Барнс кинул на него неодобрительный взгляд.
— Пожалуйста, не мог бы ты выказать чуть больше уважения к ритуалу, Дэвид.
Горовиц только пожал плечами. Он помог мне лечь, и, хотя я слишком опасалась остальных, чтобы открыто ответить на его улыбку, надеюсь, в глазах моих он смог прочесть благодарность. Он снова улыбнулся, показывая, что все понимает.
Повернув голову, я наблюдала, как Барнс благоговейно ставит на край стола черный чемоданчик. Другие алхимики собрались вокруг и сложили руки перед собой. Я поняла, что Барнс — жрец. В своей деятельности алхимики в основном опирались на науку, но некоторые задачи предполагали поддержку свыше. В конце концов, наша главная миссия — защищать людей — основывалась на вере в то, что вампиры противоестественны и выступают против воли Божьей. Вот почему жрецы работали бок о бок с нашими учеными.
— Господи, благослови эти эликсиры,— нараспев проговорил Барнс.— Убери налет зла, если таковой имеется в них, чтобы живительная их сила полностью воссияла для нас, Твоих слуг.
Он открыл чемоданчик и вынул четыре маленьких сосуда, наполненных темно-красной жидкостью. На каждом были ярлычки, которые я не смогла прочесть. Твердой рукой, наметанным глазом Барнс отмерил жидкость из каждого сосуда в бутылочку побольше, после чего вынул маленький пакетик порошка и высыпал в ту же бутылочку. В воздухе ощутилось покалывание; содержимое бутылки окрасилось в золотой цвет. Барнс протянул ее Горовицу, который стоял со шприцем наготове.
Все расслабились; торжественная часть осталась позади.
Я послушно повернула голову, подставив щеку. Мгновение спустя на меня упала тень Горовица.
— Немножко будет жечь, но не так сильно, как тогда, когда ее делали в первый раз. Это просто ретушь,— добродушно объяснил он.
— Знаю,— ответила я. Меня уже однажды татуировали повторно.— Спасибо.
Игла уколола меня, и я попыталась не вздрогнуть. И вправду жгло, но Горовиц сказал правду — он не делал новую татуировку, а просто вводил немного чернил в уже нанесенную, возвращая ей силу.
Я решила, что это добрый знак. Возможно, Зое до сих пор грозила опасность, но меня бы не по трудились метить заново, если бы просто собирались отправить на переобучение.
— Пока мы ждем, можете коротко объяснить, что происходит? — спросил отец.— Мне сказали только, что вам нужна совсем юная девушка.
Он произнес это так, будто девушка была лишь расходным материалом. Я подавила волну гнева. Вот и все, что мы значим для отца.
— У нас сложилась непростая ситуация,— услышала я голос Стэнтон. В конце концов я получу кое-какие ответы на вопросы.— С мороем.
Я тихо вздохнула с облегчением. Лучше морои, чем стригои. Любая «ситуация», с которой сталкивались алхимики, всегда касалась одной из рас вампиров, и я в любое время предпочла бы иметь дело с живыми вампирами, а не с убийцами.
Иногда морои казались почти людьми (хотя никому из присутствующих я бы об этом не сказала) и, как и мы, жили и умирали. А стригои, эти не-мертвые кровожадные вампиры, были извращенной ошибкой природы. Стригои появлялись на свет не естественным путем, они возникали тогда, когда стригой заставлял жертву пить его кровь либо когда морой намеренно забирал жизнь другого, выпивая его досуха. Встреча со стригоем обычно заканчивалась чьей-нибудь смертью.
В голове моей прокручивались всевозможные сценарии, пока я раздумывала, что именно побудило нынче ночью алхимиков к действиям. Был замечен кто-нибудь с клыками? «Кормилец» сбежал и разболтал обо всем? Морой попал на лечение к докторам-людям? С такого рода проблемами алхимики сталкивались чаще всего, и именно для решения таких задач меня готовили. Но почему же сейчас для подобного дела понадобилась юная девушка, оставалось загадкой.
— Вы знаете, что в прошлом месяце морои выбрали новую королеву, совсем девочку,— сказал Барнс.
Я отчетливо представила себе, как, говоря это, он закатывает глаза.
Все в комнате утвердительно загудели. Конечно, они знали об этом. Алхимики уделяли пристальное внимание политическим событиям в мире мороев. Было крайне важно знать, что происходит среди этих вампиров, чтобы держать их в секрете от остального человечества (и беречь остальное человечество от вампиров). Такова была наша цель — защищать своих собратьев. Мы были увлечены доктриной «познай своего врага». Девушке, которую морои выбрали своей королевой, Василисе Драгомир, исполнилось восемнадцать лет, столько же, сколько и мне.
— Не напрягайся,— ласково сказал Горовиц.
Я и не осознавала, что напрягаюсь. Я попыталась расслабиться, но, думая о Василисе Драгомир, не могла не вспомнить и о Розе Хэзевей. Я с беспокойством гадала, не поспешила ли с выводами, будто мне не грозит беда. К счастью, Барнс просто продолжал свою историю, не упоминая о моей косвенной связи с юной королевой и ее окружением.
— Ну, это стало потрясением не только для нас, но и для всего их народа. Было много протестов и волнений. Никто не попытался напасть на юную Драгомир, наверное, просто потому, что ее слишком хорошо охраняли. Вот почему враги нашли обходной путь — ее сестру.
— Джил,— вырвалось у меня.
Горовиц поцокал языком, журя меня за то, что я шевельнулась. А я тут же пожалела о своей осведомленности насчет мороев и о том, что привлекла к себе внимание. Тем не менее в голове у меня промелькнул образ Джиллиан Мастрано — высокой, раздражающе стройной, подобно всем мороям, с большими бледно-зелеными глазами. Глаза эти как будто всегда были встревоженными, и для тревоги имелись веские причины. В пятнадцать лет Джил выяснила, что она незаконнорожденная сестра Василисы, стало быть, единственный член королевского рода помимо самой Лиссы. И Джил была связана с тем делом, в которое я впуталась нынче летом.
— Вы знаете их законы,— продолжала Стэнтон после короткого неловкого молчания.
В ее тоне ясно угадывалось общее мнение алхимиков по поводу моройских законов. Выборная монархия? Это было чушью, но чего еще следовало ожидать от таких противоестественных созданий, как вампиры?
— Василиса не может оставаться на троне, если не будет иметь еще хотя бы одного члена семьи. Поэтому враги решили — если они не могут убрать саму королеву, то устранят ее сестру.
По моей спине пробежал холодок от того, что означали эти слова, и я снова, не подумав, подала голос:
— Что-то случилось с Джил?
На сей раз я хотя бы выбрала момент, когда Горовиц заново наполнил шприц, поэтому не рисковала испортить татуировку.
Представляя себе порицание в глазах отца, я прикусила губу, чтобы больше ничего не произнести. Принимая во внимание мое шаткое положение, меньше всего на свете мне хотелось бы выказать участие к морою. Я не питала сильной привязанности к Джил, но мысль о том, что кто-то пытается убить пятнадцатилетнюю девочку — ровесницу Зои,— была невыносимой, к какой бы расе ни принадлежала эта девочка.
