а ты всё загадила, паршивка! Ты знаешь, что я с тобой сделаю, а? Отвечай, дрянь! – хлесткая пощечина и короткий вскрик стали последней каплей. Да ты ж моя хорошая, какая замечательная начальница. Жаль только невнимательная, остальные-то служанки давно меня заметили и затаили дыхание, стараясь сделаться как можно меньше. Нет, волосы у меня уже не пылали, но движение воздуха вокруг, как от горящей свечи, я уловила.
– И что же вы с ней сделаете, позвольте узнать, мадам Зарина? – красней, моя дорогая, красней.
– Госпожа, я… – краснота на лице обернувшейся экономки перетекла на шею и руки. Надеюсь, ей сейчас весьма жарко.
– Ты решила, что можешь угрожать моей помощнице за то, что ей стало плохо? Или, может, ты решила, что твои крики и рукоприкладство помогут ей почувствовать себя лучше? – шипеть я тоже умею, научилась у гадюк в гастролирующем серпентарии. Гадюкам было весело, мне – познавательно.
– Госпожа, я не... госпожа… госпожа Маргарет! – сорвалась эта змея, обмахивая себя ладошками. Оп, пожалуй, достаточно. Резкое повышение температуры тела хорошо в меру, тепловой удар нам тут не нужен. Экономка привалилась к перилам и тяжело дышала, как курящий марафонец, решивший подымить на бегу.
– Мира, идти можешь? Калиса, вызови лекаря, – отдала распоряжение и подняла камеристку. – Дорогая, цвет свежего салата не сочетается с серым, – укоряюще сказала девочке, а сама вспоминала, какой запах усмиряет тошноту. По всему выходило, что действительно мята, так что и отвар пригодится.
А через полчаса лекарь водил странным камнем по всей Мире, диагностируя ее состояние. Я нетерпеливо стучала каблучком домашних туфель и помешивала мятный чай, щедро сдобренный медом. От волнения, нарастающего с каждой минутой, чай казался все привлекательнее и привлекательнее, так что пробегавшая по коридору Калиса помчалась за новой чашкой.
– Открой рот, – лекарь протянул ложку с густым зеленым сиропом, не обращая внимания на скуксившееся лицо моей служанки.
– Горькое, – скривилась Мира, но послушно проглотила субстанцию.
– Дам конфету, – не раздумывая, пообещала я ребенку. Мне ли не знать, какими ужасными могут быть лекарства. В детстве выпить таблетку левомицетина превращалось в пытку: глотать сложно, жевать – горько, никакое варенье вприкуску не спасало. Бр-р-р, как вспомню, так вздрогну.
– Я бы на вашем месте не увлекался сладким, у ребенка может быть аллергия, – вздохнул доктор и сложил в саквояж диагностический артефакт, сироп и трубку для прослушивания легких.
– Да вроде не наблюдалось аллергий, – рассеяно сказала я, принимая чай от прибежавшей горничной. Торопливый поклон и девушка ускакала обратно, делая честь своему профессиональному рвению. Ну или желанию поесть, полдень на часах как-никак.
– Разумеется, сейчас ничего не наблюдается. Но, тем не менее, лучше не рисковать. С больным малышом потом намучается, детей ведь так и тянет к сладкому, сложно удержать, – закончил доктор и встал.
Да ну нафиг. Что?!
– Ничего страшного, обычное женское недомогание, как на сносях и бывает, – вынес вердикт лекарь. – Больше овощей, поменьше таскать тяжестей, а там, даст Мир, и ребенок здоровый родится, и с роженицей все нормально будет. Всего доброго, леди Маргарет. Вы уверены, что сами чувствуете себя хорошо?
Нет, не хорошо. Совсем не хорошо. Какого дьявола, Мира?
Я устало прикрыла глаза. Ну да, какая в этом веке контрацепция. Дай бог, если есть что-то вроде противозачаточных или подобной природной химии, но о презервативах и знать никто не знает, а ведь это первая подростковая защита в большинстве случаев.
– Да, господин Фредерик, всё замечательно. Всё просто прекрасно, – скрип зубов заставил служанку вздрогнуть. – Я провожу вас.
На зависшую Миру старалась не смотреть. Сейчас, милая, две минуты и я вернусь, обниму и все будет хорошо. Но сейчас дай мне эти две минуты, чтобы молча от души выматериться и упомянуть всю твою родню до седьмого колена.
– Ну, – сказала я, прикрыв за собой дверь. Камеристка продолжала сидеть на кровати, молча глядя в стену. – Как ты себя чувствуешь?
– Госпожа откажется от меня? – безэмоциональным эхом произнесла Мира, по-прежнему не сводя глаз со стены. Я глубоко вздохнула. Да, раньше в таких случаях не церемонились. Беременность служанок – их забота, господам доставлять неудобство нельзя. Но ты еще даже не совершеннолетняя, девочка!
– Ни в коем случае, – я перехватила служанку за плечи и прижала к себе. Ответом мне был тихий всхлип и подол платья стремительно намокал, впитывая отчаянные, но тихие слезы малышки. Бог ты мой, повезло так повезло! У меня в жизни не было дочери, а уж беременной дочери тем более. Ну и что мне теперь делать с этим цыпленком, доверчиво прижавшимся к моему животу, выплакивая всю душу?
Внезапное ощущение, будто на меня вылили ушат ледяной воды, пронеслось по телу. Господи, а если бы ее сослали фиг-пойми-куда-на-север? Маленькую, беременную, такую хрупкую и немного ранимую. Ёлки-иголки! Как бы она там выжила одна?
– Госпожа? – подняла голову Мира, а я перестала стискивать её в объятиях. Покрасневшие от слез глаза и нос, из которого текло, прямо говорили – пора умываться, девочки, пора.
Первый раз я не знала что сказать. Девушка сидела за моим столом и пила теплый чай, помаленьку слизывая мед с ложки. Соглашусь, так вкуснее. Наверное, нужно было как-то поддержать, сказать хотя бы несколько слов… но я не могла. Наверное, сама еще не отошла от шока, поэтому Мире досталось только поглаживание по голове, а мне – лихорадочные мысли.
Служанки живут в общей комнате на первом этаже, где каждая из женщин имеет свое койко-место и маленькую тумбочку для личных вещей. В пять утра слуги встают, в одиннадцать вечера ложатся, едят в среднем два раза в день. Кормят в поместье довольно хорошо и прислуге положено не менее трех приемов пищи, но, как это обычно бывает, пока не сделаешь норму, на обед или ужин не пойдешь, а твою порцию никто оберегать не будет – поделят по-тихому, если не присутствуешь. Такие себе условия для будущей матери.
– Апчхи! – я вдохнула побольше пыли и от души с наслаждением чихнула. В носу свербило с тех пор, как порог новой комнаты остался позади, а света вокруг было так мало, даже посмотреть не на что.
– Вот и приводили всё в порядок ко дню вашего рождения, – объясняла Мира, споро протирая стекло мыльной тряпкой. Солнечный
