что я словно ощутила прикосновение к телу.
— Нарвать мыльнянки, — я указала рукой на растение. Делаю вид, что не вижу этих взглядов и не понимаю, к чему клонит мужчина.
— О нет, красотка, лучше давай выбирайся из воды, потолкуем, — и усмешка одним уголком рта, да такая мерзкая, что я просто уже не в состоянии прикидываться дурой и не понимать, о чем речь.
— Не могу, работы еще много, — я захожу поглубже в воду.
— Ну я подожду, — усмехается мужчина и присаживается на травку на берегу около моих вещей.
— Ну, жди, — я продолжаю рвать мыльнянку, а сама лихорадочно соображаю, что же делать. Трава как бы не бесконечная, и уже спустя полчаса я вычистила весь берег, изрезала руки так, что живого места не осталось. А Алекс уже полулежит, опершись на локоть и беззастенчиво глазея на меня.
— Долго ты еще? — снова эта усмешка, которую хочется стереть с его лица увесистой затрещиной.
— Помог бы, и быстрее б дело пошло, — я сделала вид, что несу к берегу все стебли растений, что до этого времени закидывала на плечо.
— Руку подать завсегда могу, — усмехается мужчина и действительно протягивает руку в мою сторону. Я же перекладываю ему в руки стебли растения, а у парня даже рот от удивления открылся. Не ожидал он, думал, что я так быстро сдамся.
Пока Алекс отвернулся, чтобы сложить мыльнянку в общую кучу, я спешу как можно дальше уйти в воду. Мужчина повернулся и ошарашенно разводит руками, увидев, что я вернулась в воду.
— Ты же понимаешь, что отсиживаться в воде ты долго не сможешь? — мужчина даже сделал несколько шагов в воду. Но, замочив сапоги, зайдя по щиколотку, решил, что залезть в воду — это уже слишком и он может спокойно дождаться меня на берегу.
— Я не отсиживаюсь, я хотела искупаться, — а у самой уже ноги ледяные и, уверена, что и губы синие от холода.
— Ну-ну, как замерзнешь — выйдешь, никуда не денешься. А тут я уж постараюсь тебя согреть, — и парень подмигивает мне.
Я решаю поплавать, чтоб согреться, и это стало моей самой главной ошибкой. Оттолкнувшись от берега, я даже смогла проплыть метров пять. Как почувствовала, что ногу сводит судорогой. Я пытаюсь встряхнуть ногу, но практически ее не чувствую. Разворачиваюсь и пытаюсь ущипнуть себя. Но у меня ничего не выходит, я только кульбит в воде сделала и первый раз ушла под воду с головой. Выныриваю, заполошно дыша, и, отфыркиваясь водой, пытаюсь крикнуть, позвать на помощь, но ноги словно сковало. Чувствую, что и вторая нога отказала. Теперь они стали словно каменные и тянут меня ко дну. Пытаюсь грести к берегу, но не выходит. От страха и паники я забыла все, что нужно делать в таких случаях. Ухожу под воду и снова выныриваю. И снова ухожу.
Меня, как котенка, выуживают из-под воды и, перехватив поудобнее, буксируют к берегу. Состояние полуобморочное, но я понимаю, что мой спаситель — это не Алекс. Габариты не те. Не брыкаюсь и не ерепенюсь, чтоб не мешать спасать меня. И лишь оказавшись на берегу, окидываю взглядом мокрого Антонио. Рубашка прилипла к телу, очерчивая каждую грудную мышцу, мокрые волосы разметались по плечам, а запах бергамота и морского бриза усилился.
Мужчина крутит меня, как куклу, и, перекинув через колено, заставляет выплюнут все воду, что я проглотила. После этого становится чуток легче.
— Ты че лезешь в воду, если плавать не умеешь?! — меня встряхивают, как тряпичную куклу, а потом неожиданно прижимают к себе, и я вдыхаю этот дурманящий аромат. Он наполняет легкие, и я становлюсь словно чумная, опьяненная этим запахом.
— Я умею, — с трудом проталкиваю слова, так как горло дерет и даже говорить больно.
— Что ты умеешь? — мужчина отстраняется и с непониманием смотрит на меня. — Если бы я не почувствовал что-то неладное из-за твоего долгого отсутствия, то ты бы утонула! — и снова меня встряхивают, а я пытаюсь возмутиться. Мне даже удается отстраниться от широкой мужской груди, потому что его близость сводила с ума, и единственное, что хотелось, — это прижаться к мужской груди и попытаться надышаться невероятным природным мужским ароматом.
— Я из-за это придурка Алекса из воды не вылазила, вот и переоценила свои силы. Судороги начались, — мямлю еле слышно.
— Какого Алекса? — и мы синхронно оборачиваемся и смотрим по сторонам. Но его и след простыл, как только запахло керосином. Он даже не попытался меня спасти, просто смылся, чтоб потом, если что, не иметь к этому никакого отношения.
— Того самого сына Роджера, — вдруг понимаю, что я в своем самодельном белье, Антонио в мокрой одежде, сижу у него на коленях, и мы практически обнимаемся. Становится жарко, и щеки заливает краска смущения. Мужчина тоже понимает, что ситуация, мягко говоря, двусмысленная, и шарит взглядом по берегу в поисках моей одежды, но ее нигде нет. Неужели этот придурок прихватил?
Нет, рубашка и платье нашлись в кустах. Видимо, когда он понял, что я тону, то просто бросил платье куда придется, а сам драпанул. Одним словом, слизняк.
— Рассказывай, что у вас здесь произошло, — глава Тайного отдела подал мне одежду, а сам вернулся в те самые кусты. Я боковым зрением видела, что он стягивает с себя рубашку. Наверно, чтоб отжать, потому что вода лилась с одежды ручьем. Пока мужчина отжимает свою одежду, я одеваюсь в свою, быстренько сняв белье и тоже его отжав.
— Я резала мыльнянку, но на берегу она закончилась. Чтобы не намочить платье, я сняла его и зашла в воду, тут-то и показался Алекс, — в двух словах объяснила я все вернувшемуся из-за кустов Антонио. Он выжал вещи и снова их на себя надел. Вода, конечно, не лилась, как до этого, но по-прежнему была мокрой. Нам надо поскорее вернуться во дворец, иначе он заболеет.
— И почему ты не вышла? Он что-то сделал? — мужчина прищурился и внимательно сверлил меня взглядом.
— Нет, не сделал, но я все равно испугалась. Он говорил таким тоном и так, что мне стало страшно, — оправдывалась.
