слушать мне нравится. Ему двадцать один, он младше меня на пару лет, а как будто на сотню. Сапсан кажется ребенком, несмотря на щетину и широкие плечи, ибо взгляд у него чистый, открытый, любознательный, как у дитя. Мне не верится, что он понимает всю опасность пути и встречи с ниадами. Я бы оставила его и Рутила в Крифе, но решать не мне.
На дорогу, ведущую к городу, мы выходим внезапно. Лес просто расступается, и, поднявшись на пригорок, я вижу первые стены. До них еще далеко — к ночи не добраться. Сам Туман решает вернуться обратно в лес и отдохнуть. Не имеет значения, где разбивать лагерь — здесь или ближе к стенам: в город получится зайти только завтра. Пока Рутил выискивает хворост для ночного костра, я брожу вокруг, собирая травы. Все, что получится обменять на монеты в Крифе, — мне по-прежнему нужна новая куртка — запихиваю в сумку, где уже лежат два мешочка с порошком земных звезд.
В этот вечер я остаюсь у костра, перебирая корешки и листья, а не ухожу лежать на земле в одиночестве и тишине да смотреть в небо. Все еще чувствуя себя неуютно, слушаю их ленивые разговоры, Туман рассуждает, что первым делом нужно сменить лошадей, потом пополнить запасы соли, жира, заштопать прохудившуюся одежду.
— В Крифе пробудем день, не больше, — подытоживает он и смотрит на меня.
Утром я склоняюсь перед лошадью, благодарю ее за труды, говорю, что грядет пора прощаться.
— Можем забрать ее по пути назад, — почему-то предлагает Туман, проходя мимо, смеется надо мной. — Будет у тебя два ручных зверя.
— Кала не домашняя курица, — скупо отвечаю я и усаживаюсь верхом. Дожидаюсь остальных, и мы снова поднимаемся на пригорок, за которым дорога в город, и движемся к первой стене.
Я чувствую нутром, скулящим, словно Кала с занозой в лапе, — здесь опасно. Тяну лошадь за поводья, веля остановиться, расправляю ладонь, чтобы услышать. Я жду, знаю, что услышу. Знаю. Порыв ветра несет ко мне звуки, чужие слова, сказанные там, за стеной, не сегодня, а несколько дней назад. Слова, застрявшие в воздухе, становящиеся тише с каждым мгновением, теряющиеся в шуме, но никогда не исчезающие бесследно. Время все хранит.
«За любые сведенья о ней плачу золотом. За нее саму, живую и невредимую, заплачу оружием».
Сильно сжимаю кулак, стремясь избавиться от звуков. Пусть будет тихо.
Нужно что-то иное, чтобы отвлечься, чтобы слова Ардара не разорвали меня, я почти забыла, как это непросто. Под пальцами чувствуется шрам. Провожу другой рукой по рубцу сверху, закрываю глаза чтобы не видеть стен. В город нельзя. Лучше дать Туману снова разорвать мне ладонь, чем пройти по улицам, где Ардар был совсем недавно. Я готова отказаться от обещания, готова снова висеть на крюке в тюрьме палача, согласна сорваться в бега, не есть, не пить, истекать кровью, стонать от боли, но в город нельзя.
Кто-то касается моего локтя, и я открываю глаза, боясь увидеть его.
— Жрица? В чем дело? — Сапсан отодвигается от меня, он смотрит, не понимая, взволнованно. Обвожу взглядом вернувшегося Тумана и поравнявшегося с нами Рутила:
— Я не пойду. — И спешиваюсь, спрыгиваю на землю, надеясь, что она меня поглотит и укроет от беды.
— В чем дело? — Туман, в отличие от Сапсана, спрашивает строго. Я боюсь отпустить лошадь, держусь за ее бок обеими руками, уставившись на гладкую шерсть. Вижу, как подрагивают пальцы, и презираю себя за слабость.
Дыши. Просто дыши.
— Жрица, объяснись, — требует Туман, ступая на землю. Сапсан, помедлив, спускается с лошади, Рутил тоже тяжело приземляется.
— Я не пойду в город. — Совладав с голосом, все-таки нахожу в себе силы посмотреть ему в глаза, на стены позади него. Мне нельзя, лучше оказаться в небытии Смерти, чем в Крифе.
— У нас был договор, ты сама выбрала, — Туман напоминает об обещании, будто я когда-то забывала свои клятвы. Складываю руки на груди, пряча противную дрожь. В горле сухо.
— Был и остается. Я буду здесь.
— Нет. — Качает головой Туман. — Мы все пойдем.
— Нет.
Он замирает, равно как и я. Никто из нас не собирается уступать. Туман считает, что я способна сбежать, и в этом прав, но никакая сила не заставит меня пройти через стены, думаю это он тоже понимает. Кто как не он должен знать, что меня не страшат удары и раны. Туман пристально смотрит, прежде чем ответить, и я чувствую — внутри нарастает напряжение. Тяжело давит на грудь извне. Я готова умереть, чтобы не вернуться, я готова убивать, чтобы не встретиться с Ардаром. В злости, клокочущей в горле, не замечаю ничего, ничего не говорю, никому не верю.
Рутил хватает меня за руку и тянет вперед, к городу. Вдоль от плеча до ладони протекает жидкий огонь и вливается в него, заставляя вздрогнуть, отпустить меня и упасть, схватившись за голову.
— Сделай так еще раз, и я выжгу твой разум, — жарко шепчу ему, чуть склонившись. Тело еще горит от всплеска огня, дрожат губы, и где-то далеко удивленно скулит Кала. Все, сжавшись, скукожившись, обугливается от горящей ненависти, заполняющей пустоту.
Сапсан отчаянно смело шагает ко мне, собираясь атаковать.
— Стой, — велит Туман, удерживая его жестом. — Она напугана. Боится и потому борется.
— Глаза… — шепчет Сапсан, и я отворачиваюсь.
У меня достаточно огня в крови, чтобы сжечь целый город, я собираю его, берегу, прячу, и иногда он горит в глазах.
— Что тебя пугает? — тревожно говорит Туман.
Я не боюсь Богов, пыток и Смерти, он это знает.
Сапсан медленно подходит к Рутилу, помогает тому подняться.
Я кладу ладонь на грудь, под ключицей, пытаюсь усмирить жар. Рывком вытаскиваю флягу с остатками воды и залпом выпиваю до дна. Метал под пальцами теплеет и гнется, но внутри сердце уже остывает. Моя ненависть более не жжет.
— Жрица, — зовет Туман. — Я могу тебя защитить, — обещает он, и мне становится смешно. Обернувшись, я улыбаюсь дико и нелепо, с остатками злости на губах.
— Мне не нужны твои пустые слова, Волк. В город я не зайду.
— Проклятье, что это было? — громко спрашивает Рутил, продолжая держаться рукой за висок. — Ты меня заживо жгла, — зло произносит он.
— Ты не пострадаешь, — раздраженная собственным поведением, я не сдержана и груба. Отмахиваюсь от Рутила и даже отступаю на пару шагов.
Туман, осознав, что мне легче извергать огонь как вулкан, чем пройти через Криф, задумчиво оглядывает всех, лошадей и путь до города.
— Останешься с ней, — он велит Сапсану, решая разделиться. —
