Да, я поступила глупо, испугавшись мужчину, но я хрупкая девушка. Что я ему противопоставлю? Если б он захотел, то скрутил бы меня в бараний рог, что я даже пискнуть не успела бы. Легко мужчинам рассуждать и искренне не понимать, что тут страшного. Они-то, в отличие от женщины, смогут дать отпор.
— Ладно, идем во дворец, — мужчина собрал с земли все стебли мыльнянки и закинул на плечо.
Шли мы молча. И не потому, что не было тем для обсуждения. Тем было предостаточно. Просто неловкость момента зашкаливала. Антонио хмурился своим мыслям и был смурнее тучи. Я же все не могла отделаться от воспоминаний того, как мужчина прижимает меня к себе. Что это все может значить? Испугался за меня? Скорее всего. Но все равно реакция, как по мне, довольно странная.
За размышлением и анализом действий Антонио я не заметила, как мы пришли во дворец и, естественно, привлекли к себе массу внимания.
— Жди здесь, — командует мужчина. И я послушно жду, провожая его взглядом. Он ушел в боковую дверцу, ведущую на кухню, а я стараюсь не отсвечивать и слиться со стеной, у которой стою. Но не тут-то было.
— Ты кто такая и откуда взялась? — ко мне идет стайка молодых девушек. Довольно красивых молодых девушек. Скорее всего, это те, кого еще не успел окучить Алекс.
— Что тебе надо от господина Маттиоли? — вторит подружке другая.
— Ты что за ним все таскаешься? — тут же вступает в разговор третья.
Остальные просто зло сверкают на меня взглядами и ждут моего ответа. А я от такого напора и натиска немного растерялась.
— Че молчишь? Убогой прикидываешься? — главарь девичьей банды подбоченилась и сделала шаг в мою сторону. Видимо, отмолчаться не получится, и меня успеют поколотить, пока Антонио вернется за мной.
— Девушки, я не понимаю, о чем вы, — слабая попытка прикинуться “шлангом” не прокатила. Девушки сделали еще один шаг в мою сторону, а кто-то даже рукава закатал. Кажется, меня планируют бить. — Я временная служанка.
— Что ты служанка, и так понятно. Явно не в фаворитки метишь с такой-то рожей рябой, — пригвоздила меня к месту тяжелым взглядом главарь этой бабской банды. — Взялась-то ты откуда?
— Да ниоткуда. Искали моего дядю, но он уехал, вот меня и наняли, — то и дело поглядываю на дверь, за которой скрылся Антонио. Жду его и молю, чтоб и в этот раз он успел меня спасти. Но мой жалобный взгляд перехватывает одна из девах.
— Господина Маттиоли ждешь? Ну так вот, он не придет, его кухарка задержит, — уверенно говорит барышня. И я понимаю, что это все было давно продумано и организованно. Просто поджидали, пока я окажусь по какому-то невероятному стечению обстоятельств одна, чтобы поговорить по душам. Или не поговорить. И когда я успела им дорогу-то перейти? По факту я второй день в замке только.
— Девочки-красавицы, неужто вы приревновали? — я делаю самое наипридурковатейшее лицо, на которое способна. Ну а что? Вдруг прокатит.
— Еще чего! К такой чушке рябой ревновать! — глава бабьей банды высокомерно закатила глаза. А вот я чуть на слове “чушка” мыслями своими не подавилась. Я, может, не эталон красоты и, вообще, после того как подгорела на солнышке, не выгляжу на пять баллов, но я точно не чушка. Не знаю, как у кого, но у меня это слово стойко ассоциируется со свинкой. А именно я осматривала этих нимф, и воняло от них из-за отсутствия личной гигиены будь здоров.
— Ну так и чего вы тогда? — я вообще забуксовала, не понимая, что они от меня тогда хотят?
— Любая из нас могла бы занять твоё место, если он служанку искал, — тявкнула одна из девиц с периферии.
— Девочки, просто он очень хороший, понимаете? — на лицах всей банды отразился сложный мыслительный процесс. Это когда прям видно, что в голове крутятся шестеренки. У кого-то быстро, у кого-то очень медленно и со скрипом, так как не привыкли этими шестеренками пользоваться.
— О чем ты? — главбаба нахмурилась. Она, видимо, своими шетереночками пользовалась редко, и теперь ей даже больно стало оттого, что они закрутились.
— Ну, он просто пожалел меня убогую, — и я снова изобразила придурковатость. И, похоже, до девах дошло, что я реально того-этого. На их лицах отразились презрение и даже какая-то брезгливость. Хотя чья корова бы мычала, а вот их немытая и помолчала. — На лицо я неказистая, руки вот ни к чему не предназначены, — и я показала им свои изрезанные ладони. — А он добрый и чисто из жалости и взял меня в услужение.
— Марлен, идем, — из боковой двери показался Антонио. Я его и не увидела сразу, но, боже, как же я рада была его увидеть. Никогда ему так не радовалась, как сейчас.
— Простите, девочки, но мне пора, потом поболтаем, — я мышкой прошмыгнула мимо бабьей банды и пулей метнулась к мужчине.
— А ты что им показывала? — мы шли по коридору, и мужчина заинтересованно смотрел на меня. А затем и вовсе взял меня за руки и посмотрел на изрезанные болючие порезы. — Что с твоими руками?
А у меня с ладонями и в самом деле было все плохо. Пока я была в воде, порезы еще не так чувствовались, так как вода охлаждала, но сейчас они горели, словно я голыми руками угли из костра таскала. Пальцы раздуло, а сами ладони, исполосованные растением, воспалились.
— Это от мыльнянки, — я попыталась освободиться от захвата, но не тут-то было. — Порезалась.
— Ты почему мне сразу не сказала и не показала?! — я даже вздрогнула оттого, как перекосило мужчину и насколько громко он заорал.
— Да как-то к слову не пришлось, — промямлила я. Меня схватили под локоть и потащили по коридорам. Со стороны это выглядело, словно мне сейчас прилетит жесткий нагоняй, и я даже поймала на себе парочку сочувствующих взглядов мимо проходящей прислуги.
Меня притащили к лекарю мэтру Глобе и показали ладони. Он ошарашенно смотрел на них, и я поняла, что от этого прохиндея не стоит ждать
