— Микитка, мальчик ты мой!
Вскрикнула черноволосая, когда крепкие руки обняли ее. Как возмужал ведь! Выше нее на добрую голову, уже не мальчик, а мужчина.
Провела пальцами по щетинистой щеке, вырос. Как же он вырос, боги!
— Доброго тебе дня, тетушка.
Весело улыбнулся парень, отрываясь от матери своей боевой подруги. Столько ведь прошло, обнял, а внутри душа заплакала. Как будто мать родную обнял. И запах тот же, свежего хлеба.
За спиной тетки замелькала высокая статная женщина, беловолосая, как Снежинка. В добротном голубом платье с черным поеском на талии, придержав у своего бока мальца, что его сюда привел.
— Доброго дня и вам.
Кивнул почтительно Микита женщине, и та пришибленно кивнула ему в ответ. Непонимающе глянув то на гостя, то на плачущую Любаву.
— Это Микитка, Ласкана. С моей Снежинкой оба целители. Соседями мы были, только лесок между нами да был. Но вы всегда со Снежой вместе за травами шли. Как брат и сестра.
Ласкана заметно облегченно расслабила плечики и даже улыбнулась путнику.
— Доброго дня тебе, молодец. Ты в дом зайди. Воды попей с дороги.
— Да-да, — всполошилась Любава. — Заходи, сынок. Я сейчас на стол накрою. Поешь, отдохнешь. Поговоришь со своей бедной теткой. Не успел парень и бровью повести, как его уже затащили в дом и усадили за стол.
В четыре руки Ласкана и Любава накрыли стол. А сам Микита краем глаза сразу заметил, что дом добротный. В таких домах у них в селе даже староста не жил.
Может, воевода какой?
Хотя ему говорили в придорожье, что это селение волкодавов. Да только он не шибко обратил внимание. Знал он их, на войне и не таких штопал. Мужики как мужики. Смелые, преданные. И в волков оборачиваются. А в остальном душевные.
Может, матушка Снежинки здесь устроилась прислугой?
А вторая женщина кто?
И волосы у нее белые, как у Снежки, а она вроде не старая.
— С войны ты? Домой, поди, скачешь?
Наполнив стол всем, чего нашлось в доме, женщины присели напротив. Ласкана с некой материнской заботой глядя на юношу, да вспоминая своего первенца, что родился мертвым.
Он должен был быть одного возраста с этим парнем. Был бы жив, тоже на войну забрали, а она бы сидела дома и, как матушка этого светловолосого целителя и Любава, слезы утирала.
Жизнь — странная игра. Вроде чужое дитя перед тобой, а болит, как за своего.
— Да, — Микита улыбнулся краем губ, — домой я уже побывал. А вас не нашел, тетушка. Мне же Снежинка доверила вам весточку принести.
— Снежинка⁈ — пораженно вскрикнула Любава, глядя распахнутыми очами на парня. Юноша кивнул и достал из нагрудного кармана кусок женского платка и протянул черноволосой.
— Вот. Довез и передаю вам.
Робко приняв послание в руки, Любава снова заплакала, узнавая в замотанной ткани свою вышивку. Что она дочке платки вышивала и на фронт отправляла. Ей, родимой.
А она обратно ей отправила. Прижав ценный дар к сердцу, Любава зажмурилась, ощущая, как горячие слезы обжигают щеки.
— Не надо слез лить, теть Любава. Микита отставил в сторону ложку и улыбнулся женщине.
— Оттеснили мы печенегов. Многих домой уже отпустили. Полк Снежинки тоже скоро отправит по домам.
— Спасибо, мальчик мой. Спасибо…
Благодарно склонила голову охваченная тоской мать. А Ласкана рядом кивнула путнику.
— Ты кушай, не стесняйся. Сил набирайся, дорога, поди, долгой была.
Наговорившись вдоволь с мальчуганом, которого нянчила в детстве, Любава оставила Микиту отвечать на расспросы Вояты. А сама шмыгнула в спальню. Бережно расправила ткань и вытянула на свет кусочек грубого письма.
' Милая моя матушка, шлю тебе низкий поклон с холодных таёжных лесов, припорошенных дымом костров и гулом воинов. Прошу богами, не плачь и не серчай на свою непутевую дочь. Я весь день в заботах, раненых полно. Хоть печенегов и оттеснили, только хворь не выбирает время и место.
Мы с девками справляемся ладно. Слух ходит по табору, что скоро домой нас отпустят. Жду с нетерпением день, когда отпущу свою бедовую голову в поклоне перед тобой.
Не надобно мне тебе этого говорить, да только некому с болью поделиться. Печать треснула пополам, звериное начало окутало меня. Едва ли смогла его усмирить. А в остальном у меня всё ладно будет. Молись за меня, матушка, особенно темными ночами. Только твои молитвы меня защищают. Не серчай на меня, матушка, даст боги, скоро увидимся.
Твоя дочь, Снежинка. Целительница с седыми волосами'.
— Моя дочь, Снежинка — целительница с седыми волосами.
Прошептала про себя женщина и прижала весточку к груди.
Дверь за спиной немного пискнула, Ласкана неспешно подошла и ожидающе уставилась на черноволосую.
— Ну? Что пишет, маленькая наша?
— Пишет, что раненых много. — с трудом выговорила Любава. — И что скоро домой вернется.
— Вот видишь! — улыбнулась волчица, обняв Любаву поближе к себе. — А ты ревешь! Приданье готовить надо! Не успеет наша кровиночка перешагнуть врата селения, как от женихов покоя не будет.
Черноволосая улыбнулась в ответ, вытирая слезы. Но одно ей не давало покоя, печать треснула. Неспроста она надломилась, Маричка всю свою магию туда вложила. Видать, что-то произошло, да Снежинка промолчала.
Но что? К вечеру уже вся долина белых волков кипела от сплетни. К жене Бурана Снежного прискакал человеческий юноша.
Сплетни они такие, всегда оставляют место для лжи.
Оттого Ласкана не удивилась, когда узрела у калитки недовольно похромавшего свекра. До поры до времени Нукзар сюда не появлялся, в плохих отношениях они были с Бураном.
Но, видимо, услышав весть, старый волк пришел лично увидеть, что творит невестка в отсутствие мужа. Дабы миновать беду да другие сплетни, Ласкана сама выскочила во двор навстречу тестю.
— Ой, батюшка! Счастье-то какое! От Снежинки ее боевой друг весточку принес! Живая она, здоровенькая!
Приобняв старого мужчину за плечи, Ласкана знала, куда бить. Кроме Вояты, внуков у бывшего альфы не было, и Любаву он принял в поселения, лишь когда узнал, что она Бурану дочку родила. Ну как принял… Благояр нынче альфа, ему и решать. Хотя все и так знали, Бурану слово поперек о его суженой не стоит говорить.
Замерев на месте, мужчина смягчился в лице, аккуратно отвел невестку в сторону и поковылял в избу.
Первую встречу со свекром Любава и не запомнила вовсе. Старец ступил за порог, поздоровался. По ней прошелся острым взглядом. И только схожесть с Бураном натолкнула ее на мысль, кто перед ней.
Подойдя к столу, он обменялся рукопожатием с молодцем.
Да принялся заводить разговор. Микита, слава богам, тоже имел что рассказать. И о бравых подвигах, и о павших в неравных схватках побратимах. Маленький Воята слушал, разинув рот, от удивления. А старый волкодак лишь местами гладил бороду и кивал головой.
Ушел старец за полночь, глянув на Любаву уже не так строго и хлопнув Микитку по-отчески по плечу.
Ласкана тоже упорхнула к себе в избу. Воята, умаявшись слушать героические рассказы, так и уснул на топчане. А золовка не стала его забирать, так и шепнула Любаве напоследок.
— Ты дурного не подумай, да только я у вас его оставлю. Ненужных сплетней избежим.
— Микитка мне как сын, Ласкана.
— Я знаю это, — кивнула женщина, — Только всем не объяснишь. Сплетня уже по селению ходит, не спроста свекр наш заявился. Пускай поспят мальчишки вместе.
Кивнув напоследок доброй родственнице, Любава тяжело вздохнула. Она вроде баню затопила для Микитки, но, войдя в избу, лишь покачала головой. Устроившись на плече доброго молодца, Воята тихо сопел, как и их гость.
Зря, выходит, топила.
Хотя, неизвестно еще, когда Буран вернется.
Застыв на крылечке, она вслушивалась в тихое шипение лесных жителей.
Кажись, и вправду жизнь налаживается. Скоро Снежинка вернется. Вместе они станут жить.
— Любава, ты почему на дворе в такую темень?
Голос Бурана рассек ночную тишину. Тихий такой, не понять, когда подойдет.
