Страх и ощущение собственной беспомощности сдавили ей горло, и она не смогла договорить, но это было ненужно, да и ответа ей не потребовалось — она увидела его в глазах Стефана.
— Это был единственный выход, Елена, — наконец сказал он. — Ты бы умерла без человеческой крови. А ты бы хотела вместо этого напасть на кого-нибудь, ранить, а может быть, и убить? А голод мог бы тебя до этого довести. Ты бы этого хотела?
— Нет! — почти закричала Елена. — Но это обязательно должен был быть Мэтт? Ладно, не отвечай. Мне тоже никто другой на ум не приходит.
Она судорожно сглотнула воздух.
— Но я теперь за него беспокоюсь. Я его не видела с тех пор. Как он, что он тебе тогда сказал?
— Ничего особенного, — ответил Стефан, глядя в сторону. — Если вкратце — сказал, чтобы я от него отстал. Еще делал вид, что ничего той ночью не произошло, и уверял, что ты мертва.
— Силы рассудка тут явно не хватило, — вставил комментарий Дамон.
— Дамон, заткнись, — оборвала его Елена, — не лезь ты в это, а уж если лезешь, то подумай лучше о Викки Беннетт, ты думаешь, она в порядке?
— Было бы совсем замечательно, если бы я знал, кто такая эта Викки Беннетт. Ты о ней все время говоришь, а я ее ни разу не встречал.
— Встречал. Не держи меня за дурочку, Дамон. Тогда, на кладбище, помнишь? Разрушенная церковь? Девушка, которую ты там оставил бродить в одном белье?
— Пардон. Я обычно запоминаю девушек, которых оставляю в одном белье.
— Тогда это, наверное, все Стефан! — издевательски всплеснула руками Елена.
Глаза Дамона вспыхнули гневом, но потом он взял себя в руки и криво улыбнулся.
— Может быть, и он. Может быть, это вообще ты. Меня это не волнует. Я начинаю уставать от постоянных обвинений в чем-то. А сейчас…
— Подожди, — неожиданно мягко попросил Стефан. — Не уходи пока. Надо поговорить.
— Извиняюсь, у меня дела.
Раздался шелест крыльев, и Елена со Стефаном остались одни.
Елена прикусила костяшку пальца.
— Черт. Я не хотела его злить. Тем более после того, как он был паинькой весь вечер.
— Да не обращай внимания, — сказал Стефан, — нравится ему злиться. Что ты говорила про Мэтта?
Елена увидела, каким уставшим выглядит любимый, и обняла его.
— Давай сейчас не будем об этом, просто завтра неплохо бы его навестить и сказать, что…
Елена неопределенно помахала рукой. Она не знала, что бы хотела сказать Мэтту, просто чувствовала, что с этим надо что-то делать.
— Я думаю, — медленно проговорил Стефан, что лучше будет, если именно ты пойдешь к нему. Я пытался, но он не захотел меня слушать. Я все понимаю, но, может быть, у тебя получится лучше. И я думаю, что вам лучше потолковать с глазу на глаз. Иди сейчас.
Елена недоверчиво на него посмотрела.
— Ты уверен?
— Да.
— А как же ты? Может, мне с тобой остаться?
— А со мной все будет хорошо, — ласково сказал Стефан, — иди.
Елена, поколебавшись, кивнула.
— Я быстро.
Никем не замеченная, Елена пробралась вдоль стены каркасного дома с облупившейся краской и кривеньким почтовым ящиком, на котором была написана фамилия: Ханикат. Окно Мэтта было открыто. Вот же растяпа, подумала Елена. Разве не знает, что через окно в комнату может что-нибудь заползти? Она распахнула его, но дальше пробраться не могла — на пути встал невидимый барьер, как бы сотканный из сгустившегося воздуха.
— Мэтт, — шепотом позвала она. В комнате было темно, но на кровати кто-то лежал. На электронных часах виднелись неяркие зеленые цифры — 12:15.
— Мэтт, — опять прошептала она.
Фигура на постели пошевелилась.
— Чего?
— Мэтт, я не хочу тебя пугать, — она говорила ласково и спокойно, пытаясь аккуратно разбудить его, а не напугать до предынфарктного состояния, — но это я, Елена, и я хочу поговорить. Только ты сначала должен пригласить меня внутрь. Можешь пригласить меня?
— А, заходи.
Елена про себя отметила, что в голосе не было ни малейшего удивления. Только перевалившись через подоконник, она поняла, что он все еще спит.
— Мэтт. Мэтт, — прошептала она, боясь подходить ближе. В комнате было душно, обогреватель работал на полную мощность. Из-под вороха одеял высовывалась голая пятка, белокурая голова лежала на подушке.
— Мэтт, — она инстинктивно наклонилась и погладила его.
Это возымело эффект, да еще какой. Мэтт вскрикнул, сел на кровати и стал ошарашенно оглядываться. Когда Елена заглянула ему в глаза, они были широко раскрыты от удивления.
Елене очень захотелось выглядеть маленькой и нестрашной. Она отступила к стене.
— Я не хотела тебя пугать. Я знаю, для тебя это шок. Но, может, ты со мной все-таки поговоришь?
Он не отрывал от нее глаз. Его взъерошенные волосы были похожи на пух цыпленка. На голой шее билась венка. Больше всего на свете она боялась, что он вскочит и выбежит из комнаты.
Потом он опустил плечи, медленно закрыл глаза и выдохнул — тяжело, измученно:
— Елена.
— Да.
— Ты мертвая.
— Нет, я же здесь.
— Мертвые не возвращаются. Папа же не вернулся.
— Я не умерла. Просто изменилась.
Мэтт все еще не открывал глаз, но она почувствовала волну отчаяния, исходившую от него.
— А ты бы хотел, чтобы я умерла? Я сейчас уйду, — прошептала она.
Его лицо сморщилось, и он заплакал.
— Нет, нет, Мэтт, пожалуйста, не надо.
Она бросилась утешать его, одновременно пытаясь не заплакать самой.
— Мэтт, прости, мне не надо было приходить.
— Не уходи, — застонал он, — не уходи.
— Не уйду, — Елена больше не могла сдерживать слезы, и они закапали на влажную голову Мэтта. — Я не хотела сделать тебе больно, никогда, Мэтт. Что бы я ни делала — я не хотела обидеть тебя. Правда…
Она замолчала и крепко его обняла.
Вскоре его дыхание стало ровным, и он сел на кровати, вытирая слезы краем простыни. В глаза Елене он не смотрел. В его глазах было сомнение, как будто он хотел верить ей, но боялся.
— Значит, жива, — сказал он грубо. — И что тебе надо?
Елена вытаращила глаза.
— Ну ладно уж, ты же зачем-то пришла?
Слезы опять подступили к горлу, но она их сдержала.
— Я знаю, что заслужила такое обращение. Я знаю. Но на этот раз, Мэтт, я ничего не хочу. Я пришла попросить прощения за то, что использовала тебя — не только той ночью, а вообще всегда. Ты мне не безразличен, мне не хочется, чтобы тебе было больно. Я думала, что сделаю как лучше.
Повисла тяжелая пауза.
— Я пошла.
— Нет, подожди секунду. — Мэтт опять протер лицо простыней. — Слушай. Это было глупо. Я придурок.
