и всем остальным. Единственное, что тебе не шло, – это коса, которую заплетал Макс Тирош. Не подпускай его больше к себе. Он… все портит.
– О… – выдохнула я, неожиданно ощутив невероятную легкость во всем теле. Будто вот-вот могла бы взлететь.
– Ладно, завтракай. – Блайк показал мне книгу и сделал шаг назад: – А я верну это госпоже Риварке. Увидимся.
Я не смогла ответить, лишь кивнула. Присела, взялась за столовые приборы и принялась за еду. Делать это было тяжело, потому что все внимание сосредоточилось на уходящем Блайке, а в голове то и дело крутилась сцена его разговора с третьекурсниками. И губы постоянно разъезжались в сумасшедшей улыбке.
– Кто-то очень голодный, – ухнул Ряшик. – Взглядом готова сожрать!
Ник как раз завернул за здание столовой, и я встрепенулась, уставилась в тарелку.
– Ты поел?! – рявкнула на рюкзак. – Вот и спи. А то самого голодом заморю.
– Уху, – понятливо ответил Ряшик.
Но рожа осталась жутко ехидной. Что взять с малоразумной нежити?
* * *
Мое прекрасное настроение быстро испортили.
Вместо того, чтобы поставить всем зачеты автоматом, профессор Зигмус решил повторить с «любименькими пятикурсниками» не только теорию по призыву недавно умершей души, но и практику. Я такое ужасно не любила и старалась всячески избегать. Не из-за того, что на процесс уходило много сил. Меня беспокоил откат. Хоть я и училась уже пять лет, все еще не очерствела настолько, чтобы допрашивать свежепочивших, вынужденных вселяться назад в бренное тело, связь с которым еще не утрачена до конца. Нюансов в таких допросах море, удовольствия – ноль. Отвечали призванные назад бедолаги с огромным трудом. Иногда вовсе не могли говорить, и тогда следовало устанавливать опасную ментальную связь с душой. Это было жутковато, сложно и требовало серьезной отдачи. Кроме того, неправильный запрос мог спровоцировать болезненные воспоминания и породить всплеск темной энергии. Но даже если все проходило идеально, некромант обязательно мучился мигренями, ведь души «делились» сильнейшими эмоциями: страхом, унынием, обидой, ужасом, тоской, жаждой мести…
Это потом призраки, если оставались в материальном мире, привыкали к своей сути и приспосабливались кочевать без тела, то появляясь, то исчезая. С некоторыми даже можно было общаться. Но недолго, иначе некромант рисковал собственным психическим здоровьем.
– Тайлер Лачи! – вызвал меня профессор, сохраняя абсолютно невозмутимый вид.
Он знал, как я отношусь к подобным практикам, и – смею утверждать – именно поэтому «расщедрился» на широкий злорадный оскал.
В прозекторской, куда привел нас Зигмус, было прохладно и пахло хлоркой. Здесь обучали лекарей. Собственно, на их острове мы сегодня и гостили.
– Я себя нехорошо чувствую. Наверное, лучше меня заменить, – сообщила, демонстративно опершись на один из двух свободных столов. На третьем – самом дальнем – лежал старик. Он был накрыт белой простыней до головы. Седые длинные волосы свисали по бокам, морщинистое белое лицо выглядело абсолютно спокойным.
– Заменять тебя надо было при поступлении. На нормального некроманта, – покачал головой Зигмус и нетерпеливо поманил пальцем, чтобы шла быстрее. – А теперь поздно. Так что иди сюда. Тело подготовили для вскрытия. Через сорок минут сюда придет стадо будущих лекарей, желающих срочно проверить, что там внутри у бедняги. Будут определять, от чего он умер.
– И я должна добыть правильный ответ раньше них, – закончила за профессора то, что и так понимала. – Но у меня…
– У тебя четверть часа. – Зигмус постучал по циферблату на запястье.
Подобные проверки часто устраивали на четвертом курсе. Тогда же я поняла, насколько мне это не нравится. На пятом году практики сменились на более интересные и менее нервотрепательные, чему я была несказанно рада. До этого дня.
– Приступай, – сказал профессор Зигмус.
– Почему не четвертый курс? – вступилась за меня Сима и тут же мечтательно добавила: – Мы могли бы пойти на старое кладбище в Разломе, и…
– Они приглашали четвертый, – перебил ее профессор, – но я решил, что это важно именно вам. Особенно Лачи. Как пример того, что она будет часто делать в ЦПО ВПМП. Если поступит туда на службу. Допросы найденных свежеусопших и море бумажной работы – это то, о чем мечтает ваша однокурсница. Как ваш любимый профессор, я не мог стоять в стороне и дать Лачи пропустить такую интересную практику.
Я поморщилась. Мне никогда не нравилось купаться в океане иронии Зигмуса. А ему никогда не нравилась моя мечта работать в столице, быстро продвигаться по карьерной лестнице и получать большие деньги. Его мнение я знала давно. Еще на четвертом курсе профессор сказал прямо: «В столице угробят все твои таланты. Из тебя быстро сделают равнодушную марионетку, способную лишь монотонно выполнять одно и тоже и копить на домик с садом во дворе. А ведь у тебя все цветы дохнут, Лачи, зачем тебе сад?»
– Долго ждать? – Профессор потянулся за блокнотом, в который записывал оценки за уроки.
– Давайте я допрошу, – вызвался Макс. – У меня быстро получится.
– Быстро – не всегда хорошо, – ответила ему Сима, вперившись своим немигающим взглядом. – Нормальные люди – такие, как Тайлер, – сначала готовятся, взвешивают свои силы и возможности, а потом берутся за дело. И тогда у них все получается. Потому что они не спешат.
– Ладно, – неожиданно стушевался Макс, отступая за спины других парней.
– Лачи! – прикрикнул профессор. – Хочешь неуд за занятие?
Вздохнув, я поставила на пол Ряшика и принялась вынимать набор для призыва. Для рисовки пентаграммы можно использовать нож, мел или краски. Полы в прозекторской выложены белой плиткой. Я взялась за черную краску. Рисунок выходил аккуратный, контуры четкие – руку за эти годы я набила отменно. Руны, которые следовало применять, всплывали в голове одна за другой, не требуя никаких усилий от мозга. Нас долго учили этому. Дальше в ход пошла моя сила. И тихая просьба простить за призыв.
Честно говоря, я надеялась, что в будущем стану именно такой, как сказал профессор – равнодушной. Потому что вечно сопереживающий всем некромант – это сложно для карьеры в столице.
Меня буквально корежило оттого, что предстояло растревожить душу умершего и рисковать его покоем. Призванный мог заблудиться после ритуала или передумать уходить. Потому следовало вести себя предельно спокойно, внимательно и рассудительно. Я выпрямилась, дважды проверила контуры рисунка и руны. Убедившись, что все сделала правильно, произнесла слова силы, начиная ритуал. Зажгла темным огнем контуры пиктограммы, встала в ногах старика, прочла его имя на бирке и произнесла слова призыва.
Он отозвался нехотя. Шевельнулись узловатые пальцы, дернулись веки. И сразу в помещении стало прохладней.
Из моего рта вырвался клубок пара, когда я приказала непререкаемым тоном:
– Расскажи о последнем воспоминании. Как
