за колдовской прядью.
Выйдя на берег, девушка легко пробежала по камням и исчезла в пещере, волоча за собой длинный синеющий во тьме хвост из локонов. Лишь только она скрылась из виду, Ниов, покрепче прихватив в кулак свой чудом уцелевший в схватке нож, погрёб к берегу.
Притаившись в густой черноте, Ниов выжидал в засаде у грота, держа наготове холодный голыш. Набивавшаяся ему в помощники безлунная ночь плотным непроницаемым покрывалом укутала вход в пещеру, скрыв в густых тенях напряжённо согнутую фигуру с занесённым камнем в поднятой руке. Лёгкий шорох донёсся изнутри, и обострившийся до предела слух различил в темноте невесомые шаги, направлявшиеся к выходу. Едва мерцающее облако серебристых волос выплыло из грота, Ниов выпрыгнул из своего укрытия и с размаху ударил тяжёлым каменным обломком в самый центр светящегося пятна. Охнув, девушка завалилась на бок, и, на этот раз не теряя ни минуты, Ниов бросился на корточки, невидимым во мраке кривым лезвием кромсая серебристые кудри. Не останавливаясь, он исступлённо рвал белые пряди, отхватывая кусок за куском, а то и выдирая целые клочья. Отрезанные длинные локоны тут же блёкли во тьме, словно приглушённые абажуром, и, отброшенные на камни, потихоньку гасли, будто таяли, пока не исчезали совсем. Ниову показалось, что они словно испаряются в густом мраке, и, протянув руку, чтобы убедиться, что они не исчезли, он с облегчением коснулся скрытой во тьме шелковистой поверхности. Русалка пошевелилась, видимо приходя в себя, и протяжно застонала, но, не давая ей опомниться, он снова шибанул камнем сузившийся светящийся круг, и, обмякнув, она откинулась на камни. Теперь Ниов не спешил, а методично слева направо срезал прядь за прядью, поддевая непослушные волосы изогнутым лезвием у самых корней и отбрасывая их за спину. С лёгким плеском они падали в реку и, подхватываемые быстрым течением, легко уносились прочь по волнам. Когда с длинными космами было покончено, он взялся за белеющую в темноте макушку и принялся полускоблить-полусрезать остатки волос с темечка. Ещё пара минут, и всё было кончено. Отпыхиваясь и утирая пот со лба, он поднялся на ноги и, шатаясь, побрёл к воде. Опустив в реку горящие ладони, он с наслаждением умылся студёной водой и, отфыркиваясь, напился.
Раздумывая, что делать дальше, Ниов нерешительно потоптался у распластанного на камнях тела и, решив дождаться рассвета, стянул с себя рубаху. Разорвав её на длинные лоскуты, он нашарил во тьме тёплые руки и принялся туго связывать их, обездвиживая русалку. Та, однако, не подавала признаков жизни, и, в тревоге замерев, Ниов напряжённо вслушивался в повисшую тишину, пока его чуткое ухо не уловило слабый вдох. Тогда, успокоившись, он накрепко скрутил тонкие кисти и, нащупав мокрые стопы, тем же манером обмотал щиколотки. Усевшись чуть поодаль от тела на плоский прибрежный валун, он вперил глаза во тьму в том направлении, откуда доносилось мерное дыхание, и принялся терпеливо ждать рассвета.
Громкий всплеск воды разорвал предрассветную тишь. Вздрогнув, Ниов подскочил на камне и, чуть не скатившись с него, окончательно проснулся. Сморённый навалившимися напряжёнными часами долгого ожидания, он, должно быть, задремал. Первые рассыпанные веером лучи Рассветного Месяца уже показались из-за дальних скал, золотистыми шпагами рассекая остатки стремительно рассеивавшейся тьмы. Потянувшись, Ниов повернул голову в сторону оставленной накануне пленницы и оторопел. Не веря своим глазам, он неловко поднялся с камня и на затёкших негнущихся ногах, спотыкаясь, заковылял к русалке. Колыхаясь под лёгкими дуновениями утреннего ветерка, нагонявшего прохладу с воды, то тут, то там среди камней валялись клочки срезанных волос, и серебристыми лентами змеились меж валунов отхваченные впопыхах пряди. Небольшая голова речной чаровницы, наполовину лысая, отливала в предрассветных лучах розоватой незагорелой кожей, которая резко контрастировала с грубой морщинистым пергаментом шеи и рук.
Силясь рассмотреть, Ниов склонился поближе, и крик замер у него в горле. Вместо точёной девичьей фигуры, манившей сочными изгибами бёдер и пышной груди, которые врезались ему в память ещё в тот первый раз у реки, когда, презрев одежду, русалка купалась полностью обнажённой, его глаза упёрлись в скрюченные сухощавые старческие мощи, покрытые сморщенной, как урюк, желтоватой кожей.
Раскинувшись на камнях, у его ног лежала ничем не прикрытая старуха, та, что встретилась ему у поповского колодца. Не двигаясь и не дыша, словно закоченевшая мумия, она в жалобном крике приоткрыла увядший беззубый рот, уставаясь чёрными запавшими глазами на скрюченные когтистые пальцы, судорожно сжимавшие последнюю отрезанную прядь. Перекрестившись, Ниов стал медленно пятиться к реке, не сводя глаз с иссохшейся старухи, пока вода не поднялась ему по грудь. Тут он развернулся и, не вспоминая о лодке, качавшейся в затоне на приливной волне, отвернулся и погрёб против течения, словно крыльями огромной мельницы отмахивая широченный гребки, стремясь поскорей уплыть от дьявольской пещеры.
— Да нет тут никакой чертовщины, — рассудил Гордей, расслабленно откинувшись спиной на толстый берёзовый ствол и с наслаждением потягивая холодное пиво из берестяной кружки. Вдвоём с Ниовом они вышли во двор трактира и сидели, удобно устроившись в тени разросшегося дерева, спасаясь от палящего зноя на охлаждавшем травянистом покрывале. — Ты ж волосы-то ей пообкорнал, вот она силу свою и потеряла. А вместе с ней и молодость. Все ж знают, что русалки вечно юными ходят да не стареют, чтоб добрых молодцев в свои сети завлекать. В кудрях у них всё колдовство спрятано, а как ты ей пряди-то поотрезал, стало быть, чары-то с неё и спали, вот она обратно старухой и обернулась.
— Ворожба всё это дьявольская, — глухо бурчал Ниов, отгоняя от себя навязчивое видение жилистых ссохшихся рук и покрытых старческими бородавками узловатых пальцев.
— Ну а коли так боишься, пойди вон к бабке Зинаиде, она всю правду расскажет, держится ли ещё колдовство али вышло всё, — резонно предложил Гордей, всем своим видом показывая, что тема ему наскучила.
Действительно, с момента своего возвращения в село, Ниов уже в двадцатый раз рассказывал ему о том, что произошло в пещере, при каждом удобном случае норовя задать свербящий в подсознании неотступно мучивший его вопрос:
— Как думаешь, кончились чары-то все, или, раз я русалку загубил, теперь она мне с того света являться станет?
Привыкший рассуждать разумно и будучи от природы реалистом до мозга костей Гордей с ходу заявлял, что коли уж русалка испустила дух, то и взять с него больше нечего, а на том свете ей не до
