горан стянул ее через голову, обнажив широкую грудь и уже заживший шрам на боку. Потом схватился за крупную пряжку ремня, высокомерно велев Деяну, пока тот еще не ушел.
— Отправь весть старейшинам, пускай готовят к следующей луне камень предков. Женюсь я.
— Горан…
Деян сжал пальцы в кулаки, глянул на меня с такой жалостью, что я аж вся сжалась. Я не понимала, о чем речь. Но интуитивно улавливала ненавистный настрой вождя и обреченный взгляд Деяна.
— Ты оглох⁈
Понуро отпустив голову, бравый воин быстро зашагал прочь, вскоре широкая спина скрылась за высокими зарослями репейника.
Плохое предчувствие окутало сердце. Одарив меня злой усмешкой, Горан обнажился полностью, и полоснул по мне острым, ненавистным взглядом.
— Беги, лебедышка. Беги. Да благословят боги эту охоту!
И обернулся в мгновение ока черным, как уголь, огромным чудовищем. Волк был больше меня раза в два. Свирепее, сильнее и кровожаднее. Обнажив острые зубцы клыков, волкодав зарычал на меня, испуганно сжавшись, я неосознанно побежала.
Куда глаза глядят.
Быстрее, трусливее. Подальше от него. Но почему-то ощущение обреченности не покидало меня.
Два дня и ночь я бегала через нескончаемый лес. Голодная, напуганная, измотанная. Чуя, как черный, матёрый волк ступает точь в точь по моим следам.
Я страшилась собственной тени, отчетливо понимая: Горан меня загоняет куда ему нужно. Он играл со мной, издевался.
Казалось, я оторвалась от него, запах взрослого самца уже не щекотал ноздри, и я позволяла себе беспомощно рухнуть на траву, высунув розовый длинный язык, жадно черпая воздух, испить немного воды из ручья. Как черная тень волка неспешно выплывала из-под кустов.
Душа уходила в пятки. И я снова пускалась в бега. От непривычного и изматывающего побега мое новообретенное волчье тело потрепалось знатно. Лапы изранились до крови оттого, что периодически черный зверь пинал меня и откидывал на острые камни, мех местами покрылся засохшей кровью.
В определенное мгновение до меня дошло, что эта игра не закончится никогда. Если душа Горана желает моей смерти, пускай не затягивают! Рухнув без сил на траву прямо в гуще леса, я застыла, словно полумертвая, дожидаясь лютого чудовища, что шел по моим следам.
Огромная тень вынырнула из-за ближайшего валуна в лучах закатного солнца. Я настолько устала, что даже страшиться зверя уже не могла.
— Аррррррр!
Рявкнул он на меня, призывая встать и снова бежать. Но не быть этому, нет мочи уже передвигать лапами.
Отпустив голову на траву, прикрыла глаза. Пускай загрызет уже. Я устала.
Внезапная боль в бедре заставила пронзительно заскулить. Он укусил меня!
Но я лишь забилась ужом от боли, понимая для себя, что теперь точно не сдвинусь с места. Силы покидали меня каждое мгновение.
Недовольно зыркнув на меня злыми глазами, зверь обогнул меня и острыми клыками обхватил за холку. Без особого усилия волк приподнял меня над землей, словно щенка.
Но стоило признать, зверь держал зубами аккуратно, будто боясь причинить боль.
Куда он меня несет? За что так со мной поступил? Разве я заслужила? За что, Горан!
Мое отчаяние задушило весь разум и инстинкты, не знаю, как. Но мех осыпался пеплом с моего тела, и я рухнула на землю, полностью обнаженная.
Слезы ручьями текли по щекам, грязь и кровь оросили мою всегда белую кожу. Обняв себя руками, я сжалась под взглядом зверя.
Недовольно гаркнув, Горан откинул башку и завыл. Уши заложило, я почувствовала, как вниз по шее с них потекли теплые ручейки крови, как и из носа. Боль раскаленным обручем сжала голову, но поделать я ничего не смогла.
— За… что?
Сквозь рыдание спросила я, прячась за белыми спутанными волосами. Клацнув зубами в воздухе, черный зверь поднялся на дыбы, и мех стал медленно струиться на ветру, обнажая человечий облик.
Только узрев Горана, я совсем не успокоилась, а наоборот. Сердце залилось кровью от ненавистного взгляда серых очей.
Шагнув ко мне, мужчина зарылся широкой ладонью в мои седые локоны. Сжав пальцами охапку волос, потянул за них вверх.
— Обертайся волчицей!
Хрипло рявкнул он. Но я лишь помотала головой, задыхаясь слезами.
— Отпусти… отпусти меня, молю…
Шептала я, как умалишенная, обнимая себя за плечи и кусая до крови губы.
— Обертайся!!!
Потребовал он необычно низким голосом, от которого волосики поднялись на руках. От страха я была готова на все. Но не могла, испугавшись от увиденного. И вымотанная долгим бегством волчица затаилась внутри, и носа не выказывала.
— Не могу…
Захрипела я, на что Горан гневно задышал. Широкие ноздри жадно черпали воздух, грудь ходила ходуном.
— Не хочешь по-хорошему, будет по-моему!
Кое-как бросив меня себе на плечо, Горан зашагал вон из леса. Я честно брыкалась, пыталась улизнуть. Ощущая звериным инстинктом, что волкодав хочет обречь меня на мучения.
Но все было даром. Выбраться из его рук мне не удалось.
Сквозь пелену слез не сразу заметила, что Горан нес меня по небольшой полянке к огромному черному камню. Чем-то он походил на алтарь. Грубо срубленный, с выцарапанными рунами вдоль и поперек. Но не он меня больше всего ужаснул.
А тихий шепот, раздающийся вокруг. Поляну окружили люди. Или же нет?
Это… волкодаки⁈
Мужчины и женщины. Старые и молодые. Сидели прямо у кромки лесного обережного круга, что граничил с полянкой.
Крики о помощи затерялись в пространстве. В их очах я не видела жалости или испуга. У кого злорадство, у других возбуждение, у третьих — ледяное спокойствие.
Что бы меня ни ждало, но никто из них не шевельнется ко мне на помощь.
— Нет… молю… нет… Не надо!
Последние силы я бросила на то, чтобы выбраться из рук своего пленителя. Но добилась лишь того, что меня безжалостно швырнули на алтарь!
Воздух застыл в легких, я больно застонала, ощущая, как нагретый за солнечный день камень обжег лопатки.
Моя бедовая головушка до последнего не могла понять, для чего Горан меня сюда загнал. Собрал своих соплеменников. Но стоило крепким пальцам схватить меня за лодыжки и развести ноги, крепко держа их по разные стороны от себя, осознание острым кинжалом пронзило сердце.
— Нет… нет…
Неверующе шепнула я.
Открыв меня для себя самым бесстыдным образом, Горан похотливо изогнул губы и подался вперед.
— Перед богами и людьми. Делаю тебя своей. С этой ночи и до твоего последнего вздоха. Моя ТЫ! Луна, будь свидетельницей!
— Нет!
И подался вперед. Боль стрелой обожгло нутро. Мне показалось, будто раскаленный в печи меч вошел в мою утробу. Боль обожгло гортань от вскрика.
Я открыла рот, чтобы крикнуть от мучений, призвать богов своими больными стонами. Но лишь тишина покинула прокусанные губы. Звуки слияния двух тел, и кровь густыми каплями, стекающая между нами, закрепило этот союз.
Сердце болело, душа тихо скулила. По щекам стекали слезы, камень подо мной начал резко стыть. Стал почти ледяным.
Пока Горан довольно рычал, подаваясь вперед и назад. Ускоряясь, истязая мое бедное тело. Тихий шепот раздался вокруг.
— Луна кровит… Лунушка кровавая.
— Недобрый знак.
— Ветер бушует.
— Камень белеет!
— От кровушки белой девки белеет!
— Да сколько кровушки же в нее осталось!
— Авось помрет!
— Аррррррр!
Пронзительное рычание потрясло поляну, Горан повернул голову на рык и довольно усмехнулся, демонстративно двинув бедрами во мне.
— Гляди, белый! Она моя! Телом и душой! Отныне и навек!
