Высокая стройная девушка с большими раскосыми синими глазами и золотистыми волосами, заплетенными в тугую косу, спускающуюся до ягодиц. Высокие скулы и прямой нос с небольшой россыпью веснушек на нем. Золотистая кожа характерная для всех стерхов и мягкие пухлые губы сейчас сжатые в твердую горестную линию. Острые оттопыренные уши расположенные чуть выше характерной для людей височной линии могли двигаться как у животных, ловя малейшие звуки, и твердый упрямый подбородок. По меркам стерхов я не красавица, но весьма привлекательна, а мнение остальных видов и рас меня не интересовало. Да и не часто я кого-то из них встречала. Все мое время было занято боевой и охотничьей подготовкой и учебой. Провела рукой по теплой меховой безрукавке, достигающей середины бедер, под которой были надеты две нижние рубашки и теплый шерстяной короткий кафтан. Из такой же синей шерсти на мне были одеты теплые узкие штаны, заправленные в высокие сапоги на толстой подошве и со шнуровкой. Я их специально одела, собираясь в горы. Путь до Рассвана неблизкий и весьма неудобный из-за камней и мелкой горной породы. Безрукавку опоясывал ремень, к которому крепились тонкий узкий клинок, сделанный специально для меня, и небольшой кинжал для разных мелких нужд. Им легко было разделывать еду или перерезать вражеские глотки. Ими обоими меня хорошо научили пользоваться. Хотя я еще ни разу не использовала их против разумных существ, наверное, сейчас пришло время и, надеюсь, у меня не дрогнет рука в ответственный момент. Одев кожаные лямки рюкзака на плечи и оценив его вес, вышла из комнаты и направилась в цитадель к общему сбору.
Вереница лошадей, повозок с общим скарбом и провизией на пару ближайших месяцев тянулась ужасающе медленно. Мужчины и женщины подавленные происшедшим смотрели тусклыми, жуткими в своей пустоте глазами и словно чьи-то марионетки скупо передвигали конечностями. Дети молча сидели на телегах, в их глазах светился страх, непонимание и блестящие непролитые пока еще слезы. Мама промчалась мимо меня, направляясь к началу каравана и холодным приказным тоном, которому не в силах был кто-либо не подчиниться, заставила всех поторопиться и шевелиться быстрее. Уже смеркалось, но об остановке никто даже не задумывался. До границы с Рассваном еще несколько часов ходьбы и то, если мы сможем сохранить эту скорость. И все же пара тысяч взрослых мужчин, женщин и несколько сотен детей разного возраста не могли передвигаться без остановок и различных неприятных задержек. Но старались все, потому что каждый из них знал, что наступает нам на пятки. Каждый видел это в глазах у соседа - смерть!
Кажется, я задремала, потому что когда моя лошадь неожиданно дернулась, попав копытом в ямку, чуть не вылетела из седла. Протерев глаза, заметила, как алая заря поднимается из-за верхушек горных вершин, окрашивая белоснежные шапки кровавыми красками. Плохой знак! Вокруг раздавалось тихое бормотание, детские всхлипы, скрип подпруги и нагруженных телег. Обвела взглядом окружающее пространство: тяжелые, хмурые лица мужчин, подгоняющих телеги и отстающих; светлеющее небо, постепенно разгоняющее темноту с тропы, и уползающие в глубину леса тени. Мы практически возле границы, осталось всего пара часов пути, после нее можно немного отдохнуть и уже не торопясь двигаться к закрытому и священному для нас городу. Рассван наше родовое гнездо, откуда произошли все стерхи. Место, где проводится обряд слияния и свадебные или поминальные службы.
Место, где теперь в течение многих веков нам придется возрождать наш народ. Только вопрос удастся нам это сделать или нет? И как это вообще сделать в свете грядущих событий, о которых я боялась даже думать.
В воздухе повисло странное напряжение, от которого у меня затрепетало сердце и застыли все мышцы тела. Подъехала мама и зачем-то спешилась, с тревогой оглядываясь вокруг. Повернувшись ко мне, она открыла рот и уже хотела что-то произнести, как в следующий момент ее выгнуло дугой, не дав начать слово. Вслед за этим раздался душераздирающий крик женщины, потом еще и еще один, ему вторил мамин надрывный хрип. Она словно сломанная игрушка рухнула на землю и, еще пытаясь задержаться со мной хоть секунду, прошептала, закрывая мутнеющие глаза:
- Вот и все, родная, мы с отцом вместе уходим к Вратам смерти. Прости нас за то, что бросаем тебя одну и помни - наша любовь всегда с тобой. Прощай, любимая...
Упав рядом с мамой на колени, гладила ее по щекам, надсадно рыдала не в силах сдерживать рев тоски и боли. Через пару минут, проведя рукой по любимому лицу, поняла, что ее дух улетел, стремясь к любимой половинке, которая уже, наверное, заждалась у темных врат. Пройдя их вместе, они обретут покой и надежду на второе рождение, если я справлюсь со своей задачей.
Тело и душу рвала на части боль. Не только моя, но и всех кто окружал меня в этот момент. Ведь теперь я - чувствующая, я - хранящая, я - проводник во время слияния и духовная сестра каждого стерха. Как только дух матери покинул ее тело, я автоматически заняла ее место, такова моя судьба и предназначение, и мой долг как последней хранительницы расы стерхов. Поднялась на ноги и словно со стороны наблюдала всеобщий хаос, который творился вокруг. Многие, многие женщины падали словно скошенные невидимой косой, те кто сидели в повозках заваливались на бок, и все они соединяли свой последний вздох с криком тоски и боли, таким образом прощаясь с еще живыми и возвещая своим мужьям, ушедшим с поля битвы к темным пределам смерти, что они спешат на встречу с ними. Дети выли от страха и непонимания того, что твориться вокруг, а мужчины... Оставшиеся в живых мужчины с каждым новым предсмертным криком все больше мрачнели и сгибали головы, так сильно на них давили очередные проводы близких, родных, боевых друзей или просто осознание, что они за все теперь в ответе. За еще живых и уже мертвых, за всех детей, которые сегодня остались сиротами и за их не слишком светлое будущее. Которое тонкой призрачной дымкой витало где-то совсем уж далеко, все больше истончаясь и сверкая прорехами неопределенности.
Страх, ужас и дикая боль терзала дух и тело, сознание пока не могло справиться со всем этим и поэтому чуть отстранилось от беснующейся вокруг реальности, память отчетливо все фиксировала, не пропуская ни единой мелочи, чтобы потом годами не давать забыть, а ночами спокойно спать. Чтобы обещание, которое я дала матери, сохранить свой народ, смогло исполниться, долг и ответственность отгородили меня от надвигающегося всеобщего безумия. Остальным я, наверное, казалась застывшей статуей, но сама себя я воспринимала каменным истуканом, глубоко внутри которого бился в ужасе мой дух и скулила от страха моя животная половина. Словно в клетке, без надежды обрести свободу. Боль, терзавшая меня, закончилась через пару часов, хотя мне показалось, что прошла вечность в тот момент когда она утихла, оставив после себя выжженную пустошь. Я смогла прийти в себе еще через пару мгновений, когда сознание, наконец, решилось вернуться назад и осмыслить то, что творилось вокруг меня.
