этикета предписывают и вовсе не заметить конфуз. Гарет ничего не спрашивает.
Рыжуха, не отпуская Медведя, аж голову выворачивает:
— Неужто поняла, как дома хорошо жилось? А то всё нос воротила. То не так, это не так.
Кто бы сомневался, рыжуха не упускает возможность уколоть. Только вот эту возможность я дала ей нарочно.
— День прошёл, а кажется, что вечность. Я так соскучилась! Мне нужно умыться, — я часто-часто моргаю. — С вашего позволения!
Позволения я разумеется не жду.
Отпустив Гарета, я приказываю одной из служанок:
— Проводи меня, — обидно, что я не запомнила имён, только лица. Я выбрала девочку, которая мне сочувствовала и пыталась отдать саквояж с вещами первой необходимости.
— Да, госпожа! То есть, леди. Простите…
— Мне было приятно услышать старое обращение, — заверяю я.
Остановить меня рыжуха уже не может.
Всё, что она может — это упасть мне на хвост.
Я пытаюсь уйти как можно быстрее, чтобы эта светлая мысль не посетила её голову.
Куда идти? В моём плане есть одна большая дыра — я совершенно не ориентируюсь в доме. Как мне найти свою спальню?
Собственно…
Для убедительности я всхлипываю ещё раз и, как только мы скрываемся за поворотом, утыкаюсь служанке в плечо. Мне самую малость жаль обманывать, но лучше так, чем я в лоб заявлю о своём беспамятстве.
— Отведи меня в мою комнату, — прошу я.
— Госпожа ещё вчера приказала всё прибрать…
— Проводи, — повторяю я и всхлипываю громче.
Служанка сдаётся.
Бережно поддерживая меня, она ведёт в нужную сторону, а я продолжаю изображать душевное расстройство, чтобы не возникал вопрос, почему я сама не могу дойти до спальни.
Рыжуха почему-то не объявляется. То ли придёт позже, то ли Гарет её перехватил. Сомневаюсь, что она добровольно оставила меня без присмотра.
— Вот, госпожа, пришли.
— Умыться, — прошу я.
Это вчера нельзя было выносить багаж, потому что в храм на свадьбу с чемоданом не ходят. А сегодня никакого храма. Сегодня я вынесу всё, до чего дотянусь.
Лишь бы рыжуха не подрезала на взлёте…
В комнате я отпускаю горничную, оглядываюсь. Рыжуха знала, что по традиции новобрачная посещает отчий дом с визитом на следующий после свадьбы день, не могла не знать. Однако она поторопилась стереть любые следы моей жизни в комнате.
С кровати убрано не только бельё, но и матрас. Столешницы тумбочек и комода пустуют.
Поколебавшись, я всё же трачу время на умывание. Надо же оправдать легенду. А ещё убедиться, что в уборной тоже шаром покати.
Я возвращаюсь в комнату и с видом ностальгического страдания провожу по столешнице трюмо, заглядываю в ящик.
— Всё убрали, госпо… то есть, графиня, конечно. Простите, глупую.
— Ты можешь звать меня госпожой, — задумчиво соглашаюсь я.
Были у меня мысли найти украшения, а лучше бы готовый саквояж, который рыжуха у меня перехватила. Но раз нет, то…
Я обхожу комнату по дуге и останавливаюсь около гардеробной.
Не знаю, почему рыжуха терпеть не может Даниэллу, но это и не важно сейчас. Важно, что рыжуха жадная. Вычистить ящик комода и забрать мелочёвку легко. А что насчёт одежды? Рыжуха слишком жадная, чтобы выбросить, не так ли?
Рывком сдвинув створку, я… не нахожу ничего.
Так вот почему рыжуха не последовала за мной.
— Ваши платья упаковали, графиня, в ваше приданое.
— Вот как?
Какой смысл собирать приданое, которое не собираешься передать? Медведь всё же выполнит обязательства? Кажется, он капельку лучше, чем я о нём думала.
— Мне уже лучше, пойдём обратно.
Мебель я при всём желании не вынесу. Да и зачем мне мебель? В продажу или на дрова… Чушь.
Она мнётся…
И всё же решается:
— На севере очень плохо, графиня? Вы уж поговорите с батюшкой…
— Его сиятельство очень добр ко мне, — улыбаюсь я.
Да, добр. Ведёт себя предупредительно, искренне сожалеет о своём положении. Распространяться о проблемах я не буду. И тем более я не буду рассказывать о синих чешуйчатых демонах с птичьими клювами.
Не позволив служанке развить разговор, я выхожу в коридор. Девочка выглядит разочарованной, она с сожалением вздыхает, но продолжать не осмеливается.
— Это замечательно, госпожа!
— Я расскажу тебе про север в другой раз. Я видела только храм и дом, — улыбаюсь я. — Ещё скалистый обрыв и море до самого горизонта.
Девочка расцветает ответной улыбкой.
Сейчас спросить, где батюшка принимает графа? Лучше позже, иначе девочка назовёт комнату, а я мне название ни о чём не скажет.
Я старалась запоминать, и мне удаётся вернуться к парадной лестнице.
Я сворачиваю в тот коридор, в который Медвель увёл Гарета и иду, изображая грусть и задумчивость. Я решила не спрашивать, а пройти коридор. Надеюсь, у правильной двери служанка меня просто окликнет.
Так и происходит:
— Графиня? — удивляется она. — Все в Белой гостиной.
— Оу… Забылась. Спасибо.
Горничная предупреждает обо мне стуком в дверь, распахивает створку и я вхожу.
Почему гостиная Белая, очевидно с первого взгляда. Интерьер выдержан в белом цвете, разбавленном кричащей позолотой. На мой вкус… довольно стильно, хоть и с претензией. Батюшка, рыжуха и дорогой супруг расположились в белых мягких креслах. На низком столике сервирован то ли чай, то ли кофе, то ли ещё какой-то неизвестный мне напиток.
Столик стеклянный…
Я замечаю хрустальную вазу, коллекцию стеклянных фигурок на каминной полке.
Только у меня ассоциация со снегом и льдом? Я не верю, что Медведь создавал интерьер ради графа, но в то, что выбор комнаты не случаен, тоже не верю. Только я не могу понять, зимняя атмосфера — это дань уважения или попытка напомнить о бесплодности родовых земель и тем самым унизить?
— Даниэлла, — граф с улыбкой поднимается с кресла.
Медведь перекашивается в гримасе.
По поводу чего он негодует? А, понятно — он всё ещё купец и тоже вынужден встать. А следом и рыжуха вскакивает.
— Ваше сиятельство, — я неловко приседаю. — Батюшка.
Приблизившись ко мне, Гарет подаёт мне руку и галантно провожает до кресла. На столе меня ждёт пустая чашка и, опережая горничных, Гарет сам наливает мне напиток из давленых красных ягод.
Рыжуха кривится. На меня смотрит с гневом, на Гарета — с презрением.
А вот Медведь выглядит довольным.
И на графа поглядывает с превосходством… Неужели путает галантность с лакейством? Пфф!
